Белый Андрей. Собрание стихотворенй. 1914

Собаку убрали: мог быть попечитель Василий Гаврилыч; ну, и - так далее; Дарьюшка дверь отворила, и - кто же? Да Киерко.

– Здравствуйте Киерко.

– Рад-с - очень, очень-с - тер руки профессор; и подлинно: видно, что рад; посетитель, щемя левый глаз, моргал правым, как будто плескал не ресницами, а очень быстрыми крыльями рябеньких бабочек; все же сквозь них поколол, как иголочкой, серым зрачечком, и им перекинулся с Василисы Сергевны к профессору; и от профессора - к Василисе Сергевне; на зоркости эти, как занавес, он опустил - благодушие, даже ленцу.

Это был человек коренастый и лысенький, среднего роста и с русой бородочкой: правильный нос, рот - кривил; был он в рябенькой паре; он в руку профессора шлепнул рукой с таким видом, как будто бывал ежедневно; как будто он свой человек; и как будто ровнялся с Иван Иванычем:

– Где это вы пропадали?
– дивился профессор.

Провел в кабинетик.

А Киерко тотчас же заложил за жилет свои руки - у самых подмышек; и палец большой защемил за жилетом; поколотил указательным пальцем и средним по пестрым подтяжкам, видневшимся в прорезь жилета:

– Ну-с - ну-те: как вы?

Дернул лысиной вкривь; и вперяясь зрачком в край стола, поймал шум голосов из гостиной:

– У вас это - кто же?

– Да Кувердяев - смутился профессор.

– Бо 1000 бер, - не простой, а серебряный - локти расставил, побив ими в воздухе - как же здоровьице - ну-те - Надежды Ивановны?
– быстрый зрачок перекинулся с края стола на профессора; и от профессора - к краю стола: пируэтиком эдаким ловко подстреливал Киерко то, что желали бы скрыть от него в смысле жеста, намека, движения глаз, иль дрожанья губы.

Ведь - подметил же: подцепил он профессора: тот - как забегает; Киерко только с ленцою вкрапил, подплеснувши ресницей:

– Ну, я ж бобруянин, провинциал, стало быть; вот и бряцаю - ну-те: бездомок!

Прошелся вкривую; остановился, стоял, заложив свои пальцы за вырез жилета привздернувши лихо плечо, оттопырив края пиджака; и с вниманьем разглядывал он пруссачишку, зашевелившего усом на крапе обой.

– Скажу: все поколение - ну-те: да бобылье же!

Профессор смотрел на него, подперевши очки - с удовольствием, даже со смаком, как будто превкусное блюдо ему предстояло отведать; да, Киерко приносил ни с чем несравнимую атмосферу, распространяемую мгновенно и сохраняемую надолго; бывало уйдет, - атмосфера же в комнате виснет: и бодро, и киерко.

– Бобылье - плеснул веком; зрачком же слепительно быстро провел треугольник: пруссак - глаз профессора - желтый паркетик - пруссак; и - поймал что-то там.

Подбоченился правой рукой; указательным пальцем левой он сделал стремительный выпад в профессора, точно исполнил рапирный прием, именуемый "прима" и будто воскликнул весьма укоризненно, бесповоротно: "J'accuse!"

– Вы же - бобыль, как и я; богатецкий обед и там всякое - ну-те: да это же - видимость; мы земляки, по беде.

И - пруссак - глаз профессора - желтый паркетик - пруссак:

– Как хомут, повисаем без дела... А впрочем - вкрепил он - хомут довисит до запряжки.

И сделалось: тихо, уютно, смешливо; но - жутко чуть-чуть: занимательно очень. Увидевши Томочку, носом открывшего дверь, поприсел: щелкнул пальцами:

– А собачевина, "Canis domesticus", - здравствуй: пословица есть обернулся он с корточек - "любишь меня, полюби и собаку мою: собачевина, лапу!"

Схватив Томку за ухо, ухо на нос натянул - на соленый, на мокрый, на песий:

– Породистый понтер; а шишка-то, шишка-то: мой собратан, - улыбнулся он вкривь на профессора, очень довольного ярким вниманием к псу - "я - животное тоже, но я - совершенствуюсь; ты пока - нет."

И ведь вот - вновь "поймал": выражение сходства профессора с псом - в очертании носа и челюсти.

Киерко хвастал вниманьем к безделицам: мелочи он наблюдал; и потом соблюдал воедино; и так соблюденное, людям бросал прямо в лоб: выходило же и интересно, и ярко, а память его походила на куль скопидома: оттуда все сыпались разные черточки, полуштришки мелочишки: сказали б, что - отбросы; но, - из них Киерко строил свои непреложные выводы: даже казался порой воплощенным прогнозом, железной уликою; но до какого-то срока - он медлил: натягивал завесь ленцы, прибауточек шуточек; взглядывал, сиживал, зевывал, странничал, все с прибауточками, да с покряхтываньем; и ходил с - перевальцем.

Он делал, казалось, десятую долю возможного: вяло пописывал в "Шахматном Обозреньи" под разными подписями: "Цер", "Пук", и "Киерко"; звали же все его: Киерко, так он просил:

– Называйте же - ну-те - меня просто "Киерко": по-настоящему длинно; и чорт его знает: "Цецерко-Пукиерко".

Делал десятую долю, а прочие девять десятых пролеживал лет двадцать пять на диванчике - в доме напротив, стоящем средь пустоши очень большого двора: в трехъэтажном, известковом, белом; там первый этаж занимали одни бедняки, а второй был почище. Здесь Киерко жил; и отсюда захаживал в шахматы биться он двадцать пять лет (холостым еще помнил профессора); этот последний над ним призадумался:

– Умная шельма Цецерко-Пукиерко: жалко - лентяй.

Иногда начинало казаться: за эту десятую часть ему жизнью отмеренных данных хваталися люди, - и очень, считая присутствие Киерко просто опорой, себе, когда - все исчезало другое. Профессор заметил: когда он испытывал прихоть себя окружить атмосферою Киерко, - Киерко тут и звонился, являясь с ленцою, с лукавым уютом, как будто с ми 1000 нуты последнего их разговора лишь минуло двадцать минут, и как будто вздремнул в смежной комнате Киерко.

Он никому не мешал; он казался простым соблюдателем всяких традиций квартиры: с профессором игрывал в шахматы; с Надей разъигрывались дуэты (тащил он с собой тогда виолончель); с Василисой Сергевною спорил, доказывая, что и "Русская Мысль" никуда не годится, и "Вестник Европы"; с кухаркою даже солил огурцы; пыхал трубочкой, дергался правым плечом и носком, заложив за жилетиком палец - у самой подмышки: и здесь выколачивал пальцами дроби: смешливо и "киерко".

Вдруг - исчезал; не показывал носу; то снова частил; и профессорше даже казался проведчиком:

– Этот Цецерко, - скажу "а пропо" - он не пишет ли в "Искре?"

– Ах, Вассочка, что ты, - хихикал профессор.

Однажды спросил:

– Расскажите мне, Киерко, что вы там собственно...

Киерко, в губы втянувши отверстие трубочки - ("пох" - вылетали клубочки), ответил ведь, - чорт его драл - на вопрос затаенный:

– Собрания, совокупленья людские - пох-пох - запрещаются же строжайше законами, - ну-те...

Щемил левый глаз; и уткнулся бородкой и трубочкой под потолочек: