Беломорье

— После забастовки, — начал он свое сообщение, — писали мы на ковдский завод известному нам человеку, что добились у себя кой-какого успеха, и давали совет ковдским не отставать от нас. Недавно от них ответ пришел неутешительного содержания. Этот человек пишет: «Наши заводские не как ваши, из года в год производством живущие. У нас что проходная казарма, а еще правильнее — пересыльная тюрьма. Одну зиму поработают и айда, кто куда». Одним словом сказать, пишет человек, что не может ничего наладить. Не мешало бы нам на этот завод своих людей послать!

Никандрыч умолк.

— Я согласен туда перебраться, — после некоторого раздумья проговорил Власов. — В Архангельске рассказывали, что учитель на ковдском заводе спился, будут брать другого. Могу хоть завтра заявление направить.

— Для нас твой отъезд — потеря, зато для Ковды — прибыль, — сказал Никандрыч. — А что думает товарищ Речной? Скоро срок кончается!

— Свое слово не оставлять Поморье помню, — ответил Двинской. — А куда определюсь, до сих пор сам не знаю, боюсь, как бы мировой не подгадил. Очень уж он меня не любит.

— Ну, пока порешим, Власов подаст заявление о своем согласии переехать на ковдский лесозавод, — подытожил Никандрыч, — а удастся, так и Александр Александрович туда же пойти не откажется.

— Не откажусь, — подтвердил тот.

— Перейдем ко второму вопросу. Послушаем о Федиие.

Хотя Двинской старательно приготовился к выступлению,

план намеченной речи вдруг забылся, спутался…

— Я вам прочитаю письмо Федина ко мне, — тихо сказал он и в настороженной тишине надтреснутым голосом прочел предсмертные строки товарища. Двинской закончил чтение почти шепотом, так сильно дрожали его губы. Наступило молчание. Опустив голову, одни глядели себе под ноги, другие куда-то вдаль.

Вдруг совсем невдалеке тревожно затявкала собака и, злобно взвыв, замолкла.

— Чужие, — проговорил тот, кто привел собаку. — Выследили нас… Собаку убили… Значит, за нами!

— Литературу в брюки под ремень, — торопливо проговорил Никандрыч.

Его взгляд остановился на Двинском.

— Всем на тот берег и в лес. Затем выбираться к взморью, — скомандовал Александр Александрович. — Сейчас они здесь будут. Ну, быстрей! Я задержу погоню.

Он подтолкнул Никандрыча, и тот метнулся в воду. Другие бросились за ним. «Успеют, не успеют… Успеют, не успеют…» — волновался Двинской, следя, как, обдавая друг друга брызгами, перебирались на ту сторону люди. Немного времени нужно было, чтобы перейти мелкую речушку и скрыться в прибрежных кустах. «Успели, — облегченно вздохнул Двинской, — теперь уйдут».

Пытаясь сдержать дрожь в пальцах, он стал набивать трубку. «Если там мох, — думал он, — уйдут неслышно». На тропинке показались бегущие к нему люди. Впереди всех, комично растопырив руки, бежал хорошо знакомый Двинскому урядник, а за ним исправник фон-Бреверн и позади них, как понял Двинской, шпики с завода.

— Добро пожаловать, гости дорогие, — шагнул им навстречу Двинской. — От кого это так бежите? От медведей?

«Лишь бы речку, сволочи, не перешли, — мелькнула мысль. Сунув в карман руку, Двинской нащупал брошюры и вздрогнул: — Как же я… ну, теперь попался!»

— Обыскать этого, — переводя дыхание, скомандовал исправник.

— Зачем обыскивать? Я и сам могу предъявить интереснейшую для вас литературу, — Двинской вынул брошюры. — Сказать по правде, жандармы до этих книжечек большие охотники, — и он с комическим поклоном вручил их фон-Бреверну.

— Это называется уликами, — торжественно проговорил исправник, просматривая заголовки. — На каждой лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Значит, вы эсдек.

— Юристы это называют вещественными доказательствами. Кстати, за находку вот этой книжицы, господин исправник, дают Станислава. Вас можно поздравить с удачей.

Пока фон-Б ревел торопливо перелистывал брошюру, Двинской прислушивался. За речкой еле слышно треснул сучок, и стало совсем тихо. Исправник наморщил лоб, видимо, что-то обдумывая.

— До конца моего срока осталось только три месяца, — торопливо заговорил Двинской. — Мне хотелось бы, чтобы этот инцидент не отразился на моем положении.

— Это зависит от вас.

— В таком случае… полезно бывает быть психологом. Это помогает понять поведение атакуемых. Враг наступает оттуда, — Двинской показал направление, откуда выбежала погоня. — Куда надо отступать? (Двинской неторопливо набил трубку, раскурил ее и затем повернул голову в противоположную сторону). За озерком можно неплохо отсидеться и переждать снятие осады.

На лице исправника одно выражение сменялось другим. Слова Двинского были неоспоримы по логике, но можно ли ему верить? Принять его намек? Отказаться? Пойти в противоположном направлении, то есть туда, откуда сам выбежал? Но кто же, спасая себя, бежит на тех, кто гонится за ним?

— В случае обмана вы знаете, чем рискуете?

Теперь вы рискуете больше меня. — Двинской холодно посмотрел на него. — За непринятие мер ответственность несете вы… и не маленькую.

Исправник оторопело взглянул на Двинского.

— Ведь теперь, — Двинской сделал ударение на этом слове, — теперь вы попадете в положение соучастника. Вам дали сведения, а вы не воспользовались ими. Выходит, вы способствовали бегству политических преступников.

Шпики переминались с ноги на ногу.

— Ваше скородие, время уходит, — наконец проговорил один из них, — бегуны, поди, на месте не стоят.

— Ну, господин Двинской, — угрожающе взглянул на него исправник. — Вы затеяли крупную игру! За мной, а с этим остаешься ты и ты.

«Спас, — подумал Двинской, торопливо закрывая глаза, чтобы враг не прочитал в них его радости. Он придвинул к огню никому сейчас не нужный ящик и сел на него, рассеянно подкидывая в тлеющий костер хворост. — Промурыжат теперь в предварилке. В Питер не свезут, а будут разбираться в Архангельске, — размышлял он, — накинут годок-другой срока. Куда-нибудь закинут поглуше. Жену пока теща прокормит, а устроюсь, выпишу. Зато заводские сейчас в безопасности!» От этой мысли стало радостно. Он весело взглянул на приставленных к нему двух шпиков.

— А что, почтенные, — насмешливо улыбнулся он, — чем комаров кормить, разведите-ка у входа костер, окурите себя дымком и пойдем в избушку. Ваши-то вернутся не скоро, а в избушке хоть от мучителей спасемся!

Когда Двинской улегся на скамью, ему почему-то вспомнилась подсмотренная часа два назад трогательная сценка — влюбленный подкрался к девушке и поцеловал кончик ее косы. Теперь удалось уберечь от беды и эту трогательную любовь. Двинской улыбнулся, радуясь совершенному поступку. Тревожило лишь одно, как доберутся товарищи до своих домов. Не захватят ли их на обратном пути?