Белоснежка, 7 рыцарей и хромой дракон

– Дружище, за мной тут странно ухаживают. То прямо страсти и огненные взгляды, то равнодушие и других обнимает.

– Удачливая моя, как ты ухитрилась на конкурсе красоты среди длинноногих красоток найти динамиста-воздыхателя? Ты или лесбиянка, или на спонсора нацелилась. Потому как прессу к вам еще не пускают и журналистов я минусую. Милая, лучше полюби девочек, потому что все спонсоры и члены жюри на Конкурсах Красоты – намного больше члены и сильно меньше спонсоры, чем это принято считать.

Все это Николя говорил, старательно рисуя на моей утренней несуразности лицо неведомой прекрасной девушки – яркой, немного наглой, удивительно чувственной и даже дразнящей.

– Закрой рот, Сашенька, а то он у меня не манящим получится, а нуждающимся.

– Как скажешь, волшебник. Только у меня еще одна просьба – верни мне грудь, я танцевать не могу в перевязке, дышать нечем.

– Потрясти хочешь, - мгновенно расколол меня страус, - в смысле своего Волан-де-Морта потрясти. Ладно, мы уже начали платья перешивать, девочки все руки себе искололи из-за тебя. Пусть лучше наше горе сейчас увидят и привыкнут, чем в инфаркте слягут, когда на тебе платье прямо во время конкурса разойдется. Попросят тебя, горемычную, номер на туре талантов показать, ты развернешься неудачно и все таланты наружу, улыбаются и машут. Не фыркай, Саша, ты не на ток-шоу «Ферма», здесь грудастость - горе. Придется твое Окно Овертона (24) заранее распахнуть. Разрешаю, можешь распаковываться.

Через пятнадцать минут я гордо шла в репетиционный зал в тонком сиреневом спортивном костюме, а многострадальную грудь поддерживал всего лишь спортивный бюстгальтер, не скрывающий полноценный С-размер.

Когда из-за поворота на первом этаже появилась стайка чинно беседующей знакомой мне четверки картежников, я сделала вид, что их не замечаю.

– Работал я на этом шоу как Папа Карло, - делился Балакирев с приятелями, - строгал ребятню до стачивания рубанка, парни. И вижу… Мааааать.

– О, знакомо, - вздохнул Ципперсон, - моя тоже любит появляться в самое неподходящее время.

– Привет, мальчики, - с придыханием пропела я, - и вам, Сережа, доброе утро!

– Сашенька, увидел вас, и мое утро стало драгоценным, - прижал руку к тенниске в районе желудка Ципперсон.

– Александра, а что же вы со мной отдельно не поздоровались? – пропел Балакирев, подплывая поближе и блаженно ныряя взглядом в почти невинно распахнутый ворот. – Я вас все утро высматриваю, хотел свои остальные призы показать. Не будем же мы на Нике останавливаться.

– И вам доброе утро, и вам, - повернулась я, сияя, в сторону затормозивших Сухоревского с Полуниным.

В зал мы вплыли дружной болтающей компанией, мужчины жались плотно, только Артем шел несколько позади, мрачен словно Байрон перед декламацией.

– Да что ж такое! – заорал нам Казимир, разбросав в стороны листы со сценарием.
– Что вы все бурчите, как жужелицы? Бу-бу-бу, бу-бу-бу. И на двойном повороте я вдруг слышу, как вы дружно желаете директору конкурса подавиться. Это как понимать?! Что за безумная считалка? Нет, в чем-то я, конечно, с вами согласен. Артем Демидович категорически неправ, урезав бюджет по оформлению сцены. Слышите, Артем Демидович? Это дурно с вашей стороны! Но подавиться?! Подавиться - бесчеловечно.

– Лучше просто темную, - подсказала я.

– Да, просто темн… Саша, ты пользуешься тем, что десять штрафных баллов максимальные? Зря так думаешь, на следующем конкурсе тебе опять минус десять могут поставить.

Артем поднял руку с первого ряда и помахал мне, зубасто скалясь. Вот, значит, как.

Я перевела взгляд и насколько могла тепло улыбнулась Ципперсону, потом «клетчатому» и заполировала Сухоревским. Что называется - залила шквальным огнем благожелательности. У меня даже челюсти заболели.

– Сегодня – намного лучше, - резюмировал по итогу занятия Казимир, - особенно хороши Регина, Софико, Алиса и Сашенька. Регина и Софико – чувствуется отличная танцевальная школа. Алиса – ты сегодня очень стараешься, молодец. А с Сашеньки, любимицы моей, вообще берите пример, девочки. Идеальное выполнение большей части танца, попадание в музыку я и на прошлой репетиции отмечал. А какая завершающая улыбка! Остальным, мой совет, перестаньте бурчать. Не дай бог, зрители услышат, подумают, что у нас тут конклав ведьм и вы проклятия насылаете. Вон Артем Демидович уже покраснел подозрительно. Да все поместье шепчется как вы духов вызывали. Говорю сразу, я против всей этой черной херомантии.

– Хиромантии, - подсказал скромно стоящий у стеночки Николя.

– Спасибо, а я еще подумал, почему в честь хорошей вещи хрень всякую называют. В общем, забудьте о вашей хИрАмантии.

Он объявил о завершении репетиции и поманил меня пальцем.

– Саша, откуда эта пошлость? – зашептал хореограф мне в ухо, обнимая за плечи.

Учитывая его неприкрытые, даже чрезмерные похвалы в течение всего занятия, остальные девушки и так на меня косились, а сейчас я поймала пару откровенно неприязненных взглядов от уходящих из зала соперниц.

Казимир с брезгливой миной ткнул пальцем в район бюста. Надо сказать, первые минуты репетиции на мою вышедшую на свободу грудь косились все. Но никто как Казимир с возмущением не пялился.

– Во-первых, искусственные штуки на конкурсе запрещены. Во-вторых, они раздражают мое эстетическое восприятие. Это, в конце концов, смотрится неестественно. В общем, убери их.

– Ккуда? – ошарашено спросила я.

Казимир поиграл пальцами в воздухе, заинтересовался одним из своих колец и пару раз попереставлял его с руки на руку. Скорее всего, тянул с ответом.

– Не знаю, - наконец капризно сообщил он, - но это некрасиво. Просто расстанься с ними.

– И с кем должна расстаться ради тебя Бузикова?
– раздался голос, холод которого мог замораживать по площадям. По крайне мере мы с хореографом замерли. – Что за личные отношения на работе? Кто мне в прошлом году слово давал больше танцоров не портить? Теперь за конкурсанток взялся?

Казимир несколько мгновений ловил ртом воздух, а потом с негодованием повернулся к злому Артему.

– Как ты мог подумать, Артем? Я ни-ни на работе, - но глаза его предательски забегали, от чего Полунин сильнее налился темной яростью, - Мы с Сашей вообще о другом. Я ей от груди рекомендовал избавиться.

– От чего? – поперхнулся директор.

– От на-ду-той гру-ди, - по слогам ответил хореограф и аккуратненько потянул за молнию моей спортивной курточки. В итоге мы втроем ошеломленно уставились на совершенно естественные холмы, лишь наполовину скрытые бюстгальтером.

Я резко застегнулась, а Казимир изящно прикрыл рот ладонью с бормотанием, отдаленно напоминающим «Как все запущено».

Ругнувшись, директор схватил меня за руку и потащил за собой из зала. Мы пронеслись мимо групп замерших от любопытства спонсоров, обогнали разбредающихся девушек, проскочили лестницу. В коридоре, ведущем в другое крыло, я начала приходить в себя и сопротивляться.