Белорусские народные сказки

Вот пришла к нему молодица и жалуется на свою беду. Старик выслушал ее, дал бутылку воды и сказал:

— На это зелье. Как придет хозяин домой, набери этого зелья в рот, только не глотай, а все время во рту держи. Муж тебя не только бить перестанет, уважать будет.

Поблагодарила молодица старика и отправилась домой.

Только вошел муж в хату, а она сразу же набрала в рот воды, держит ее там и молчит. Так прошел день, другой, целая неделя, а муж и пальцем ее не трогает. Радуется молодица. Зелье хвалит.

Только вода в бутылке кончилась, и снова они начали ругаться да драться.

Опять пошла молодица к старику просить зелье. Дал старик ей воды.

Вот и в третий раз пришлось идти молодице к старику за водой. А старик и говорит ей:

— Эх, молодица, молодица, неужто ты не видишь, что это простая вода! Она-то тебе и помогла. Наберешь ты ее в рот и молчишь. Недаром говорят: «Набравши в рот воды, слова не скажешь!» А если ты молчишь, то и мужу приходится молчать. Знаешь ли ты, что бабу бьют за язык. Говорят: «За губу да по губе». Вот поди с богом да не перечь своему хозяину, лучше промолчи, и все будет ладно.

С тех пор зажили они мирком да ладком.

СМЕРТЬ

Жили-были дед да баба. Жили они очень долго, а им казалось, что прожили мало.

Пока бог давал здоровья, им жилось так, что они и не замечали, как время шло, вот и казалось им, что жизнь у них была короткая. Под старость начало все болеть: кости трещат, спину ломит, руки и ноги ноют, кашель душит, глаза не видят, уши не слышат, да и в еде вкуса нет. Есть хочется, а положи в рот хоть меду — душа не принимает.

Охают да стонут дед с бабой. Тяжело им жить на старости лет без подмоги.

Были у них и детки, и внуки, да все померли. Вот и пришлось им вдвоем век коротать.

Один лежит на печи да жалуется, что бог смерти не дает. Другой стонет на постели и бога ругает, что тот и молодых людей прибирает, а на старости лет и умереть нельзя, место освободить.

Совсем одряхлели дед с бабой, а все живут и живут. Вот как-то к лету вышли дед с бабой из хаты, сидят на завалинке и на солнце греются.

На улице куры копошатся, свиньи роются, в лужах купаются, гуси траву через плетень щиплют, дети песок пересыпают да оладьи лепят. ^

Солнце печет, а дед с бабою в шубах сидят, да и то'им холодно. Подошел к ним сосед и спрашивает про здоровье.

— Ой, какое наше здоровье,— отвечает дед.— Чем так жить — лучше в земле гнить, да бог смерти не дает.

— Эх, дед, — говорит сосед,— не греши! Жить горько, а помирать еще горше.

Тут баба стала жаловаться, что бог от них отступился, не дает смерти, не опрастывает землю. Откуда ни возьмись подбежал к соседу его сынишка и давай ласкаться да просить:

— Батенька, сделай мне хатку!

— Ладно, сынок, сделаю тебе хатку,— отвечает отец и гладит сына по кудряшкам.

Баба повеселела и тоже приласкала мальчика. Взглянул дед на бабу и вспомнил, как она своих детей нянчила. И так стало радостно ему, что он и сам приласкал мальчика.

Вот начал сосед из щепок хатку строить, а дед с бабой сидят на завалинке, посматривают на его сынишку да слушают, как он щебечет.

Вдруг подошел к бабе гусь и давай ее за шубу щипать.

— Чего он привязался? — спрашивает баба.

А сосед и говорит:

— Это за тобой смерть пришла.

Испугалась баба, гонит от себя гуся и кричит:

— Иди к деду!

А дед кричит:

— Иди к бабе!

Вот они и гоняют гуся один к другому — никому помирать не хочется.

Засмеялся сосед, отогнал гуся и говорит:

— Жить горько, а помирать еще горше.

ПУСКАЙ

Ленивый был мужик Алекса, нерадивый. Бывало, соседи скажут ему:

— Алекса, что ты не залатаешь дырки в стрехе? Видишь — хата течет!

А Алекса посасывает себе люльку и отвечает:

— Пускай течет.

Или скажут:

— Алекса, не видишь, что ли, свиньи лазят в огород!

— Пускай лазят,— отвечает он.

Пошел раз Алекса в лес лыко драть, забрался в самую чащобу, дерет и не видит, что стражник крадется. А тот тихохонько подкрался сзади и хвать Алексу за руки. Крутился-крутился Алекса — ничего не помогает: держит стражник как клещами. Стал тут Алекса ругать его на чем свет стоит.

Слушал-слушал стражник, сперва молчал, а как стал Алекса его мать поминать — не стерпел, привязал его к дереву и ну дубасить его лыками. Полосовал-полосовал, да и говорит:

— Ну, гад, подыхай тут, в лесу, а коли кто случаем забредет сюда, так скажи, что привязал тебя Пускай.

Ушел стражник, попробовал Алекса отвязаться, да не тут-то было: крепко-накрепко прикрутил его стражник. Тогда он стал кричать так, что не приведи бог. Случились тут поблизости хлопцы, услыхали, что кричит кто-то, и пошли на голос через чащу. Подходят к Алексе, спрашивают, кто его привязал, а он в ответ:

— Пускай привязал.

Плюнули хлопцы и пошли дальше. Стоит Алекса, плачет, а тут, как назло, комарье одолело — глаза выедает. Он снова давай кричать, звать людей на помощь.

Услыхали пастухи, может, думают, кого-нибудь медведь дерет; бегут на крик и видят — стоит Алекса под деревом и только головой мотает. Глянули они поближе, а человек-то к дереву привязан!

— Кто это тебя, дяденька, к дереву привязал? — спрашивают.

— Пускай привязал! —отвечает Алекса.

Хотели было и пастухи оставить Алексу, как был, но тот снова начал кричать:

— Помогите, кто в бога верует, отвяжите руки!

— Хвороба на твою голову,— говорят пастухи,— почему ж ты сразу не хотел, чтобы мы тебя отвязали и говоришь «пускай привязал»?

Отвязали пастухи Алексу, ухватил он свой топоришко, кинулся в кусты, как волк, прямо к дому.

С той поры перестал Алекса что ни слово говорить «пускай».

КУЗЬМА

На свете всего наживешь и Кузьму батькой назовешь.