Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном
Шрифт:
Этим вечером Беллмен собирался еще раз просмотреть контракт с Рейнольдсом из Глостера: у него возникло подозрение, что тот исподтишка экономит на качестве сырья. Также не помешало бы взглянуть на последние сводки продаж черного янтаря — эти минуты будут потрачены с пользой. На следующей неделе он вновь пошлет своего представителя в Уитби, и совсем не лишним будет предварительно выяснить, какие гагатовые изделия пользуются наилучшим спросом. Он провел полчаса, с удовольствием занимаясь этими и им подобными вопросами; затем вспомнил о небольшом деле, которое не было смысла откладывать на завтра, а оно в свою очередь напомнило еще об одном…
Взглянув на часы, он уже привычно удивился: время перевалило за девять.
Ночной «Беллмен и Блэк» сильно разнился с дневным. Теперь это был огромный спящий зверь. Откинувшись на спинку кресла и ощутив ритмичную пульсацию,
Он поддался искушению, зажег фонарь и вышел из кабинета. Его детище было погружено в сон, а Беллмен сейчас играл роль сновидения. Он перемещался от прилавка к прилавку, выдвигал ящики, перелистывал книги заказов. Осмотрел витрины, в одном месте слегка подвинул манекен, в другом поправил товар на полке. В кромешной тьме отдела доставки его фонарь высветил длинные пустые столы. Он одобрительно провел рукой по стопке упаковочной бумаги, приготовленной к завтрашнему дню наряду с мотками бечевы и бирками. Заметил одну неотправленную посылку. Нахмурился и переписал адрес в свой блокнот. Завтра кому-то не поздоровится.
Оттуда он по лестницам проследовал в бухгалтерию, где склонился над дневными расчетами, как школьный учитель над домашними заданиями, попутно фиксируя чернильные кляксы и качество почерка. Еще выше, в швейном ателье, он проверил, на месте ли все ножницы, осветил фонарем готовую к отправке одежду, придирчиво осмотрел работу недавно поступившей девушки, не поленившись сосчитать количество стежков на дюйм.
Его ночной поход по магазину был прерван шумом наверху.
Голоса. Швеи пели хором у себя на последнем этаже.
Беллмен улыбнулся и посветил фонарем на часы: стрелка уже приблизилась к одиннадцати. Небось ходили после работы на какой-то кафешантанный концерт.
Он прислушался к песне. Нежные девичьи голоса выводили красивую мелодию, но разобрать слова не удавалось. Песня из далекого прошлого, вроде бы смутно знакомая…
Как же там пелось? Он ловил обрывки: «вторит эхо…» как будто? Та-да, ти-ди… «птичьи трели…» и что-то там еще… «навсегда из этих стен…».
По мелодии это была сугубо женская песня. Мужчины предпочитают нечто погрубее, чтобы можно было в такт пению стучать по столам кулаками и чтобы грянуть хором припев до дрожи оконных стекол. Он помнил давние вечера в трактире, которые обычно начинались со старых добрых баллад, постепенно переходя ко все менее пристойным песнопениям. Но случалось и так, что затянувшаяся попойка преодолевала стадию похабщины и вся компания, старики и молодежь, вдруг впадала в сентиментальность. Вот тогда, уже далеко за полночь, охрипшими и нетвердыми голосами они пели песни наподобие этой: нежные и печальные. Когда-то он знал эту песню, но сейчас было бесполезно напрягать память: слова напрочь вылетели из головы. Однако, продолжая осмотр, он начал непроизвольно мурлыкать мелодию, а когда девушки допели до конца и начали ту же песню снова, задержался в помещении мастерской. Их спальни находились всего в нескольких футах над его головой. Только сейчас — и с некоторым удивлением — он вспомнил, что когда-то и сам был весьма недурным певцом.
Песня закончилась. Сверху донеслись слабые и невнятные звуки разговора, а потом все стихло.
Что ж, мастерская в порядке, ни к чему не придерешься. Беллмен оставил записку мисс Челкрафт с благодарностью за безупречность, и на этом его обход был завершен.
Похоже, исполнять песню в третий раз подряд они не собирались.
А жаль…
Чего он, собственно, хотел?
Он и сам не знал. Разве что спать.
Умываясь и раздеваясь перед сном, Беллмен вновь замурлыкал эту песню. Он лег в постель, задул свечу и повернулся спиной к перегородке. В последний миг между явью и сном ему вдруг мучительно захотелось почувствовать женское дыхание на своей шее и объятия ласковых рук. Потом в сознании промелькнуло лицо Лиззи — и его накрыла чернота.
Ночная мелодия отыскала удобное местечко в мозгу Беллмена и накрепко там засела. В моменты глубокой концентрации, удовлетворения
или усталости несколько тактов песни сами собой слетали с его губ, заполняемые импровизированными «ти-да», «та-дум» и т. п. В последующие месяцы эта песенка сделалась его неизменной и безотказной спутницей в часы одиночества. Пару раз ему даже вообразилась другая жизнь, в которой он был известным певцом. Среди ночи, стоя на галерее второго этажа, словно на сцене, он исполнял свой музыкальный номер, и голос его эхом разносился над безлюдным партером его магазина. Безголовые манекены и полуодетые бюсты, казалось, внимали его пению, замерев от восторга, но после финальной ноты никто из них не аплодировал.В наступавшей затем тишине он гадал, как далеко был слышен его голос. Не разбудил ли он девушек двумя этажами выше? Однажды он позволил себе вообразить полуночный хор — он и певицы-швеи красиво и слаженно выводят все ту же мелодию, — но быстро опомнился и прогнал прочь эту бредовую мысль.
20
Однажды утром в узком проулке за Холборном, [9] в холодной и замусоренной спальне, проснулся трактирщик и, повернувшись в постели, обнаружил, что его жена тихо скончалась этой ночью. Соседи услышали его вопль и, прибежав, застали беднягу с мертвенно-бледным лицом в окружении восьмерых детей, глядящих на своего отца.
9
Холборн — улица и прилегающий к ней район в центральной части Лондона.
— И что теперь? — растерянно обратился он к соседской жене.
— Ступайте в «Беллмен и Блэк», — посоветовала она. — Уж там-то знают, что делать.
Мать и отец в Ричмонде получили известие о несчастном случае во время верховой прогулки, а спустя несколько минут в дом привезли тело их сына. Позже они станут вместе рыдать и молиться, но в первый момент их реакция была различной. Шокированный отец впал в ступор, ничего не видя и не слыша. И все печальные, но неотложные заботы легли на плечи его жены. «Надо отменить званый обед», — подумала она первым делом. Также надо было послать кого-то на поиски злополучной лошади. Но прежде чем она что-либо предприняла и прежде чем горе запоздало обрушилось на нее всей своей тяжестью, она взяла чернильницу и лист бумаги.
— Пожалуй, лучше пригласить людей из «Беллмена и Блэка», — пробормотала она.
Молодая вдова открыла шкаф и провела ладонью по висящим там платьям из черного крепа. Исполнилось два года со дня смерти ее мужа. Хороший был человек. И к тому же красавец. Два года… хотя иной раз бессонной ночью ей казалось, что это произошло только вчера. При всем том она не собиралась продлевать глубокий траур. В сером она будет смотреться вполне прилично и достойно. Кажется, есть такой особый оттенок серого, который подчеркнет голубизну ее глаз и будет прекрасно гармонировать с ее светлыми волосами. Наверняка материал такого цвета найдется в «Беллмене и Блэке».
Знать и простолюдины, богачи и бедняки — все они были равны пред ликом смерти, и все они в тяжкий миг, промокая глаза платочками, вспоминали о фирме «Беллмен и Блэк». В сейфе для хранения дневной выручки оставалось все меньше свободного места, а счета в банке «Вестминстер энд Сити» уверенно росли. Галантерейщики выдавали замуж своих внучек, закатывая роскошные свадебные пиры, — и все это благодаря безутешной расточительности скорбящих. Дела шли в гору.
Беллмен был доволен. С каждым месяцем увеличивалось число сотрудников, едва поспевая за стремительно растущим спросом. Кухарки трудились не покладая рук, чтобы накормить обедами многочисленный персонал. К задним дверям потоком прибывали товары взамен тех, что покидали магазин через главный вход. Успех можно измерять множеством способов — в том числе по затратам на упаковочные материалы или по счетам на починку обуви для носильщиков, которые немилосердно стирали подошвы, бегая вверх и вниз по лестницам между подвальными складами и торговой зоной. Все эти данные в конце каждого месяца сводились в отчет, по изучении которого Беллмен продлевал кривую на своем графике. За прошедшие годы кривая ни разу не прервала свой подъем. Предварительные расчеты, сделанные им в самом начале этой эпопеи, и уменьшенные цифры, которые он предъявил галантерейщикам, дабы не отпугнуть их слишком радужными прогнозами, — где это все? Взгляните на факты! Прибыль в семь раз превышала ту, на которую он изначально рассчитывал. В семь раз!