Белый крест

– Я туда не пойду, – немедленно отозвалась Кейт.

Мозес посмотрел на Коулмена и Мурманцева.

– Он же мертв, – неуверенно произнес Коулмен.

Мозес ткнул пальцем в Мурманцева.

– Иди. – И зло прошипел: – Ангелхранитель.

Мурманцев пошел. Быстро добрался до окровавленного тельца, осмотрел, ни на что не надеясь. Но Стефан был жив – дышал. Мурманцев осторожно взял его на руки и понес.

– Он жив.

Мозеса эта новость заметно приободрила. Он заторопился в обратный путь.

– Слуга, – напомнил Мурманцев. – Может, он тоже еще жив.

– Я не намерен возиться с падалью. Мы возвращаемся, – отрезал Мозес.

Мурманцев, с ребенком на руках, повернулся и направился к лежащему в стороне телу слуги.

В трех метрах от него остановился. Человек был мертв – никаких сомнений. Плоть стремительно разлагалась. На лице сквозь гниющее мясо уже проступали разбитые кости черепа.

Сзади подошел Коулмен.

– Что, первый раз видишь? – спросил равнодушно. – Голем и падаль – словасинонимы.

– Голем? – пробормотал Мурманцев и почувствовал ствол на пояснице.

– Пошли, русский.

ГЛАВА 7

Возвращение было унылым. Шли тяжело, медленно, устало. Солнце уходило с неба, вытягивая тени. Становилось холодно. Мурманцев вглядывался в лицо Стефана. Как ни странно, оно было безмятежным, несмотря на кровоподтеки, – словно он спал сладким сном. Драконьи зубы помяли его, но не так сильно, как можно было ожидать. «Этот ребенок двужильный», – думал Мурманцев, совсем не удивляясь.

Впереди показались очертания самолета, и вся компания невольно ускорила шаг. Вдруг раздался какойто щелчок, потом шипение. Мозес, опять шедший впереди, глухо вскрикнул и схватился за бок. На месте кармана образовалась дымящаяся дыра.

– Дьявол, что это?! – Он стал поспешно стягивать с себя лапсердак.

Оттуда выпала какаято бесформенная спекшаяся масса, исчезающая на глазах.

Мозес, Коулмен и Янг воззрились на нее в совершенном недоумении.

Для Мурманцева это был сигнал к действию. Он присел на корточки и положил на землю Стефана. Накрыл ладонью пряжку пояса.

– Это аннигилятор. Я настроил его на самоуничтожение. Вероятно, мы вышли из блокирующей зоны.

Мозес произнес короткое и очень некрасивое ругательство.

– Не стоит, мистер Мозес, – сказал Мурманцев, провел пальцем по поясу и быстро отпрыгнул в сторону.

В тот же миг прогремел выстрел – Коулмен был начеку.

– Где он?! – крикнул Мозес, озираясь. – Ты его упустил, болван!

Мурманцев стискивал зубы, чтобы не застонать, и зажимал рукой дыру в левом предплечье. Коулмен всетаки подцепил его на пулю. Он уходил от них к самолету, ускоряя шаг и следя за тем, чтобы кровь не капала на землю – не оставляла следа.

– Мистер Мозес, – подавляя злость, произнес Коулмен, – вы не правы.

– Ладно. – Мозес махнул рукой, внезапно успокоившись. – Берите ребенка и быстро к самолету.

Открытый люк и спущенный трап ждали их возвращения. Кейт поднималась первой – Мозес отстал. Внезапно она остановилась, отняла руку от поручня и посмотрела на ладонь. Пальцы были в крови. Она показала Коулмену.

– Вряд ли здесь побывали кровожадные аборигены и сожрали пилота, – с сомнением в голосе сказала она. – Рэнди, ты его ранил.

– Я редко промахиваюсь, – угрюмо ответил Коулмен.

Подошел Мозес.

– Мистер Мозес, невидимка опередил нас, – доложила Кейт, демонстрируя руку.

Тот дернул уголком рта.

– Тем хуже для него.

Они поднялись в самолет. Бесчувственного ребенка уложили в круглой комнате, где еще утром слуга заменил разукрашенный им ковер. Другой прислуги не имелось, и Кейт пришлось изображать сестру милосердия, хотя ей очень не нравилось это занятие, по ее понятиям, унижающее свободную женщину.

Мозес отобрал у Коулмена рюкзак Мурманцева и заперся в своих апартаментах.

Заработали двигатели, самолет пошел на взлет. Красное солнце оседлало горизонт. Коулмен любовался им из окошка своей комнатки, предназначенной для обслуги, и думал о том, что пора бы наконец и домой, в Америку. И черт бы подрал всех Мозесов на свете.

Через час Кейт доложила:

– Сэр, ребенок пришел в себя. У него даже ничего не сломано. Живуч, как кошка. Пара небольших синяков и царапин, только и всего.

Мальчик был вымыт, переодет и крутил в руках кубикголоволомку. Половина лица опухла и неприятно багровела.

– Вот это вы называете небольшим синяком? – засушенным тоном поинтересовался Мозес. – Когда вас, агент Янг, будет бить ваш муж, тогда и расскажете адвокату о небольших синяках. А к этому ребенку прошу проявлять максимум внимания. Сделайте ему компресс, что ли.

Он повернулся уходить.

– Сэр, я не собираюсь заводить мужа, – отчеканила ему вслед разозленная Кейт.

Мозес не удостоил ее ответа. Направляясь в свои апартаменты, он вдруг остановился. Наклонился, изучая чтото на ковре. Возле стены тянулась цепочка темных пятен. Через несколько шагов он нашел такие же пятна на деревянной обшивке коридора. С минуту подумав, Мозес двинулся дальше. Повернул направо, к кабинету совещаний. Открыл дверь, вошел и немного постоял на пороге. Овальный стол в центре, кресла с высокими спинками, экран стереовизора во всю стену, пара длинных диванов.

– Я знаю, что ты здесь, русский, – произнес Мозес, положив руку в карман.

Он подошел к панели связи и нажал несколько кнопок.

– Коулмен, жду вас в зале совещаний по правой стороне.

И, обернувшись, увидел его. Мурманцев сидел на одном из диванов, сжимая плечо. Рубашка набухла кровью.

Мозел отодвинул от стола кресло и уселся. Перед собой положил пистолет.

– Ты умрешь от потери крови. Хочешь этого? Мы можем помочь тебе. Взаимообразно, конечно. Через несколько часов самолет приземлится на свободной земле Америки. У тебя есть выбор – умереть или попросить политического убежища.