Белые трюфели зимой
Шрифт:
— Я, пожалуй, принесу из погреба вино, — сказала Сабина. — Шампанское? Или, может, красное?
— Божоле, — сказала Дельфина, но девушка уже бежала по лестнице вниз и на ходу крикнула:
— Лучше шампанское!
— Да, пожалуй.
Когда Эскофье вошел и увидел лежащую посреди кухни Дельфину, он прямо-таки остолбенел.
— Эта яичница твоих рук дело?
— Это мой тебе подарок.
— Тебе бы следовало в постели лежать.
— Мне бы следовало стать бессмертной.
— Мадам, сколько раз еще мы будем это обсуждать?
Ах, эта странная алхимия супружеской любви! Странная смесь страсти, предательства, ярости, доброты
Яйца максимум через две минуты нужно было вытащить из духовки, иначе все пропало.
— Это невозможно! — сказал Эскофье.
— А почему тебе никогда не казалось невозможным назвать какое-то блюдо в честь императора?
— Мадам Эскофье! Это же совсем другое дело!
— Ты посвящал ему одно кушанье за другим, ему и Германии, и вот теперь снова война с немцами. Надо было тебе все-таки его отравить, пока у тебя была такая возможность!
Пора было посыпать яичницу тертыми трюфелями. Сабина чувствовала, что яйца и так уже перестояли в духовке.
— Я принесла и божоле, и шампанское!
С занятыми руками — бочонок божоле и две бутылки шампанского — Сабина прохромала через всю кухню, но эти двое на нее даже не взглянули. Она быстро вымыла руки, вытерла их о фартук и открыла духовку. Яйца только-только начали запекаться, и сырная корочка приятно зарумянилась. Она вытащила формы, посыпала яичницу тертыми трюфелями и снова сунула в теплую духовку. Пусть пока хлеб допечется. Еще минутки две, не больше.
— Я сейчас подаю завтрак.
— Вот и прекрасно, — сказал Эскофье.
Он подергал себя за ухо и тяжко вздохнул. Глаза старика смотрели печально: казалось, его терзает ощущение глубочайшей утраты, обрушившейся на него всей своей невыносимой тяжестью.
У Сабины просто сил не было смотреть на него, да и яичница в духовке из золотистой уже начинала становиться коричневой, цвета старого дерева.
— Яйца, месье.
— Хорошо, Сабина, подавай, — распорядился Эскофье.
Она быстро поставила горячий хлеб и формы с яичницей на тяжелый серебряный поднос и потащила в столовую.
— Это от мадам! — объявила она. Жермена и Жанна разразились слезами и обнялись так, словно были родными сестрами, а не снохой и золовкой. Сабина быстро поставила поднос с едой на сервировочный столик, и тут дверь на кухню открылась.
— Папа!
— Еще есть вино, — как ни в чем не бывало сказал Эскофье, держа в руках бочонок с божоле. Он быстро перелил вино в графин, повесив на руку белую льняную салфетку, как настоящий сомелье. — Вот, пожалуйста. Кушайте на здоровье. Еду всегда следует подавать с пылу с жару — для обоняния это приятней всего. Если еда остыла, то все удовольствие достается языку, хотя на самом деле это инструмент довольно-таки тупой. Ешьте, пока можете чувствовать носом, как это восхитительно пахнет.
— Я привезу мадам, — сказала Сабина.
Эскофье поймал ее за руку.
— Не надо. Я уже позвал сиделку. Пусть ее отнесут наверх.
— Но она…
— Яичница, Сабина. Яичница остывает. Подавай.
Сабина ложкой аккуратно разложила яичницу по тарелкам. Эскофье наливал вино с таким видом, словно находился не дома, а в «Савое». Предварительно протирая кромку каждого бокала.
— Кстати, вино отличного урожая, — сказал он, поднимая бокал и глядя на свет. — На прошлой неделе собирали, по-моему. — И все засмеялись. — Я понимаю, это очень старая шутка, но ведь
и сам я очень старый.Добравшись до детских бокалов, он сказал Сабине:
— А детям нужна еще и вода. Им мы, как всегда, нальем пополам вина и воды, — и он подмигнул круглолицему малышу.
Сабина страшно удивилась, обнаружив, что Дельфина по-прежнему находится в кухне.
— Вкати меня туда.
— Но, мадам…
— Сабина, пожалуйста.
И Сабина вкатила носилки в столовую. Все тут же умолкли. Эскофье поставил графин на стол. Голос Дельфины звучал не громче шепота.
— Он ведь был императором, — сказала она. — Ты ничего не мог с этим поделать.
— Он, может, и был императором, но и я был Эскофье!
Казалось, даже сам воздух замер. Сидевшие за столом смотрели только в свою тарелку, боясь пошевелиться. Лишь бы не смотреть на них — на мадам и месье Эскофье.
— Ах, старик, от тебя одно беспокойство!
— А тебя невыносимо трудно любить: такое испытание, пожалуй, даже Иову не под силу.
И Эскофье поцеловал свою жену — поцеловал страстно и многообещающе, как молодой мужчина. И не отпускал ее до тех пор, пока бесчисленные внуки, правнуки и внучатые племянники вновь не принялись болтать и хихикать.
— И ты, великий Эскофье, не мог сам положить это на тарелку?
— Но ведь в том-то и вся суть!
И он снова поцеловал ее. И дети засмеялись уже в полный голос.
— Я так тоскую по Даниэлю, — прошептала ему на ухо Дельфина.
— Уже скоро, — ответил он.
— Да, уже скоро, — согласилась она.
Глава 15
В тот же день Эскофье убрал из кухни свое «Руководство по кулинарии», «Le Guide Culinaire», и заменил его книжкой «Ma Cuisinе», «Моя кухня».
— В самый раз для домохозяек, — заявил он.
— Так, может, вам стоит нанять себе какую-нибудь… домоправительницу?
— Сабина, постарайся сама научиться готовить. Постарайся, пожалуйста. Больше я тебя ни о чем не прошу. Просто запомни основные правила, а опыт придет естественным путем. На кухне самые просвещенные специалисты — это sauciers; [72] они самые настоящие химики; и все же основой всех, даже самых замечательных соусов является крепкий бульон. Вот и начни с бульона. Бульон способен облагородить самое заурядное соте; он любому рагу добавляет удивительную глубину вкуса. Приготовь хороший бульон, а потом мы с тобой сотворим чудо.
72
Специалисты по приготовлению соусов (фр.).
Но Сабина не стала готовить бульон. А книгу «Моя кухня» даже не открыла. Ужин она в тот день приготовила простой. Растолкла пестиком в большой ступке горсть миндальных ядрышек, добавила туда филе анчоусов, чеснок и фенхель, все это превратила в некую пасту, которую намазала на ломти свежего хрустящего хлеба, и все это подала на стол. К этому она прибавила жареные равиоли с козьим сыром и нарезанные длинными брусочками сырые овощи, которые слегка обжарила с помидорами и душистыми травами. А пока она возилась с очередной порцией козьего сыра, доводя его до кондиции, успела также приготовить молочный гратен, обжаренный в сухарях, с коньяком, теплой карамелью и зрелыми персиками — несколько персиков она попросту «позаимствовала» из соседского сада.