Белладонна

— Верите в меня? Но почему? — спрашивает она. Ее глаза заблестели. — Посмотрите на меня. Кто я такая? Никто. И уж конечно, не женщина. Я никому не сделала ни добра, ни зла, я ничто и всегда была ничем, с того дня, как вы меня встретили. Я не знаю, как жить на свете. В душе у меня нет ничего, кроме ненависти.

— В этом вы тоже ошибаетесь, — отвечает он. — Вы прекрасная женщина. И в вашей душе множество разных чувств. Я и слушать не стану, если вы начнете отрицать, что любите свою дочь, своих друзей, что беспокоитесь о тех, кто вас окружает, сострадаете им.

— Это не одно и то же.

— Совершенно одно и то же. Вы можете сгорать от ненависти к одному человеку и в то же время горячо любить другого.

— Но зачем? — восклицает она. — Зачем все менять? Почему вы просите меня именно сейчас?

Милая моя Белладонна, прошу тебя, посмотри на него. Он умирает у тебя на глазах, а ты не хочешь этого замечать.

— Я устал, — говорит он. — Но мое сердце еще не истрепалось.

Он говорил нечто подобное и прежде, в Мерано. Но тогда все было совсем по-другому.

— Но я не смогу прикоснуться к вам, — говорит она. — Я никогда в жизни не позволю мужчине коснуться меня. Вы это знаете. Я никогда не смогу стать вам настоящей женой. Так для чего все это?

Честное слово, иногда мне хочется схватить ее за плечи и встряхнуть, до того она бывает упряма.

— Дорогая моя, это не имеет значения. Сомневаюсь, что когда-нибудь в этом возникнет необходимость, даже если вы очень захотите.

Вот оно что, импотенция. Извечная спутница супружеской верности.

— Вы не должны сомневаться в том, что мои намерения честны, — добавляет он.

На ее лице написано смятение.

— Тогда чего же вы хотите? Мне такого никогда не говорил ни один мужчина.

— Ваш жизненный опыт с мужчинами нельзя назвать типичным.

Она бросает на меня пристальный взгляд.

— Что еще вам рассказывал Томазино?

— Ничего сверх того, что вы сами сообщили. Вот почему я и хочу защитить вас. У меня нет прямых наследников, и я хочу, чтобы у Брайони было имя и отец. Никто никогда не узнает, откуда вы появились, если вы сами не расскажете. Для меня вы всегда останетесь la bella donna, но для всего света станете графиней делла Роббиа.

Они придут к тебе, если не будут знать, кто ты такая.

— Если вы согласитесь стать моей женой, — добавляет он, — после моей смерти будет гораздо меньше хлопот с завещанием.

— Перестаньте, прошу вас. Не надо. Вы же не собираетесь умирать.

— Мой двоюродный дед незадолго до смерти жаловался, что саркофаг слишком короток для его ног. Allungare! Он велел переделать его, удлинить. И отказывался умирать, пока каменотес не сделает ему новый.

— Это не смешно.

— Я не собираюсь умирать прямо сию минуту, — сказал Леандро с легчайшей улыбкой и встал, отправляясь спать. — Но рано или поздно это неизбежно.

— Леандро, — говорит она. — Прошу вас.

Он не слушает. Он знает ее лучше, чем она сама знает себя.

— Как только вы согласитесь, я составлю все необходимые бумаги. Так вам будет спокойнее, — говорит он ей. — Когда мы вернемся домой, ничего не изменится. Сама церемония, по вашему желанию, может быть обставлена с максимальной скромностью. Это простая формальность. До моей смерти никто ничего не узнает. — Он кладет на стол бархатную коробочку. — Это кольцо, точно такое же, какое я в свое время подарил Алессандре. То кольцо я ношу на шее, чтобы частичка моей первой жены всегда находилась возле моего сердца. — Он кланяется и исчезает в доме.

Наступает долгое молчание.

— Надеюсь, ты поступишь правильно, — наконец говорю я.

— Это ты придумал, верно? — накидывается она на меня.

— Al contrario, дорогая. Я ошеломлен не меньше тебя.

— Не строй из себя скромника.

— Дуреха. Вряд ли я был бы скромником, если бы уговаривал его жениться на тебе. Это же только ради твоей дочери. У нее будет отец, которым она сможет гордиться.

— Ты хочешь сказать, вместо Его Светлости. Вместо этого чудовища.

От одного звука этих слов я невольно вздрагиваю. Я не слышал их уже много, много месяцев. Им здесь не место, в теплом ночном воздухе они повисают, как проклятие.

— Брайони в этом не виновата, — говорю я.

— Я тоже.

— И Джун не виновата. Дело не в Джун Никерсон, не в том, чья тут вина. Дело в Леандро. Он твой друг. Мой друг. Наш друг. И он не вечен. Он просит так немного, и нельзя за его щедрость платить страхом и неблагодарностью. — На меня накатил прилив красноречия, но Леандро слишком много для меня значит. — Честное слово, — продолжаю я, — иногда мне кажется, что только желание увидеть тебя излечившейся, вернуть тебя в мир поддерживает в нем жизнь. Ты ему нужна. Просто ты слишком себялюбива, чтобы заметить это. Кроме того, что плохого может случиться? Покажи ему.

— Что показать?

— То, что ты написала, а я скопировал. Давным-давно, в страшные времена. Ту книгу. Дневник.

Ту книгу. В ней описано все, до самых чудовищных подробностей, и я знаю, она его где-то скрывает. Я обыскал все кругом, но она надежно припрятала эту тетрадь. Умная девочка. Знает, какой я проныра.

— Не могу, — отвечает она после долгого молчания.

— Почему?

— Ты прекрасно знаешь, почему.

— Что он тебе сделает? Прогонит из дому? Тебе не кажется, что он и без чтения о многом догадывается?

— Я не хочу, чтобы он знал самое худшее. — Она обхватывает себя руками и дрожит, хотя на улице по-прежнему стоит удушающая жара.

— Не говори глупостей. За кого ты его принимаешь? Он так давно заботится о нас. Скажем прямо — он нас спас. Он догадывается, что спас нас от чего-то ужасного. Но в первую очередь — от самих себя.

— Но что, если он один из них?

— Да брось ты! — Приходится быть грубым. — Ты прекрасно знаешь, что это не так. Он прочитает дневник, все поймет — не догадается, а поймет! — и поможет нам. Может быть, строчки из дневника напомнят ему о чем-нибудь.

Она горько смеется.

— Иногда ты злишь меня до безумия.

— Вот и хорошо. Постарайся это исправить.

* * *

К счастью, она сумела побороть страхи и действительно исправила положение. Белладонна вышла замуж за Леандро. Они обвенчались во Флоренции несколько дней спустя. Церемонию провел его друг, судья в отставке. Не пригласили никого. Ни Маттео, ни Орландо, ни Брайони, хотя она с удовольствием держала бы букет. Никто не знает, кроме меня. Когда мы вернулись домой, ничего не изменилось. Она вручила Леандро дневник, но он наотрез отказался читать его, и Белладонна вернула книгу в прежнее укрытие; я даже не успел подсмотреть, где она ее прячет. Изменилось только одно: Белладонна носит на шее, на тонкой золотой цепочке, обручальное кольцо с большим сапфиром, ярко-голубым, как тосканское небо. И, слава Богу, Белладонна стала охотно проводить целые дни с Леандро. Она гуляет с ним по саду, сидит долгими часами в тишине и покое на резных каменных ступенях театра, любуясь, как танцуют в солнечных лучах бабочки.