Белый царь – Иван Грозный. Книга 2

Василий приспустил порты, прилег на лавку.

– Болячка у меня появилась, размером малая, а болит, как заденешь, нестерпимо. Знобит меня, слаб стал. Погляди, что за недуг, да вылечи.

– Погляжу. Значит, болячка? – Бабка Глафира нагнулась над бедром Василия.

– Что скажешь, старая?

– Погоди, государь, скоро только сказка сказывается. Не кусал ли тебя кто?

– Нет.

– А до того как появилась болячка, не болел ли ты простудой?

– Нет. Не было того.

– И ноги не застуживал?

– И ноги не застуживал. Зачем допрос чинишь?

– Чтобы лечить, надобно поначалу узнать причину хвори.

– Так давай быстрее. Негоже мне, великому князю, перед бабой голым лежать.

– Хворь, батюшка, различия меж людьми не признает. Ей все одно, князь или простолюдин. Одевайся.

Василий оделся, взглянул в глаза бабки.

– Что скажешь, старая?

– Что сказать, батюшка? Пойду к себе, травки отберу, мазь приготовлю, питье сварю. А ты приляг да накройся шубой. Вспотеешь, ее не скидывай. Через пот хворь выходит.

– А в баню сходить?

– В баню не ходи. Болячку мочить нельзя. Ранку в сухости держать надо.

– Вот тоже напасть привязалась! И появилась-то нежданно, ниоткуда. А что, старая, и немощь в теле от той болячки?

– От болячки или от простуды.

– Ты давай, лечи, бабка. Мне болеть нельзя, дел на Москве много.

– Болеть, батюшка, никто не хочет, да только хворь на эти желания не глядит. Ладно, пошла я. Ты, государь, обязательно ложись в исподнем на лавку под шубу. А я приготовлю снадобье и вернусь. Пусть никто тебя не тревожит, ни супруга, ни детки, ни слуги. Уснешь, разбужу. После крепче спать будешь.

Знахарка покинула светлицу, прошла сенями во двор. Оказавшись на улице, она, быстро, мелко семеня ногами, поспешила к своему двору.

Возле избы Глафира остановилась, осмотрелась, никого не увидела, перекрестилась и сказала сама себе:

– Помоги, Господи! Ну и дела. Это что же получается? Кто-то, может…

Шепот ее прервало появление во дворе девицы лет шестнадцати, в простом деревенском сарафане, с выброшенной вперед толстой золотистой косой.

– Чего ты шепчешь, бабка?

– Варька, куда из дома моталась?

– Куда и все, посмотреть, как великокняжеская семья приехала. Только стражники не допустили. Говорили, великому князю не до нас. Потом государь народ соберет. А среди стражников один молодец ох и хорош собой, бабка. Все молчит, но в глазах искорки играют. Вечерком пройдусь по селу, может, и встречу того молчуна.

– И не стыдно тебе, Варька, такое говорить? Как блудница какая!..

– А чего мне? Вдруг стражнику приглянусь, и заберет он меня с собой на Москву?!

– Ага. Как же, заберет!.. На селе ровню себе выбирай.

– Так из кого выбирать-то? Эх, и чего я сиротой на белом свете осталась, батюшка с матушкой рано померли? Жила бы на Москве, а не тут.

– Неблагодарная ты, Варька.

– Ладно, бабка. Сама-то где была и чего втихую ото всех себе шептала?

– Идем в дом. Там расскажу, и займемся работой.

Старуха и девица прошли в избу.

В горнице бабка Глафира усадила Варвару на лавку. Эта девушка была ее ученицей. Лет десять назад знахарка подобрала ее на Москве, бездомную, осиротевшую.

– Была я, Варька, у великого князя в покоях.

– Да ты что? – удивилась девушка. – А зачем ты там оказалась-то?

– Скажу, Варька, но пред тем предупредить хочу строго-настрого. О том, что узнаешь, никому ни слова, коли не желаешь принять лютую смерть.

– О чем ты, бабка? Кто ж себе смерти, да еще лютой пожелает?

– Тогда молчи.

– Молчу.

– Болен государь наш, Варька.

– Невидаль какая! Все хвораем, а потом выздоравливаем. Князь, он что, какой-то особенный? Такой же человек, как и все, только властью наделенный по воле Божьей.

– Государь не особенный, а вот болезнь у него не простая.

– Да что за хворь-то?

– А вот того, Варька, я и не пойму!

Варвара удивилась пуще прежнего и сказала:

– Ты поднимала на ноги тех, кто полжизни лежнем лежал, ото всех болезней снадобья и заговоры знаешь и не можешь понять, что за хворь у князя приключилась?

– Да, Варька, не понимаю. Болячка у него на бедре появилась, ранка махонькая, с булавочную головку, багровая. Видать, кровь внутри застыла.

– Может, укусил кто?

– Спрашивала про укус, князь говорил, что не было такого. И еще, Варька, от ранки или прыща жара, слабости, недомогания не бывает, а государь и горит, и валится от недуга.

– Так, может, заодно простудился где?

– Нет, Варька. Я думаю, что князя поразила хворь, которой я доселе не видывала, либо…

– Что? – тихо спросила ученица знахарки.

– Либо кто-то помог государю захворать. Так или этак, но выходит, что не жилец Василий на этом свете. От неведомой хвори у меня снадобья нет. Если же в тело ему кто-то пустил отраву, то я тем более не помогу.

Варвара закрыла рот ладошкой, ее черные глаза расширились.

– Господи! Что же это такое? Что делать? Что это за нелюди, решившие извести государя?

– Это не твое и не мое дело, Варька, – строго сказала знахарка. – Врачевать государя будем. Спасти не сумеем, а боль облегчим. Молчи, Варька, иначе и себя, и меня погубишь!

– Что я, дура, что ли? Сказала же, буду молчать, значит, никому ничего не скажу, даже на исповеди.

– Все вы, молодки, дуры. Особливо когда приходит время на парней заглядываться и тайком мечтать о непотребном. Но тут другое дело, серьезное, Варька.

– Да поняла я все. Говори лучше, что делать-то?

– Жаропонижающее снадобье у нас есть, плодов и листьев калины хватает, подорожника, чтобы положить на болячку, тоже. Вскипяти воду, принеси масла лампадного, соль, муку пшеничную, пресный мед, лук. Поторопись, девка!

Бабка Глафира явилась в дом великого князя затемно. У крыльца ее встретил Ургин.

– Скажи, старая, что за хворь приключилась у государя?

– Болячка на бедре, да и простудился великий князь. А тебе зачем это знать?