Белое на белом

Это — строгое правило.

Но, как и из любого правила, из него есть исключение.

Это исключение — фараны.

Говорят, что там, где поселились эти черноволосые загорелые люди, с глазами как чернослив, спастись от воровства будет невозможно. Но это неправда. Фараны не воры. Их честнейшие глаза и ослепительно-белозубая улыбка с легкостью это доказывает. Так улыбаться могут только те, кто живет плутовством и обманом.

Фараны не воры. Они мошенники.

И один из них сейчас хотел продать что-нибудь Вильгельму.

— Вот посмотри, какие замечательные украшения. Серебро, лучшие камни Черных гор. Сами черногорские гномы не сделали бы украшения лучше, даже существуй они на самом деле.

На лотке, который молодой фаран разложил возле купеческого сына, блестели и переливались радужным разноцветьем колечки, перстеньки, серьги, браслеты, кулоны. Голубые камни, синие, красные, зеленые всех оттенков от травяного до темно-изумрудного.

— Благодарю, — спокойно произнес Вильгельм, когда фаран замолчал на мгновенье, — но ваше предложение меня не интересует.

Нужно быть сумасшедшим, чтобы купить что-то у фарана. Нет, их девиз «Каждый покупатель получает то, за что заплатил». Вот только, что он получит именно то, что ХОТЕЛ, фараны не обещают.

Черноглазые брюнеты известны всему миру, как самые большие специалисты по подделкам. Кажется, нет ни одного предмета, который они не смогли бы подделать. Фальшивые монеты, фальшивые золотые слитки, поддельные карты сокровищ, мед, в котором от настоящего только цвет и запах, кофе, сделанное из смеси шелухи и дорожной пыли… Что уж тут говорить о «самых настоящих» камушках, которые если и видели Черные горы, то исключительно проездом.

— Да вы только посмотрите, — фаран схватил Вильгельма за руку, — какая красота, какой цвет, какой блеск. Вот эти голубые, вот посмотрите, посмотрите, — он замахал перед лицом Вильгельма сережками, — прозрачные как горная роса, а цвет, посмотрите, посмотрите — как будто они только что вынырнули из ручья, сбегающего по склону. Или вот этот кулон, посмотрите, посмотрите. Да это же настоящие гранаты! Алые, как губы девственницы, ваша невеста будет в восторге!

— Благодарю, — Вильгельм продолжал смотреть куда-то вдаль, сквозь все серьги и кольца, — но ваше предложение меня не интересует.

Можно, конечно, заинтересоваться: кто же покупает у фаранов их поделки, если точно известно, что они — мошенники? Все дело в искренней вере.

Люди, которые искренне верят в то, что они самые умные и могут купить талер за два гроша, были, есть и будут всегда.

Фаран помолчал, разглядывая спокойное лицо Вильгельма.

— А еще, — затараторил он с теми же интонациями, — я могу предложить вам самый настоящий кирпичный джем, аллигаторов бутерброд и молоко куропаток.

Голова парня медленно повернулась, взгляд светло-голубых глаз, такой непробиваемо спокойный, что фаран даже занервничал, остановился на лице уличного торговца:

— Кирпичный джем? — невозмутимо переспросил Вильгельм.

— Простите, мне показалось, что вы меня не слушаете…

Голова вернулась в прежнее положение, взгляд опять устремился в известную только Вильгельму даль.

— Благодарю, — произнес он, — но ваше предложение меня не интересует.

Фаран мысленно сплюнул, продолжая широко улыбаться. Ты не сможешь продать стекляшки за камушки никому, если твое лицо будет хмурым, как у дневной совы.

«Нет, с этим парнем каши не сваришь…».

Парень-некашевар наклонился, подхватил свою сумку и двинулся к краю платформы. Под стук копыт шестерки лошадей к ожидающим подъезжал омнибус.

Вильгельм посторонился, пропуская внутрь какого-то шустрого молодого дворянчика, и вошел внутрь, доставая припасенную заранее монету для сборщика оплаты за проезд.

4

В окошко, отделявшее пассажира паровика от механика, постучали снаружи. Оливер айн Вимпер раздвинул занавески и отодвинул стеклянную пластину.

— Прошу прощения, господин, — в окошке показалась кожаная фуражка механика, с начищенной серебряной бляхой, — но дальше не проехать — затор. Сломалась ось у фуры и вся улица засыпана кусками угля. Подождем, пока расчистят?

— Улица Новой Голубятни далеко?

— Не сказал бы, господин. Фактически, она прямо за углом. Вам ведь в штаб-картиру Черной сотни?

— Угадал.

— До нее пара десятков шагов.

Оливер поднялся и накинул на плечи пальто:

— Пожалуй, я пройдусь.

Он надел цилиндр, вышел наружу. Да, затор был на самом деле серьезным: на боку лежала огромная деревянная телега, из которой высыпался уголь, большой черной кучей перегородивший улицу. Возможно, небольшая повозка и смогла бы протиснуться, но не неуклюжий паровик. Кучер с отрешенным лицом сидел на колесе и курил.

Механик спрыгнул с лестницы, укрепленной на задней стенке паровика, и подал Оливеру его чемодан.

— Благодарю, — в черную кожаную перчатку механика перекочевала монета, блеснувшая на мгновенье золотом, — Напомните мне, как я выглядел?

Механик поклонился:

— Пожилой мужчина с незапоминающейся внешностью, на вид — крупный землевладелец. В пути не разговаривал, вышел возле Собора.

— Еще раз благодарю, — Оливер зашагал по улице мимо угольной фуры. Один из пары впряженных в упавшую телегу коней — здоровенных гнедых тяжеловесов браунгафской породы — махнул хвостом, на мостовую зашлепали конские яблоки, курящиеся паром на морозе.

По улице Новой Голубятни, вдоль идущего по левую руку высокого каменного забора, окружавшего бывший женский монастырь сестер-магдаленок, а ныне занятого Черной Сотней, шагал высокий — еще более высокий из-за цилиндра на голове — юноша, с небольшим чемоданом в одной руке и черной тростью — в другой. До кованых железных ворот, у которых отирался молоденький монашек с кружкой для пожертвований, оставалось совсем недалеко.

Черная Сотня…

Общеизвестно, что в армию можно попасть двумя путями: либо попасть в рекруты либо попасться на глаза вербовщикам. Теоретически, существовала еще возможность стать добровольцем, но на практике доброволец среди солдат встречался реже чем черный бриллиант. У тех же солдат.