Белые волки Перуна

В новый дом въехали только Ладомир с Войнегом и Ратибором, а Твердислав с женой Зорицей и перебравшейся к ним Бречиславовой Рамоданой остались на Киряевом подворье. Бречислава ждали летом, а девочкой его жена разродилась к самым Даждьбоговым дням. Ладомир только крякнул от огорчения на такую Бречиславову незадачу, а подоспевший Сновид ухмыльнулся - две его малухи уже готовились встать на ноги, а Растрепуха вновь ходила непраздной.

– Не всё же мечники, - важно пояснил Сновид.
– Нужны и стряпухи.

– Стряпухи, да не для наших ртов, - безнадёжно махнул рукой Ладомир.
– От девок одни убытки.

В новом доме порядка было больше. Жёнщины уже не толклись все вокруг стола, а как добрые сёстры разделили свои заботы. Купава отвечала за стряпню, Светляна - за детей, а Ждана, как старшая в доме, - за подворье. Холопов в новом доме было до десятка, а всё Вельямидовой дочке мало. Одно приметил Ладомир за Жданой - красивых челядинок она не держала в доме, а норовила сплавить подальше - либо на дальнюю усадьбу, либо вообще в чужие руки. Привечала больше рябых коровищ, на коих позаришься разве что спьяну. Хозяйству от таких девок только польза, но для Волчьего глаза услады никакой.

Располневшая Милава, которой до срока оставалось всего ничего, заплыла на новое Ладомирово подворье ленивой утицей. Зыркнула на воеводу бесстыжими глазами и проплыла мимо, перемолвится словом с жёнщинами.

– В Перуновы Волчицы метишь?
– шепнул ей Ладомир неожиданно из-за спины и по тому, как вздрогнула Милава, понял, что не ошибся.

– А это не твоего ума дело, боярин Ладомир, - пропела с придыханием Хабарова дочка.
– Это забота Перуновых волхвов.

– Моя забота, чтобы ты жёнам нашим головы не дурила, - предостерёг Ладомир.
– А если не присмиреешь, то я учиню тебе спрос.

На том и разминулись они с Милавой, которая взошла на крыльцо, покачивая раздавшимися бёдрами. Ладомир полюбовался ею со спины, прикидывая в уме, кого же она носит с такой горделивостью, и по всем приметам выходило, что мальчика, с чем он и поздравил Изяслава.

Праздничная суета в Плеши подхлестнула таки Даждьбога, и по всей округе зазвенели ручьи, смывая погрязневший Стрибогов пух с отоспавшейся за зиму земли. Ахнуть не успели, как земля обнажилась и разнежилась в нетерпеливом ожидании свежего семени, чтобы не остаться праздной на отпущенный ей для плодородия срок.

Сыряй звал Ладомира в дальнее сельцо, где без его внимания томилась первая проведённая по земле борозда. В этот раз отправился Ладомир в усадьбу с женой Жданой, участие которой в обряде было просто необходимо. Обряд был древним, и чья ещё сила, как не сила первого боярина в Плеши, могла бы так успешно способствовать зарождению нового урожая.

В поле вышли с рассветом, ступая голыми ступнями по разогревшейся тепловатой земле. Ладомир с Жданой впереди, а всё окрестное население следом, с лукошками через плечо и с семенами жита в горсти.

Посредине поля Ждана встала в удобную для Ладомира позу, забелев ягодицами, а уж как первый Даждьбогов луч упал на землю, плешанский воевода свершил службу, одарив семенем не только лоно жены, но и плешанскую борозду. А вслед за его семенем полетели в ту борозду и семена жита, утоляя вечную жажду земли.

Обряд повторили ещё и по углам обширного поля, дабы не было проплешин и пустот на дарующей новую жизнь земле. Пока топтались по полю, взопрели, а как сошли с борозды, так сразу потянуло холодным весенним ветерком. Ладомир взял у Сыряя кожух и накинул на обнажённое Жданино тело.

– А в прошлом году, кто помогал этому полю?

– Я расстарался с женой, - крякнул Сыряй.
– Только годы наши уже не те.

Если по стараниям Ладомира брать, то ныне урожай должен быть втрое против прежнего. Сыряй на слова боярина даже не улыбнулся - дело то серьёзное, какие тут могут быть шутки. В прошлом году местные смерды злобились на Сыряя за малое его по весне усердие и ныне уже с Даджбоговых дней стали требовать боярина с боярыней на оживающее поле. Плешанский воевода силён как жеребец и жена у него крепкая, а значит быть ныне Плеши с урожаем.

Как жёнка рассудительная и заботливая Ждана прошла по всей усадьбе, заглянула в каждый угол. Двух челядинок отобрала для Плеши и уж точно по вкусу своему, а не Ладомирову. Сыряй на Жданин выбор только вздохнул тяжко - самых работящих взяла хозяйка, а рук на усадьбе и без того не хватает.

– Ничего, - обнадёжил его Ладомир.
– К осени разживёмся.

Конец весны да начало лета прошли в непрерывных заботах, оглянуться не успели, как из утреннего тумана вынырнули к плешанской пристани три ладьи: Анкифия-грека, Хабара и Ставра, которую он снаряжал исполу с Ладомиром. Первым на брёвна прыгнул Бречислав, полыхнув алым светом заморского кафтана, следом объявился Бакуня. Этот одет много скромнее, но ликом весел и вышедшему встречать прибывших Ладомиру подмигнул с обычной своей ухмылкой на толстых губах.

– Здоровы ли вернулись?
– по обычаю приветствовал Ладомир, хотя по обветренному лицу Бречислава было видно, что болезни минули его стороной. А что касается Бакуни, то для него этот поход не первый, да никому и в голову бы не пришло, что в этом сухом крепком теле может завестись хворь.

И по виду грека Анкифия заметно, что походом он остался доволен. Пока толклись на пристани, Ладомир успел с ним переговорить. А уж в подробностях завели разговор, когда уселись за стол в новом доме. На пир пригласили и боярина Изяслава, который слушал Бакуню, развесив уши. Щербатый ведун рассказчик редкостный, это Ладомир знал ещё с детских и отроческих лет, когда манил их Бакуня сказочными птицами да золотой посудой из мест звериных в места людные.

– Города в тех землях богатые, а дома строены не только из дерева, но и из камня. Однако сильной руки в тех землях нет. Коли князь Владимир поманит народ ласками да посулами, можно обойтись без большой войны. Помехой для него в тех землях будет разве что кудесник Велняса Криве, под которым ходит до трёх сотен конных мечников.

Бречислав говорил о тамошних красотах и о море такими словами, словно в меду плавал:

– Я бы сходил и в греческое море, а то какая радость сидеть на одном месте.

– Сходишь ещё, - утешил его Пересвет.
– Вот сделаешь Рамодане сына и отправляйся. А то Ладомир считает, что от девок роду Гастов сплошные убытки.

Смеялись долго, а громче всех Бакуня. Да и почему бы не повеселиться, если трудный путь позади. Так думал Ладомир, но щербатый ведун был иного мнения и, выйдя с воеводой на крыльцо вдохнуть вечернего воздуха, сказал негромко:

– Это не конец пути, Ладомир, это его начало. Готовь к походу ладью и людей.

– Так ведь лето уже на средине. Пока до Киева догребёте, пока князь Владимир раскачается, так и Двина встанет.