Белое и красное

— Почему вы молчите?

«Наступила на мозоль и не собирается убирать ногу. Где она, женская деликатность?» — с некоторым раздражением подумал Бондалетов.

— А мы напали на след этой типографии, уважаемая Вера Игнатьевна…

Они вышли на Большую улицу. В конце ее жил Эллерт, и это был единственный дом, в котором не производился обыск, когда по приказу Бондалетова милиция искала типографию. С остальными мало церемонились. Бондалетов сам руководил операцией, обшаривая каждый дом на Никольской и Малороссийской. Поступил сигнал, что типография находится где-то в этом районе. А сегодня пришел к нему тайком мулла-татарин и сообщил, что вблизи его дома, на окраине Якутска, в избе геометра Бессонова, по ночам собираются люди. Старик Бессонов не вылезает из церкви, сидит там с кликушами, ну а полицейский, тьфу, милицейский нюх подсказывает, что на сей раз они на правильном пути. Ночью произведут обыск… И уже завтра капитан Бондалетов доложит, что миссию свою он выполнил.

Чуть было не пустился в воспоминания о своей последней миссии. Покосился на Веру, не заметила ли случаем выражения его лица… Успокоился: кажется, всецело поглощена — разглядывает двор, где два якута из личной охраны Эллерта чистят оружие. Третий от калитки смотрел на приближающихся Бондалетова и Веру.

— Советую вернуться. Боюсь, Болеслав Янович не готов вас принять.

«На сегодняшний день у Эллерта все преимущества, — размышляла Вера Игнатьевна. — К тому же за ним Шнарев… Вот только бы перестал пить этот будущий якутский атаман».

— Проводите меня в типографию. Да не в ту, которую вы ищите. Мне надо глянуть на гранки статьи. Завтра должна выйти.

Вера печаталась в «Новой Якутии» под псевдонимом.

— И ты говоришь, это большая река? Да она не шире нашей польской Варты.

— Да и до Вислы ей далеко. Мелкая совсем.

— А на чем поплывем? На лодках?

Многие бойцы держались поближе к Чарнацкому — прошел слух, что он хорошо знает Лену. Вот один из бойцов разулся, вошел в воду, зачерпнув горсть песка, разглядывает, растирает на ладони.

— Посмотрите-ка на него, ну и жадина. Думает, золото найдет. Так оно тебя и дожидается!

Широкоплечий боец не обращает внимания на шутки. Зачерпнул в другом месте горсть гальки.

— У Якутска Лена шириной до десяти километров. Так что с Вислой не идет ни в какое сравнение. У нее притоки раза в два подлиннее Вислы — Витим, Олекма… Своими глазами увидите.

Чарнацкий понимает, что соотечественникам не очень приятно слышать, что Висле далеко до Лены. А Качмарека, внимательно слушавшего рассказ, как они на баржах поплывут вниз по Лене, больше всего удивляет, что, оказывается, в конце плавания они бросят баржи на берегу, а то и сожгут. А баржи-то — целое состояние. Никак не может в толк взять, переспрашивает, правильно ли понял.

— На таких вот баржах многие тысячи каторжников везли в Якутию. И мы первые свободные поляки, которые поплывут по Лене с винтовками в руках.

— Винтовки нам революция дала.

— А когда будем в Якутске?

Это уже Ядвига. После такого трудного перехода по тайге — ни следа усталости. Таня держится молодцом.

— Значит, торопится товарищ паненка к жениху? А откуда вы знаете, что он вас, товарищ паненка, ждет?

Бойцы добродушно подтрунивают над Ядвигой. Качмарек, хоть и записался в польскую революционную роту, все не может привыкнуть к новой манере обращения. Товарищ паненка. Умора просто. Может, еще скажет и товарищ помещик. Человек не очень образованный, но свой, а это главное.

— Так когда будем в Якутске? — повторяет вопрос Ядвига. Она держится свободно, будто всю жизнь провела среди вооруженных людей.

— Думаю, не раньше чем через месяц.

Чарнацкий все чаще злится на себя за свою робость: и чего не рассказал Ядвиге в Иркутске про Антония. А имел ли он право? Ядвига по-настоящему добрый человек. Через войну, через революцию стремится к любимому. И кажется, доберется до него.

— Нашел хоть крупицу?

— Я песковоз, браток. Вот и сравнивал — оказывается, здесь такой же песок, как у нас.

— В Висле?

— В Висле, браток…

В другое время Рыдзак не допустил бы, чтобы бойцы сидели и лясы точили, нашел бы занятие всем. Но ведь Рыдзак как-никак сам варшавянин.

Комендант на минуту задумывается: а не вытащить ли из кармана гимнастерки ту, старательно сложенную бумагу? Нет, лучше не доставать. Грозить бумажкой — это почти что грозить наганом, а иногда даже хуже. И разговаривает он не с кем-нибудь, со своими. Он понимал, что перед ним люди простые, но убежденные в своей правоте, а потому твердые. А кто сказал, что Советская власть должна быть мягкой и податливой?

— Спрашиваю последний раз, товарищи, со всей революционной прямотой, берете или нет? Дайте мне четкий и ясный коллективный ответ.

Представители Советской власти какое-то время обсуждают вопрос между собой, наконец председатель произносит:

— Баржи даем, автомобили не берем. Ответ коллективный.

— Вас никто не поймет! — Павляк, который способен не только много говорить, но и драматически заламывать руки, хватается за голову. — Вы меня измором хотите взять? Куда ни посмотри, добровольно никто ничего не отдает, зато охотно все всё берут, а у вас наоборот — странная какая-то принципиальность.

— Вот и отдай свои автомобили тем, кто берет. Чего ты нам их суешь, у тебя-то какая принципиальность?

В честных глазах председателя Рыдзак улавливает обеспокоенность. Что его тревожит? Новое и непонятное? С него требуют расписку в принятии автомашин и в их сохранности. А он их первый раз в жизни видит. Стоит вспомнить, что делалось в деревнях вдоль Якутского тракта, когда появлялась в облаках пыли колонна автомашин. И сейчас вся Качуга выбежала приветствовать их. Детишек полные машины набилось, никак не прогонишь.

Помощник коменданта охрип, агитируя местный Совет. И о всемирной революции говорил, и о текущих задачах. А они все свое: баржи под расписку дадут, не жалко для красногвардейцев, свои ведь, раньше-то все больше купцы плавали на них со своими товарами до Витима или Якутска. Вяленую рыбу они тоже дадут. А автомобилей не возьмут…

— Ну почему, товарищи? — Рыдзак даже наклоняется к председателю, все еще надеясь услышать нужный ему ответ. — Боитесь, что какая-нибудь таежная банда узнает об автомобилях и нападет на вас? Этого боитесь?

— Не для того мы взяли власть в свои руки, чтобы бандитов бояться. Здесь, в наших краях, умеют стрелять с детских лет. Откровенность за откровенность, а то вы все агитацией на нас, хотите взять голыми руками, только агитировать мы тоже умеем. Хоть Советская власть здесь всего полгода, но опыт в этом деле у нас есть. Вот подойди, дорогой товарищ, к окну да сам посмотри.

Председатель встал, и сразу изба показалась Рыдзаку маленькой и темной — вот уж богатырь. Рыдзаку возле такого и самому вдруг захотелось распрямиться и вытянуться, подрасти, что ли.