Белые трюфели зимой

И теперь они снова играли в эту игру. И снова была очередь Дельфины.

— В состав чего входит коринка, абрикосовый джем, заварной крем и «Гран Марнье»? Министерский пудинг? Трифль? [70] Абрикосовый мусс? Рисовый пудинг?

— Министерский пудинг. Очень умно! — Эскофье рассмеялся. — Бисквит «трифль» можно, конечно, пропитать и «Гран Марнье», но обычно используют либо портвейн, либо сладкий шерри, либо мадеру. А иногда и просто фруктовый сок. А в министерский пудинг всегда кладут виноград «дамские пальчики», вымоченный в ликере.

70

Trifle — бисквит, пропитанный вином и залитый взбитыми сливками (англ.).

— Верно. Сто очков.

Так они продолжали до самого рассвета, когда луна побледнела, а в небесах над лазурным морем заиграли яркие краски зари, все вокруг пятная красным.

— Но каким оттенком красного?

— Цвета клубники?

— А может, свеклы?

— Или театрального занавеса? Занавес в театре ведь всегда красный, разве не так?

— Для сравнений годится только еда. А как тебе коринка? Это совершенно особый оттенок красного цвета.

— Тогда почему бы не вишневый?

— Цвета зрелой вишни?

— Конечно. Небо цвета зрелой вишни.

— Non. Перезрелой. В книге это могло бы выглядеть так: «Небо перезрело, но сочилось красным». А вишни вообще не нужно упоминать; это и так ясно.

— Неплохо.

— Естественно. Ты что, забыл, что и я тоже Эскофье?

И оба засмеялись, как тогда, в молодости, когда лежали в темноте, держась за руки, и столь многого хотели от этого мира, а теперь этот мир, казалось, совсем забыл о них. А потом он спросил:

— В какое блюдо входят яйца, сливочное масло, трюфели и сливки?

— Во многие, но я, наверное, имею право выбрать сама?

— Да, конечно. Но это нечто такое, чего ты не готовила мне очень-очень давно.

И после этого наступила тишина. Игра была закончена.

Глава 14

— Сегодня мы будем готовить, — сказала Дельфина.

Сабине эта идея совершенно не нравилась. Буквально за одну ночь старая мадам стала совсем прозрачной. Она даже говорила с трудом — шипела каким-то клокочущим шепотом, точно забытая струйка воды из крана. Она, что называется, истаивала на глазах. И все-таки потребовала, чтобы сиделки снесли ее вниз. Они подчинились, да так и оставили ее прямо посреди кухни на больничных носилках, словно она была тарелкой, которую надо вымыть.

Короче, все это было совершенно ни к чему. И потом, Сабина уже приготовилась к выходу и даже свои красные бальные туфельки надела. Во всяком случае, готовка в ее планы явно не входила.

— Мадам, разве вам не следует лежать…

— Мертвой?

— …в постели?

— Мне следовало бы лежать мертвой в постели, но я не мертва и не лежу в постели, так что сейчас мы будем готовить.

Сабина слышала, как где-то в доме ревут дети, а родители шепотом тщетно пытаются их успокоить. Слышала, как в саду серые кролики жуют свежие побеги моркови, сельдерея и салатной горчицы.

— Мадам, сегодня ко второму завтраку соберется человек двадцать, а то и больше.

— Яйца у нас есть?

Сабина вообще-то надеялась выставить на стол блюдо с теплым хлебом, миндальное масло и варенье из фиг, быстренько позвонить в колокол и еще до того, как все соберутся, ускользнуть через заднюю дверь; ей хотелось спуститься к причалам, где жители Монте-Карло по большей части и проводили дни — просто чего-то ждали, глазея на французских моряков, полирующих бесконечные ряды пушек на своих боевых кораблях. Собственно, ожиданием были заняты все: моряки ждали увольнительной на берег; молодые люди, сбежавшие в нейтральное Монако, ждали, что им удастся избежать призыва в армию; ждали священники, в огромных количествах поглощая святое вино; ждали доктора, заранее готовясь и потихоньку разрывая простыни на бинты.

F"uhrer und Reichskanzler. Каждая газета, каждая радиопередача приносила о нем очередную новость.

Правитель Монако, великий князь Людовик II, в молодые годы служивший во Французском Иностранном легионе, тоже частенько приходил на пристань. Одетый в старую военную форму и черные лакированные туфли, он слушал рассказы тех, кто, как он, участвовали в мировой войне, но сам ни с кем своими воспоминаниями не делился. Через некоторое время он обычно обращался к толпе с такими словами:

— Французский флот находится здесь, чтобы вас защитить. И я здесь для того, чтобы вас защитить. Так что можете спокойно отправляться по домам. Вы в полной безопасности.

Но сам почему-то не уходил, продолжая смотреть в морскую даль и чего-то ждать.

Во всем мире царил дух беспечной, даже безрассудной храбрости. Теперь, казалось, может случиться все что угодно. Теперь все было возможно. И на пристани Монте-Карло хватало тех, чье сердце можно было завоевать или разбить. Именно поэтому Сабина и надевала свои красные туфли. Такая обстановка странным образом возбуждала ее.

И тут вдруг этой старухе захотелось готовить! Сабина никак не могла понять, что это на нее нашло, ведь она едва жива. Она даже говорила так тихо, что Сабина с трудом могла ее расслышать.

— Яйца?

— Да, яйца.

— Есть. Целая корзинка.

— А хлеб?

Тесто в длинных формах для выпечки багетов, стоявших на кухонном столе, уже поднялось, и Сабина как раз собиралась сунуть его в духовку.

— Скоро будет готов.

Сабина включила газ, чтобы согреть духовку. Газ привычно пыхнул, зажегся и разбежался волной по длинным горелкам.

— Так. Хорошо. Тогда сходи и постучись в каждую дверь, — сказала Дельфина. — Скажи, что еду сегодня готовлю я. Скажи это всем в доме! Детям, внукам. Ко всем постучись. Но Эскофье ничего не говори. Не нужно его беспокоить. Когда еда будет готова, он сам придет.

— Он вчера вечером вообще ничего есть не стал.

— Сегодня он поест. Убери все со стола, и будем с тобой готовить.

Скрипучий прерывающийся голос старухи действовал Сабине на нервы.

— Ну же, иди.

И Сабина пошла. Сунула хлеб в духовку и пошла. Она стучалась в каждую дверь и передавала слова мадам. Ей отвечали насмешливо: у мадам, как известно, не действуют ни руки, ни ноги, как же она может готовить?

— И вообще, где сиделки?

— Кому это в голову пришла такая «гениальная» идея?

— А папа знает?

Но помощи не предложил никто.

Когда хлеб стал золотисто-коричневым, Сабина отправилась в столовую накрывать на стол — выставила полный набор кантонских фарфоровых тарелок: глубокие для супа, маленькие для хлеба и большие для второго; достала парадное столовое серебро, кружевную скатерть и салфетки. Затем сходила в сад, нарвала там букет лаванды, присоединила к нему несколько веточек цветущей яблони из соседского сада и все это в тяжелой хрустальной вазе поставила в центре стола.