Белый Шанхай. Роман о русских эмигрантах в Китае

— Господин может кинуть в колокол денежку, — намекнул сторож. — А если при этом загадать желание, то оно непременно сбудется.

Клим понимал, что тот надеется поживиться за счет легковерного «белого дьявола», но все равно достал кошелек. К великому разочарованию сторожа подброшенная Климом монета словно испарилась в полумраке под потолком, беззвучно упав в толстый слой пыли на вершине колокола.

— Все, уже поздно, башня закрыта! — рассердился сторож.

С тяжелым сердцем Клим отправился назад в гостиницу. В голову лезли безумные идеи: связать сторожа и азбукой Морзе отбить на колоколе послание для Нины: «Я здесь». Впрочем, она все равно не знала телеграфного языка.

У гостиницы Клим столкнулся с Даниэлем.

— Переодевайся к ужину — велел тот. — Сейчас мы кое-куда поедем. Я придумал, как нам связаться с русскими большевиками.

Через полчаса они вошли в небольшой европейский ресторан в двух шагах от Посольского квартала. За круглыми полированными столами сидели шумные компании иностранцев. Бегали официанты, гремела посуда, а под высокими потолками в сизом сигаретном дыму покачивались флаги Великих Держав.

Клим и Даниэль поднялись на верхний полуэтаж и сели за крошечный столик у перил, откуда было видно, что творится в общей зале.

— Сейчас Китай стал Меккой для социалистов со всего света, — сказал Даниэль, кивая на публику внизу. — Как правило, это богатые романтики, которые могут позволить себе не работать и путешествовать по миру. Они начитались восторженных книжек о большевистском перевороте и рванули сюда — чтобы быть свидетелями новой революции, которой, разумеется, не будет.

— Зачем мы пришли сюда? — не понял Клим.

Даниэль таинственно улыбнулся.

— Эти господа олицетворяют для Москвы «прогрессивную мировую общественность». Половина из них состоит внештатными корреспондентами левацких газетенок с тиражом в пятьсот экземпляров, и когда большевикам надо распространить какую-либо информацию, они посылают сюда своего человека. Видишь курчавого юношу в полосатом галстуке? Это Анатолий Левкин, юрист советского полпредства. Время от времени он запускает тут очередные газетные утки, «прогрессивная общественность» их подхватывает и отправляет депеши в свои редакции. А потом в СССР начинается ликование: «Трудящиеся Запада проявляют солидарность с советским руководством!»

— Этот юрист имеет отношение к делу Бородиной? — нетерпеливо спросил Клим.

— Именно.

Левкин показался Климу похожим на комара: маленький, длинноносый и глазастый, он вместе со своим переводчиком перелетал от стола к столу, суетился и угощал всех папиросами. Даже на балконе было слышно, как он горячо доказывал, что в буржуазной прессе были опубликованы сфабрикованные документы:

— Китайские сатрапы изъяли в нашем полпредстве самые обычные деловые бумаги, а потом приписали нам фальшивки, чтобы скомпрометировать первое в мире социалистическое государство. СССР никогда не покушался на суверенитет других стран.

Оставалось только изумляться: как можно столь бессовестно врать? Но, судя по одобрительным выкрикам, «прогрессивная общественность» верила Левкину.

— Люди всегда готовы обманываться, если ложь соответствует их потаенным желаниям, — сказал Даниэль. — Этим господам хочется, чтобы большевики были Силой Добра, за которой можно следовать без оглядки, и поэтому они заранее отметают факты и здравый смысл.

Левкин расплатился за ужин, отпустил переводчика и направился к выходу.

— Подойди к нему и представься коммунистом из Шанхая, — шепнул Даниэль Климу. — Скажи, что у тебя есть связи в немецком посольстве и тебе намекнули, что в Европе тоже скоро будут налеты на советские полпредства.

Клим в недоумении посмотрел на Даниэля: еще не хватало впутаться в шпионский скандал!

— Что ж ты сам не подойдешь к Левкину?

— Я не знаю русского языка.

Клим не двигался с места, и Даниэль начал злиться.

— Не упускай свой шанс! Сейчас Левкин уйдет, и мы уже не сможем связаться с ним! Если ты намерен отсиживаться в кустах, то какого черта тебя понесло в Пекин?

Проклиная все на свете, Клим встал и быстрым шагом направился к лестнице.

Он нагнал советского юриста, когда тот уже садился в машину, но слова Клима не произвели на Левкина никакого впечатления.

— Извините, мне некогда, — сухо сказал он и велел шоферу заводить мотор.

Когда его автомобиль исчез за поворотом, Даниэль тоже вышел на улицу.

— Дело сделано! — сказал он, хлопнув Клима по плечу. — Оставь бармену свой адрес и жди. Левкин скоро тебя найдет.

У Даниэля был такой вид, будто он сорвал джек-пот.

4

В течение нескольких томительных дней Клим сидел у себя в номере и читал газеты. После разгрома советского полпредства в Пекине началась охота на коммунистов, и вскоре антибольшевистская истерия распространилась на весь Китай, вне зависимости от того, кому принадлежала власть в той или иной провинции. Чан Кайши тоже присоединился к травле бывших союзников — ему надо было доказать, что резня красногвардейцев в Шанхае была жесткой, но необходимой мерой.

Михаил Бородин ничего не мог с этим поделать: социальный эксперимент в Ухани не удался, и у него не осталось ни денег, ни сил, ни союзников, чтобы предотвратить катастрофу.

Русские политические и военные советники спешно эвакуировались из Китая. Консульство СССР в Тяньцзине было разгромлено, в Шанхае — осаждено бывшими белогвардейцами. В провинциальных городах провокаторы могли ткнуть пальцем в человека: «Вот коммунист идет!» — и беднягу убивали на месте. Доходило до того, что девушек с короткими стрижками казнили как большевичек, а потом подкладывали их отрубленные головы в гробы мужчинам: «Вы хотели равноправия? Ну так получите!»

В такой обстановке надеяться на благоприятный исход Нининого дела было бессмысленно.

Прошла неделя, и наконец коридорный принес Климу визитную карточку советского юриста.

— Он ждет вас внизу.

Клим выбежал в вестибюль и чуть не столкнулся с Левкиным.

— Вы не могли бы приехать в наше полпредство? — спросил тот, не поднимая глаз.

Они сели в машину, и всю дорогу Клим изнывал от желания расспросить Левкина о Нине, но пока он не имел права задавать вопросы.

Автомобиль подвез их к высокой крепостной стене, окружавшей Посольский квартал. Часовые проверили пропуск Левкина и открыли тяжелые, обитые металлическими пластинами ворота.

Невероятно: проехать под аркой и тут же из громадного китайского города перенестись в Европу. Вдоль широких улиц, обсаженных деревьями, стояли нарядные особняки; здесь же располагались торговые представительства, банковские и страховые конторы. В фонтанах плескалась вода, в уличных кафе обедали изысканно одетые люди.

Единственный намек на Китай — коляски рикш, поблескивающие черным лаком и медными украшениями. Кули, возившие их, щеголяли в опрятных синих рубахах и штанах и прикрывали головы новенькими соломенными шляпами.

Автомобиль Левкина проехал сквозь решетчатые ворота, охраняемые красноармейцами в богатырках, и остановился возле большого белого дома с пучеглазыми каменными львами у крыльца.

Клим вышел из машины и огляделся кругом. Трава на лужайках была вытоптана, а цветы в позеленевших вазонах засохли.

— Нам тут не до садоводства, — сказал Левкин, заметив недоуменный взгляд Клима. — Мы живем событиями не частного, а мирового масштаба.

Старый китаец в выцветшей гимнастерке впустил их в полутемный вестибюль и вновь принялся смахивать пыль с мраморного бюста Ленина, стоявшего в углу.