Белое солнце пустыни 70 лет спустя

– О, досточтимый Аль Саед, пусть это останется моей тайной.

– Почему вы до сих не уничтожили их?

– Зачем. Они сдадутся сами. А многие перейдут на мою сторону. Надо только подождать. Там много наемников. А они не хотят умирать за идею. – Расумов вновь хитро улыбнулся.

– Вы умны, Ахмедахан, гораздо умнее Хадата, вот почему я выбрал вас в качестве нового посредника. Но давайте перейдем к делу. Вам уже передали координаты, где должна была состояться сделка?

– Да. Мои люди уже были там и ничего не нашли. Только пустое место. Если хотите, можете посмотреть фотографии. Вот почему нам нужен этот русский по фамилии Сухов. Он может знать, где находятся боеголовки.

– Хорошо, я доволен вашими действиями, так, где же этот русский?

– В здании конторы.
– Расумов показал на двухэтажный дом из серого кирпича, к которому они подходили.

– Прекрасно. Надеюсь, он прольет свет на загадочное исчезновение боеголовок.

Вдруг на площадь въехали две машины. Джип-пикап с пулеметом и Ленд-Ровер Сухова. Машины подняли облако пыли и Расумов со своим арабским другом закашлялись. Из Ленд-Ровера вышел капитан – один из помощников Расумова.

– Ну что? – спросил полковник.

– Там остались две наших машины. Когда мы ехали обратно, с вертолета сообщили, что они обнаружили женщин. Их поимка дело часа, максимум двух.

– Отлично! – обрадовался Расумов.
– Можете идти отдыхать.

– А куда девать эту машину?

– Оставь здесь, мне нравятся большие джипы.

– Ладно.

Капитан пересел в кузов пикапа и машина уехала с площади.

– О каких женщинах вы говорили? – заинтересованно спросил Аль Саед.

– Это женщины Зеленого Абдуллы. Они ехали с Суховым и тоже могут нам многое рассказать, если с Суховым придется расстаться.

– Эй, Расумов, ты почто местных обижаешь? – донеслось до маленьких ушей полковника.

Он повернулся и увидел, что с другой стороны конторы к ним подходит большой человек, по походке похожий на медведя. Одет он был в милицейскую форму.

– Кто это? – удивился араб.

– Это местный милиционер. Прошу вас проходите в контору, мои люди проводят вас.
– Хорошо, только не задерживайтесь...
– Аль Саед скрылся в дверях главного входа. Анисимов подошел ближе.

– Добрый день Василий Иванович. Как живешь? Давненько уже не виделись! – сказал Расумов.

– Добрый, да только не для всех.

– С чего ты взял, что я местных обижаю?

– Ко мне соседи прибегали. Жалуются, говорят, что за власть такая!

– Я разберусь, не беспокойся. Разберусь.

– Ладно посмотрим.
– Анисимов хотел было уходить, но вдруг спросил: – Ахмедхан, а кого ты на вертолете привез?

– Да так, есть тут один тип. Мы с ним хотим очень серьезно побеседовать.

– Что за тип?

– А, ты его не знаешь. Сухов его зовут.

– Сухов?! – обычно добродушное лицо Анисимова осунулось, по нему словно тень пробежала.
– Самосуд решил устроить? Дай, я с ним поговорю!? Что он сделал такого, что ты его замочить собрался.

Анисимов попытался войти в задние конторы, но путь ему преградили двое солдат с автоматами.

Расумов похлопал участкового по плечу.

– Иди домой Василий Иванович, не вмешивайся не в свои дела. Жена, дом, что еще нужно человеку, чтобы встретить старость! – он ненавязчиво спроваживал Анисимова подальше от конторы.

– Где-то я уже слышал это, Ахмедхан, где-то слышал…

– Иди, Василий Иванович, иди!

– Ну смотри Расумов. Допрыгаешься ты когда-нибудь! – он обтер усы и не спеша поплелся домой.

– Иди-иди! – крикнул ему вдогонку Расумов и зашел в дом.

Темнота и головная боль. Затем был свет…

Федор очнулся и открыл глаза. Руки и ноги затекли. В голове была тупая боль. Мутило. На затылке запеклась кровь, на лице были видны кровоподтеки. Он чувствовал себя так, словно его пропустили через полный цикл переработки на мясокомбинате: от говяжьей туши до вареной колбасы. Поэтому его жутко колбасило. Хотелось блевануть, но блевать было нечем, разве что самим желудком.

Он сидел в темной комнате. Единственное окно было заколочено, и сквозь щели между досками пробивались солнечные лучи, в которых летала взвешенная в воздухе пыль.

Федор сидел на деревянном стуле, связанный по рукам и ногам, и мог пошевелить разве что головой. Он поднял голову и обнаружил, что на него смотрят две морды. Одна морда была знакомой и принадлежала полковнику Расумову, другую морду он видел впервые. Это был какой-то араб.

– Ну вот и славно. Ты очнулся, а?

– Где я? – промычал Федор, и его голова вернулась в прежнее положение: подбородок на груди.

– Кишлак Комсомольское, – сказал Расумов и поднял его голову.

– Ого! – снова промычал Сухов, прикидывая, что это почти в семидесяти километрах от развилки, где назначена встреча с Фаридом. Ну забросило же его!

Расумов посмотрел в мутные, налившиеся кровью, глаза Федора.

– Где боеголовки? – спросил он своим лисьим голосом.

– Ха! И ты туда же! – Федор вяло засмеялся и вновь опустил голову на грудь.

Это разозлило Расумова. И он ударил Сухова наотмашь ладонью.

Голову Сухова мотнуло в сторону, и он чуть не потерял сознание. В глазах заиграл хоровод искр, а тупая боль превратилась в острую.

– Послушай, полковник, если ты будешь бить меня по голове, я вырублюсь и не смогу ничего рассказать тебе, – пробормотал он, качая головой из стороны в стону.

– Это уже лучше. – Полковник вновь взял ведро и плеснул на Сухова воды.

Федор вновь фыркнул. Ему стало немного легче.

– Говори. Это человек очень хочет знать, где находятся боеголовки. – Расумов показал на араба.
– А он не будет с тобой цацкаться, как я. Он тебе яйца сразу отрежет. А потом заставит их же съесть.

Араб кивнул головой, как бы подтверждая свою кровожадность.

– Ну и угораздило же меня. Ведь все уже кончилось, а тут вдруг появились эти придурки! Обидно, блин. А интересно, что я буду им рассказывать? Наверное, лучше правду. Потому что ничего более идиотского мне не придумать.

– Ладно, слушайте…

Сухов поведал им правдивую историю, которая начиналась с того, момента когда позапрошлой ночью они с Фаридом обстреляли из миномета колонну машин. Все было хорошо, пока он не рассказал про атомный взрыв, который толи был толи не был.

Тогда Расумов очень разозлился и с силой ударил его по животу.

– Больно ведь, – простонал Федор и согнулся. Сознание чуть было не покинуло его вновь.

– Врешь, собака! – прошипел Расумов. –Но ничего. Сейчас мы перейдем к более радикальным мерам!