Белорусские народные сказки

Мужик пошел к пану. Пан и говорит:

— Да, хорошая у тебя дочка, умная. Вот тебе лукошко яиц. Скажи ей, чтоб посадила на них наседку и чтоб к утру вывела мне цыплят на завтрак.

Идет мужик и плачет.

— Ты что, отец, плачешь?

— Да вот, доченька, задал пан задачу: чтобы ты на эти яйца наседку посадила и за ночь цыплят вывела пану на завтрак.

Подумала девочка и говорит:

— Бери-ка, мама, яйца, разбей их, сделай яичницу и ложись спать: утро вечера мудренее.

Прошла ночь. Поутру Семилетка и говорит отцу:

— На-ка, отец, тебе горшочек, скорее иди к пану и скажи, чтобы лядо поскорее вырубил, взмотыжил его да просом засеял, обмолотил и пшена в этот горшочек насыпал цыплят кормить.

Пошел мужик к пану. Пан выслушал его и сказал:

— Хорошо! Умная у тебя дочь. Скажи ей, чтобы она не пешком пришла и не на лошади приехала, не голая и не в рубашке и подарок мне принесла бы такой, чтобы я им не попользовался. Если она все это выполнит, то замуж возьму, а не выполнит — голову сниму!

Пошел мужик домой и плачет. Вошел в хату и говорит:

— Вот, доченька, наделала ты хлопот: приказал пан, чтобы ты не пешком к нему пришла, не на лошади приехала, не голая и не в рубашке и подарок принесла бы такой, чтобы он не попользовался им. Если выполнишь — замуж возьмет, не выполнишь — голову снимет!

— Ну, батюшка, поймайте мне зайца!

Сняла Семилетка платье, завернулась в рыболовную сеть. Села верхом на палочку и поехала к пану. И зайца с собой прихватила. Вот подъезжает она к панскому дому. Пан вышел на крыльцо. Видит —дело плохо, Семилетка выполнила его наказ, придется ему жениться. И решил пан затравить Семилетку собаками. Кинулись собаки к ней, а она возьми да и пусти зайца на дорогу. Собаки за зайцем, а она к пану на крыльцо.

— Здравствуй, паночек!

Нечего пану делать, придется жениться на Семилетке. Позвал он ее в дом. Справили Семилетке панское платье. Поженились они и стали жить-поживать.

Прожили сколько-то, поехал пан в чужие края, а жене наказал:

— Смотри, жена, пока меня здесь не будет, крепостных судить не смей, иначе ты мне не жена, а я тебе не муж!

Сказал так и уехал.

Семилетка осталась одна. Много ли, мало ли прошло времени, и случилось так: два мужика пошли на ярмарку. Один купил телегу, другой — кобылу. Возвращались домой, кобыла в дороге ожеребилась. Один мужик и говорит другому:

— Мой жеребенок: это моя телега ожеребилась.

Ругались они, ругались и пошли к жене пана.

Пришли они к Семилетке.

— Чего вам, мужики?

— А вот рассуди нас, пани.

— Как это вас рассудить? — спрашивает она.

— Да вот ожеребилась моя кобыла, а он говорит, что это его телега ожеребилась и что жеребенок его.

Семилетка выслушала их и сказала:

— Хотя мне пан и приказал, чтоб я никого не судила, но я все-таки вас рассужу. Отпряги-ка ты свою кобылу и веди ее домой, а ты потащишь свою телегу. За кем жеребенок побежит, того он и будет.

Мужик выпряг лошадь и повел ее домой, жеребенок побежал следом, а телега стоит! Тащи, говорят ему, на себе телегу.

Он и потащил. На этом весь спор и кончился.

Возвратился пан. Узнал он, как жена рассудила споривших мужиков, и говорит:

— Как же это ты, моя милая, смела ослушаться? Я тебе одно, а ты другое, убирайся-ка от меня. Бери из дома что тебе милей, что больше нравится, и ступай, чтоб я тебя больше не видал!

— Ну что ж, друг мой любезный, если нам с тобой больше не видеться, так на прощанье вина выпьем.

Напоила пана допьяна, пан крепко-накрепко уснул. Тут Семилетка приказала поскорей запрячь лошадей, положить пана в карету, села сама и поехала к отцу, к матери. Приехала в родной дом и уложила спящего пана на нары.

— Вот тебе: вытрезвляйся! А ты, отец, приготовь-ка топоры да мотыги: будем завтра лес вырубать.

Пан проснулся, глядит кругом, своим глазом не верит.

— Где это я, что это, душечка, ты наделала?

— А что ты, душечка, велел, то я и сделала. Ты мне милей всего, вот я и взяла тебя с собой. Отправляйся-ка с отцом в лес лядо под пашню расчищать!

— Нет, душечка, садись в карету и поедем в именье и будем жить, как жили.

И я там был, мед-вино пил и сам чуть не заснул, как этот пан.

ПРАВДА И КРИВДА

Жили себе два брата, и занимались они торговлей — гоняли корабли с товарами. Вот плывут они однажды по морю и большой спор промежду собой ведут. Старший говорит:

— Моя жизнь лучше! Я хитрю да виляю, людей за горло хватаю, оттого и чаек попиваю, а ты с правдой дружен, у тебя нет хлеба на ужин.

А младший говорит:

— Нет, моя жизнь лучше!

Спорили, спорили, никак друг друга не переспорят.

— Ну, пущай,— говорят, — тот, кого встретим на море, наш спор решит, как он рассудит, так и будет.

Едут дальше и встречают пана. Рассказали ему о своем споре. Старший говорит:

— Я кручу да виляю, людей за горло хватаю, вот и чаек попиваю, а он неправды сторонится, без ужина спать ложится.

— Верно,— говорит пан,— кто неправды сторонится, всегда без ужина спать ложится.

Так старший брат с паном осудили младшего брата и порешили отнять у него все дочиста товары, чтобы не досталось ему ничего.. А пана старший брат принял к себе за товарища. Посадили они младшего брата в легкую лодку, отвезли на остров и оставили там. А потом спохватились: «Будет идти другое судно, он догонит нас, если видеть будет. Пойдем выколем ему глаза, он не увидит, куда мы поедем». Вернулись они на остров и выкололи глаза меньшему брату.

Ползал-ползал бедняга по острову и, наконец, забился под старый дуб. Настала ночь. Слышит слепец, кто-то прилетел и сел на дуб, а потом другой, и третий, и еще, и еще. И давай друг перед другом выхваляться.

Один говорит:

— Вот что я натворил. Сегодня брат брату глаза выколол. А другой:

— Это верно, если бы сидел он здесь поблизости да слыхал, встал бы раненько, начал росу собирать да глаза мазать, то и прозрел бы! Вот я помудреней штуку придумал. Мужики начнут гать гатить, плотину насыплют, целый месяц трудятся, а я за один час ее прорву!

— Так, — говорит третий, — да только, если бы он был здесь да слышал это,— затесал бы он кол с тонкого конца, да настриг бы шерсти из-под правой ноги годовалого черного барана, да прибил кусочки шерсти к тому колу крест-накрест, да как только ты начнешь плотину рвать, бросил бы он в самую водоверть этот кол, ты бы сразу плотины рушить закаялся. Вот я так помудреней беду сотворил, королевскую дочь ума лишил: она рубахи на себе рвет да ест, людей ест. Засадили ее в темницу, только одно двухвершковое окошечко в стене.