Белые врата
Шрифт:
– Арти, давай, собирай рюкзак!
– Уже выгоняешь?
– Нет, – смеется. – Хочу показать тебе кое-что. Совершенно особые места. Хочешь?
– Конечно.
– Это тропа Деларю. Когда-то, в шестидесятые годы, это был серьезный горный маршрут. Потом построили много подъемников, и подниматься стало проще. Но мы с отцом в детстве часто ходили этим маршрутом. Там очень красиво. Пойдем?
– Спрашиваешь!
Он собирался привычно тщательно, перепроверил и перепаковал Аленкин рюкзак,
Идти в качестве ведомого было непривычно. Тогда, с экологами, он хоть и шел, куда ему говорят, но он прекрасно знал, где они находятся и примерное направление движения угадывал. Это же были ЕГО горы, которые он знал, чувствовал и любил. Здесь ему пока все внове. Впрочем, в этом были и свои плюсы. Каждый новый штурмуемый перевал открывал такие виды, что Артем останавливался в немом восхищении. И ощущение, что, несмотря на три тысячи километров разницы, он снова – дома, лишь усиливалось.
Тропа Деларю на поверку оказалась действительно не очень сложным маршрутом. Хотя у него пару раз по ходу первого дня возникли замечания к гиду, он благоразумно промолчал. Это тропа Деларю, его ведет дочь того, кто проложил эту тропу, которая ходила этим маршрутом не один раз. И даже если она кое-что делает неправильно, он ей об этом не скажет. Потому что это совсем неважно.
К вечеру, уже в сумерках, они дошли до места назначения.
– На этом месте мы с папой всегда ставили палатку.
– Отличное место. Думаю, не стоит нарушать традицию.
Они разбили палатку, нашлось даже немного сухостоя для небольшого костерка. Огромные звезды, такие, какие бывают только в горах. Так обманчиво близко, что, кажется, руку протяни – и вот она, звезда. С ледника ощутимо тянет холодом, от которого не спасет чахлый костерок.
– Пойдем спать, Арти. Завтра подниму тебя на рассвете. Ты должен это увидеть.
– Пойдем.
А внутри, в палатке…
– Что это, Тима?
– Это твой спальник. Теплый.
– Мы будем спать… каждый в своем спальнике?
Он пытается не улыбаться.
– А что?
– Я боюсь замерзнуть!
– Вряд ли ты замерзнешь в этом… – она гневно сверкнула глазами. – Хорошо, – встегивает молнии друг в друга. – Так подойдет?
– Да. Я предпочитаю спальник с дополнительным обогревом.
– Хм… Это редкая, эксклюзивная модель. Но тебе повезло. У меня она есть.
Все вокруг серое. Светло-серый язык ледника, темно-серые вершины, толпящиеся вокруг него. Артем с Арлетт стоят, обнявшись, ежатся на пронзительно-холодном, предутреннем ветру.
– Вот отсюда мы всегда встречали с папой рассвет.
Рассвета пока не видно. Еще минут десять, по ощущениям Артема.
– Ты скучаешь по нему?
– Ты знаешь… да. Но… я… – она смотрит куда-то вдаль – то ли размышляя, то ли подбирая слова. – Я чувствую иногда, что он как будто рядом со мной. Особенно здесь, в горах.
– Слушай, – он нагибается к ее уху, – а сегодня ночью, в палатке… он тоже был рядом? А то как-то неловко…
– Арти!!!!
– Все-все, я понял! Извини, дурак, чушь сморозил. На самом деле, я рад, что ты чувствуешь такую близость с отцом. Наверное, трудно было… когда он погиб?
– Знаешь, я как-то… с какого-то времени… просто была к этому готова. Что однажды он уйдет. В любой момент. И потом… мне кажется, он не ушел. Он как будто остался здесь, в этих горах. Я не знаю, как это объяснить… Тебе кажется это странным?
– Нет. Я понимаю.
Они стоят, обнявшись, и наблюдают великолепное
действо. Эта мистерия происходит каждый день. А каждый день это великолепно, достойно оваций и рукоплесканий. Или просто молчаливого благоговения тех немногих, кто наблюдает, зная, что это стоит того.Тонкий, неуловимый оттенок перехода серого в розовое. Все меньше серого, все больше розового. А потом… Первыми загораются острые пики, становясь в мгновение ока факелами ослепительного огня, аккомпанируя восходящему солнцу в этой творящейся на глазах у двух потрясенных зрителей симфонии света.
И серое превращается в цветное – белый массив ледника, черные, с горящими в лучах солнца вершинами горы, светло-бирюзовое небо. И над всем этим царит его величество дирижер и солист этой мистерии – солнце. В такие моменты начинаешь понимать адептов зароастризма, которые полагают, что свет есть воплощение Бога в физическом мире. Когда солнце восходит в горах, в этом нет ни малейших сомнений.
Этот рассвет стоит того, чтобы идти целый день, ночевать высоко в горах, встать затемно и… встретить его.
К сожалению, Арлетт нужно возвращаться в Орлеан. Тот злосчастный поход в горы, который свел их вместе, был заключительным в цикле экспедиций. Все лето она с помощью компьютерных гениев загружала собранные данные, проводила предварительную обработку. Теперь пришло время для самого ответственного этапа – расчета и прогона этих данных на различных математических и прогностических моделях. И потом еще проанализировать данные расчетов, сделать какие-то выводы. В общем, выполнять ту самую работу, которую и делают ученые. И даже наличие суперсовременных телекоммуникационных технологий не делает возможным выполнять эту работу здесь, в Тине. Ей нужно оборудование, нужны коллеги, все это там, в этом ее Бюро. Значит, и ему придется тоже возвращаться, потому что в Орлеане ему делать совершенно нечего, об этом не может быть и речи. Да и там, дома, тоже скоро начнется сезон. Работа, туристы, группы. Все это ждет его.
– Арти… Пожалуйста… Не уезжай…
– Ален, ну подумай сама. Что мне делать в этом твоем Орлеане? Я там с ума сойду от тоски. Да и потом – у меня дома дела, работа…
– Оставайся здесь!
– Здесь?!
– Здесь, в Тине! Пожалуйста. Прошу тебя… Тебе здесь нравится, я вижу. Оставайся, живи здесь. Подожди снега, увидишь, как здесь по-настоящему красиво.
– А ты?
– А я буду приезжать. Каждые выходные. К тебе.
– Блин, Аль, это как-то неправильно…
– Скажи мне, Арти… только честно! Что случится, если ты не вернешься сейчас? Что-то страшное? Тебя кто-то ждет скоро? У тебя есть обязательства?
Он вздыхает. Она просила честно…
– Ну, если честно, то… ничего особенно страшного не случится. Но…
– Оставайся…
Убедила. Совершенно нечестными, запрещенными, но так часто практикуемыми женщинами приемами, но – убедила. И он дал себя уговорить. Потому что и сам не хотел уезжать от нее, хотел остаться здесь, в Альпах. Он еще не успел как следует познакомиться с ними. И не успел насытиться ею.
Поначалу все было здорово. Он обходил ногами все, до чего успевал дотянуться в течение светового дня. Не расставался с навигатором, проверял загруженные в прибор, скачанные с Интернета карты, отмечал свои собственные точки. Как будто он собирался окопаться в этих местах. Но пребывание в горах запускало внутри него какой-то отработанный годами механизм, и он не мешал этому механизму работать. Ходил, смотрел, делал себе пометки в навигаторе. Отмечал самые опасные с точки зрения схода лавин места. Видел, как много непохожего и, одновременно, похожего на его родные горы. И неудержимо влюблялся в эти места.