Белоэмигранты на военной службе в Китае

Утром 10-го числа мы выступили из Тоу-сон в обход Тан-Шана и наметили ночлег за рекой, текшей с востока на запад. По дороге по нам из одной деревни было сделано несколько выстрелов. Это оказалось неопасным, так как жители хотели пугнуть, чтобы мы не шли к ним, так как все войска несут им вред. Но другие говорили, что там был неприятельский разъезд. По дороге Валентин Степанович приказал нам захватить несколько бычков, что и было сделано, кроме этого, взяли и нескольких мулов. Все это носило характер грабежа, да и нам это все не так было нужно. Для чего надо было это брать, если нам все это и так было бы выдано Чжан Цзучаном? Все эти грабежи озлобили население, и плохо было бы тем, кто стал бы через эти деревни пробираться поодиночке. При этом мы решили обмануть Тупана, бывшего на станции Куэ, чтобы нас куда-нибудь не бросили в поганое место, как под Тан-Шаном. Тупан был чрезвычайно взволнован, что наш полк остался в глубоком тылу и ждал на соседней станции наших известий.

11 октября. После обеда пошли к станции Куэ и услышали выстрелы. Впереди были части англичан, кое-где ими были сделаны легонькие укрепления, около которых сидели английские солдаты. Когда мы проходили, на нас сбежались смотреть все рабочие. На станции я видел очень много шандуно-чжилийских частей. Казалось бы, одним только этим количеством можно было бы бороться с южанами. Там я встретил Ганелина, решившего вернуться обратно. Здесь я со своим денщиком, китайцем Лю-дян-сынзом, поехал в отпуск. Полк же пошел на позиции. Как только пришли в намеченные деревни, послали вперед охранение, которое наткнулось на противника, и завязалась перестрелка, причем в сфере огня оказался весь полк, все коноводы и заводные лошади. Как всегда, все делалось на авось, пошли вперед, не дожидаясь разведки. Хорошо, что не успели расседлать лошадей и потому ушли лишь с незначительными потерями под прикрытие бронепоездов, которые своим огнем отогнали противника. С этого момента полк все время шел в соприкосновении с противником и в дальнейшем попал около станции Ланчжоу в тяжелое положение, когда был обстрелян противником и своими же, принявшими нас за колонну врага. Тогда был потерян денежный вагон, и было ранено несколько человек. В ночной же перестрелке был тяжело ранен и эвакуирован всадник 4-го эскадрона Пивоварчик. Под Ланчжоу был тяжело ранен и эвакуирован старший унтер-офицер 3-го эскадрона Перов. Попали в такую передрягу потому, что шли без разведки. Валентин Степанович почему-то всегда ведет отряд вслепую. Много раз из-за этого полк попадал в тяжелое положение, но все продолжалось по-старому. А тут еще закон возмездия. Население с мануфактурой и мулами грабили зря. Потеряли и скот, и денежный ящик, и все награбленное. Далее полк подошел к станции Ланчжоу и переправился через мост по трем доскам. Я с ужасом вспоминаю об этом переходе на большой высоте по узким переходам пролетов 7–8.

Я поехал после этого в отпуск. Ехал в вагоне со взводом китайцев. Они были свежи, хорошо вооружены и хорошо обмундированы, и не было у них и следов усталости. Их офицер недоумевал, почему мы все время отходим. Все были бы не против драться с южанами, но до подхода противника приказано было сниматься с позиций и уходить. Меня такие разговоры удивили, так как за последнее время войска Тупана в боевом отношении были весьма слабы. Между прочим, на станции в Куэ мы видели погрузку артиллерии. Было много пушек. Почему-то ими мало пользовались. Материальная часть была в очень хорошем состоянии, но лошади и мулы были крайне изнурены и своим видом не соответствовали той артиллерии, которой они были приданы. Из-за этого артиллерию старались всегда утащить заблаговременно, так как она иначе становилась добычей противника. Уже тогда ходили неясные слухи, что мукденцев надо опасаться, так как они как-то подозрительно себя вели. Привезли санитарный состав с ранеными из Конвоя. Как всегда, ничего не было для этого приготовлено. Решил я ехать до Мукдена, так как это было бесплатно, и залез на почтовый вагон. Отсюда можно было брать все, что хочешь, так как хоть на вагон и приходилось по почтальону, но все они лежали и спали, а на вагоне ехала уйма народа. Раненых по ошибке высадили с поезда. Вместе с ними в Гуань-Шане мы подверглись обыску и едва не были арестованы. Все это меня несколько смутило, и все это показало, что тут что-то не так. Это было в час ночи 14 сентября, когда произошли события с разоружением наших бронепоездов. В это время наш полк был расположен в деревне Уча-зон к югу по течению Лан-хэ.

14 октября. Утром, после кратких переговоров, полк сдал оружие и лошадей мукденцам и пошел походным порядком к станции Чан-ли. Полковник Карманов с 3-м эскадроном и частью 1-го и с 1 пулеметом случайно, так как во время разоружения полка был на заставах, дошел до линии железной дороги и сдал оружие, будучи окружен, мукденцам на станции между Ан-Шаном и Чан-ли. Все эти события были полны тяжелых переживаний, так как Карманов не знал, в каком положении полк, и долго не мог определить, кто старается захватить их, противник или мукденцы. Наш полк был разоружен 80-м полком 23-й дивизии 8-й армии мукденских войск, а броневые поезда – 82-м полком 20-й дивизии 16-й армии.

После этих событий с разоружением нас определилось, что Тупан разорвал с мукденцами добрые отношения и между его войсками и северянами начались военные действия. Тупан раздал все серебро своим частям, и шандунцы так ударили по мукденцам, что те посыпались. От 8-й мукденской армии мало что осталось. От шандунцев такого порыва ожидать было нельзя, но они показали себя молодцами. Тем не менее дальнейшие события пошли так, что Тупан решил передаться на сторону южан. Когда мукденцы были отогнаны, шандунцы опять взяли наши бронепоезда. Когда передача южанам была решена, бронепоезда подошли к мосту, команды их были сняты и обезоружены, а затем перевезены в Тан-Шан. Тупан хотел перейти мост на другую сторону, где южане приготовили ему торжественную встречу, но в последний момент получил какое-то известие и, переодевшись простым солдатом, скрылся. Всех перешедших, кроме команд бронепоездов, сдавшихся южанам, ограбили начисто. Так, например, генерал Шильников несколько верст шел в одном белье. Мукденцы, когда сняли команды бронепоездов, тоже их изрядно ограбили. Отобраны были все базы. Летчиков в Чан-ли захватили во время сна. Это случилось с нами из-за отрыва от общественных организаций, которые вовремя могли бы предупредить нас о происходящем.

По дороге с уволившимся стариком Шемшединовым стало плохо, и он умирал. Раненых мы везли в товарном вагоне, и это было неудобно, так как на каждой станции мы останавливались, чтобы выгрузить почту. Нам поэтому приходилось выносить раненых и заносить их потом обратно. Узнав в Мукдене обстановку, я понял, что пока мне ехать к Чжан Цзучану опасно, и потому я решил ждать здесь своего китайского паспорта. В Мукдене, когда происходили эти события, дым стоял коромыслом, так как одновременно в Харбине, на железнодорожной линии, был обнаружен заговор на КВЖД, выступили монголы, да и в самом Мукдене было неспокойно, так как в это время Чжан Цзучан бил мукденцев.

Получили телеграмму от Валентина Степановича из Кон-панг-зу: «Прибыл с 239 всадниками и 75 лошадями. Ускорьте решение нашей участи». Адресована она была генералу Кудлаенко. Мукденцы были рады нашей сдаче и обещали всех принять на службу. Но пока ничего не было ясно. Всех русских разместили в военном городке Дун-сан-зун-зы. Здесь я познакомился с Кудлаенко, произведшим хорошее впечатление. Он только чересчур порывистый и как-то не смотрит глубоко на происходящее. Для него все слишком гладко и хорошо. Здесь, правда, мы можем свободно ездить, и я отправился в Харбин. Толкнулся кое к кому, чтобы прозондировать относительно службы, но сразу найти что-нибудь трудно. За время моего пребывания в Харбине Шуру я видел мало, она все время была на работе, оставляя Лилю дома, и мы много с ней ссорились. К тому же мне забыли заплатить временное месячное пособие в 100 долларов. Приехал в Мукден, когда выяснилось, что мы строевыми частями существовать не будем и что нас ожидает полицейское назначение на КВЖД. Желающим предложили уволиться и 22 октября их рассчитали, дав солдатам по 10 долларов, унтер-офицерам и вахмистрам – по 20, обер-офицерам – 50 и штаб-офицерам – 100 долларов. Еще 20 октября отобрали всех лошадей, затем всех, в том числе конников и броневые команды, соединили под командой Валентина Степановича. Макаренко обиделся на это и начал агитировать против него и Кудлаенко. Кудлаенко тогда съездил в штаб мукденцев и привез распоряжение об увольнении Макаренко. Я этим доволен, так как при Макаренко ничего бы путного не было. Южане всех уволили, и уже 27 октября к нам приехала 1-я партия в 25 человек [912] . Неизвестно, примут ли их к себе северяне, но что-то надо решать, так как наступают холода и без теплой одежды и отопления жить тяжело. Люди стали опять пьянствовать, сегодня говорил с ними. У меня осталось лишь 12 иен, которые я берегу на случай выезда. А тут Шура прислала письмо, ей нужны деньги. А откуда их взять?

912

Уволены были не все, а желающие это сделать. Например, Мрачковский остался на службе Чан Кайши.

3 ноября. Мукден. Получил несколько писем от А. А. Кошелева. Он пишет, что они пока оставлены инструкторами у южан в числе 22 офицеров. По другим сведениям, все уже из Тан-Шана уехали и находятся в Тяньцзине. Мрачковский поехал к Тупану в Порт-Артур хлопотать о жаловании за все время, и что якобы русские будут туда направляться, так как затевается что-то новое. Наше будущее держат в секрете. Арестованного зря в Харбине Тонких выпустили, а Тюменцева и Антонова все еще держат. Надо опять надавить, чтобы их выпустили. Удивительна система в Китае, вернее, бессистемность. Толку даже в пустяках добиться чрезвычайно трудно. Наше положение висит в воздухе. Стукнули холода, расходы увеличиваются, а денег нет. Составили рапорт Чжан Сюэляну, но нам сказали, что доступ к нему может быть только через Кудлаенко и только когда он его сам вызывает и что мы уже зачислены на службу с 1 ноября в отряд особого назначения «Ты-у-дуй» и входим в состав 19-й Охранной бригады. Там нас предупредили, что так как мукденская армия сокращается наполовину, то и наш отряд сделают небольшим, около 160 человек, и поэтому всех лишних надо будет уволить. Теперь мы стоим перед разрешением труднейшей задачи – кого уволить.

Пошли на концерт к Ланг-Мюллеру, где все было погано и убого, но мы ожидали тут встретить высокопоставленных лиц из окружения Чжан Сюэляна. Напротив нас сидела компания из советского консульства во главе с консулом СССР. Жид определенный, но достаточно лакированный. Поставили и русскую музыку, но ощущение было очень плохое, лучше бы и не ставили. Выпили и хотели «поговорить» с «советчиками», но консул исчез, и «заряд» пропал даром. Выпили с генералом Чжоу-цзо-хуа, Тупаном 4-й, вновь организованной провинции. К русским он относится хорошо и обещает что-то придумать. Он был лишь с одним мабяном-охранником, в отличие от большинства китайских генералов, и уже поэтому вызывал уважение.

Чжан Сюэлян в молодости застрелил рикшу и ранил одного генерала из-за того, что тот заставил рикшу надевать офицерские погоны. Чжан Сюэлян считал, что генерал этот не был даже штаб-офицером и не может так ездить. Молодой маршал был послан учиться в Японию, но самовольно оттуда вернулся и тайно жил в Мукдене. Чжан Цзолин очень рассердился и приказал сына расстрелять. Потом удалось уговорить назначить суд, который поместил его на 10 лет в тюрьму, где он добросовестно просидел год. Потом за него стал ходатайствовать Го Сунлин и взял его к себе на поруки, определив его рядовым в свою дивизию. Уже командуя в чине майора батальоном, он отличился на войне и стал быстро «расти». Это и объясняет, почему он и сам чуть не попал в эту измену, связанную с Го Сунлином. Пока из русских от южан к нам больше никто не едет.

6 ноября. Пока мы совершенно без штатов и денег. Завтра очередная годовщина нашего российского безумия, но и здесь между нами раскол. Японцы запретили нам выходить с демонстрациями и флагами.

22 ноября. Выяснилось, что на нас штаты есть – на 6 офицеров и 155 солдат. Изумились этому: начальник отряда оказался майором с окладом в 120 долларов. Поехали хлопотать об увеличении штата. Нам обещали это сделать, но до сих пор нет результата. Все грозят уходить. Я боюсь повторения шандунского стиля [913] . Ужасно меня беспокоит то, что я не могу ничего послать домой, что Шура взяла в долг и опять заложила вещи.

913

Тихобразов имеет в виду повальное увольнение в конце зимы 1928 г. сотен русских из бывшего Нечаевского отряда, из-за чего Русская группа при войсках Чжан Цзучана уменьшилась в несколько раз.