Белое пальто в клетку

–  Я в вашем распоряжении.

–  Вы знаете Виктора Яхму?

–  Да, знаю.

–  Как вы с ним познакомились?

–  Я иногда бываю на скачках. Он однажды оказался за мной в очереди перед кассой и поставил на тех же самых лошадей. Начался разговор, потом мы уже вместе следили за заездами и таким образом познакомились.

–  Кто первым начал разговор? Он или вы?

–  Он. Потом привязался ко мне, и ото стало меня раздражать, но я не решался отделаться от него, о чем в конце концов пожалел.

–  Он был причиной вашей размолвки с Анной Эльмер?

–  Да.

–  А как она с ним познакомилась?

–  Мы были вместе в ночном ресторане, там в этот вечер оказался и Яхма. Он подсел к нашему столику. С этого все и началось.

–  Эльмер жила у вас?

–  Нет.

–  С кем она еще дружила? Были ли у нее подруги?

–  Возможно, но мне о них она не говорила.

–  Судя по вашим словам, вы посещали рестораны?

–  Довольно редко, так как моя зарплата не позволяла вести такой образ жизни.

–  Но на скачках вы играли?

–  Тонге не часто и осторожно. Впрочем, мне везло.

–  Насколько мне известно, в последнее время не так уж.

Урбаняк сжал губы и промолчал. Выдма продолжал допрос:

–  В каких ресторанах Эльмер чаще всего бывала?

–  В «Гранде» и в «Конгрессовой».

–  Что вы можете сказать о ней? О ее характере, склонностях?

Губы Урбаняка исказила гримаса.

–  Я не могу быть беспристрастным, так как слишком много из-за нее пережил. Но постараюсь. Она веселая, легко относящаяся к жизни, в чем я убедился на собственной шкуре,- добавил он с горечью.

–  И это все, что вы можете о ней сказать?

–  Ну, нет… Импульсивная, капризная. У нее богатое воображение, она интеллигентна и сообразительна. Таков ее психический облик.

–  Гм… Следовательно, натура, скорее, богатая, с буйным темпераментом, не считающаяся ни с чьим мнением, ни с десятью заповедями?

–  Можно сказать и так.

–  Она смелая?
– прозвучал неожиданный вопрос. Урбаняк поднял брови и задумался.

–  Да, скорее да,- бросил он колеблясь.- Но трудно отличить, где у нее смелость, а где легкомыслие.

–  Женщины, как правило, верны своим парикмахерам. Вы не знаете, где и у кого она причесывалась?

–  Конечно, знаю. Есть такой пан Вацлав, у него дамский салон на Новолипках, пять.

–  Однако мы отклонились от основной темы. Вам было известно, что Яхма отсидел срок за грабеж?

Урбаняк изобразил удивление:

–  Яхма? Невозможно! Жаль, что я об этом не знал!

–  Вы действительно не знали?
– в голосе Выдмы прозвучали резкие нотки…- Советую говорить правду, так как допрос носит официальный характер и вы были предупреждены о последствиях за дачу ложных показаний.

–  Откуда, черт побери, я мог знать?

–  Вот об этом я и хотел вас спросить. Ведь вы просили Янину Эльмер предостеречь сестру и сказать ей, что Яхма подозрительный тип.

–  Это ни о чем не говорит, я вовсе не знал, что он был грабителем. Просто я повторил то, что услышал, уже не помню от кого.

–  Удивительно короткая у вас память. Подозрительный тип отбил у вас девушку, но, несмотря на это, вы поддерживаете с ним отношения… Есть над, чем призадуматься, вам не кажется?

–  Я, отношения?.. Это какое-то недоразумение!

–  Не отрицайте. Нам известно больше, чем вы думаете.

Урбаняк наклонился вперед и оперся руками о край стола. Выдма не без удовольствия заметил, что выстрел попал в цель, так как руки у Урбаняка дрожали, а на лбу выступили капельки пота.

–  Ведь именно ему вы передали отпечатки ключей от сейфа?

–  Это неправда! Неправда!
– Голос Урбаняка звучал пискляво, истерично. Он почти кричал, а пальцы, которыми он вцепился в край стола, побелели.

–  Так, значит, Яхма обманул?

–  Он не мог этого сказать. Я требую очной ставки! Пусть он мне скажет это в глаза!

–  Вы слишком уверены в себе, Урбапяк,- спокойно заметил Выдма,- а все потому, что знаете: очной ставки быть не может,- знаете, что Яхма мертв, хотя в газетах ничего относительно его убийства не сообщали.

Слова эти буквально парализовали Урбаняка. Какое-то время он в упор смотрел на Выдму глазами полными удивления, потом повторил, произнося слова почти шепотом:

–  Убит? Яхма убит? Кто… Кто это сделал? Майор безразлично пожал плечами:

–  Следствие ведется. Но я думаю, что собственными дружками из той же шайки, и этого я не собираюсь от вас скрывать.

–  Вы хотите меня запугать… Но я… Я действительно ничего не знаю…

Он покачнулся и наверняка упал бы со стула, если бы поручик Герсон не успел его подхватить.

Выдма взял графин и протянул ему стакан воды.

–  На этом сегодня закончим. Завтра допрос продолжим, прошу обдумать создавшуюся ситуацию. Правдивые признания могут облегчить вашу участь. Завтра в десять прошу вас быть здесь.

Но в десять Урбаняк не явился, на работу он тоже пе вышел, было установлено, что он не ночевал дома. И, как вытекало из рапорта, между девятью и десятью часами вечера ему удалось скрыться от сотрудника милиции, ведшего за ним наблюдение.

ЗАПИСКИ АНАТОЛЯ САРНЫ

Двери в квартиру я обнаружил без труда. Я уже поднял было руку к звонку, но тут с удивлением заметил, что дверь не закрыта, сквозь узкую щель в коридор проникал тусклый свет. Квартира была не заперта. Меня охватило предчувствие, что произошло что-то страшное. Я вспомнил неоконченную фразу там, в бараке, и видел, как эти двое, выйдя из дома, ничего не несли в руках. Что же случилось с девушкой? Может, действительнв, как сказал один из них, она украла деньги? Где же красная сумка? Если она прихватила вещи Терезы, от нее всего можно ожидать.

Я перешагнул порог и оказался в небольшой прихожей, дверь в комнату тоже была приоткрыта, именно из-под нее пробивался свет, который я заметил на лестнице.

Я вошел в довольно просто обставленную комнату. Но мне было не до разглядывания мебели, так как я увидел лежащего на полу человека. Это был знакомый мне брюнет с черными усиками. Он лежал в луже крови и не подавал признаков жизни.

Я с трудом поборол чувство страха и свое желание как ложно скорее уйти из квартиры. Осмотревшись, я увидел стоявшую на столике возле тахты фотографию. Я знал, что рано пли поздно тут появится милиция, поэтому, обойдя труп, я подошел к столику, вынул носовой платок и, обернув руку, взял рамку. Лицо, которое я увидел, было очень выразительным. Надо лбом вздымалась волна светлых волос, полные чувственные губы хитро улыбались.