Белый Слон
Шрифт:
— Я не знаю ответа, — Лера вздрогнула.
— Ты не довольна, — удовлетворенно произнес Шахматист. — И ты хотела бы изменить ее? Или… изменить судьбы других?
Лера вдруг поняла, к чему был весь предыдущий разговор о добре и зле, и светлом будущем и судьбах людей. Шахматист искал союзника. Точнее, послушную марионетку, которая станет его дополнением. И Лера идеально подходила на эту роль.
— Это уже второй вопрос, — она сузила глаза. — Ты забыл свои же правила?
Она переставила на одну клетку пешку.
— Ох, простите! — с издевкой произнес Шахматист. Мимолетным движением он скинул с доски
Лера стиснула руку в кулак, но удержалась, и не ударила по доске.
— Я могу изменить ее. Я уже сказала. А что касается остальных… Что ты там говорил про глупые вопросы?
— Значит, нет. Что ж, жаль. Возможно, ты еще одумаешься.
— Хотела бы я то же самое сказать о тебе, — отозвалась Лера.
— Продолжим игру.
Лера поняла, что отступать он не собирается.
Шахматист сделал ход. Лера с надеждой искала хотя бы одну фигуру, которую можно загнать в угол. Но ее соперник словно предугадывал все ходы, и расставил свое войско так, что к нему было не подобраться. Зато большая часть фигур Валерии находилась у него под прицелом.
— Ты безумен, — она переставила коня, без смысла и цели, просто так. — Ты живешь в каком-то странном мире. Но невозможно находиться в двух мирах одновременно.
— Да. Я создал свой мир, и живу по его законам. Пусть он нереален. Но он лучше, чем реальная выгребная яма, в которой плавают остальные. И когда игра закончится, я получу достаточно власти, чтобы изменить этот мир и превратить его в тот, в котором живу я.
Он переставил слона, и Лера подумала, что за пару ходов сумеет отрезать ему все пути к отступлению. Она не пыталась выиграть, ее целью были вопросы.
И если Шахматист хочет запутать ее своими разговорами, что ж… Она может воспользоваться его же приемом.
— И все же ты не так бескорыстен, верно? Мне известно о твоем пари с Аркадием Шильцем. На кону стоят большие деньги, и ты хочешь их получить.
— Деньги? — Шахматист так расхохотался, что доска затряслась. Ворон у него на руках встрепенулся и попытался взлететь. — Тише, Граф! Тебе рано летать. Дай крылу время. Деньги… — повторил он с усмешкой. — Это только еще одно средство для достижения цели. Думаешь, я не заполучил бы желаемое без этого дурацкого пари? О нет, на кону вовсе не деньги. На кону жизнь. Его и моя.
— А в придачу жизни всех остальных «фигур»? — уточнила Лера, сдерживая гнев.
— Да, — самодовольно согласился Шахматист. — Но ими распоряжаюсь только я. Это мой способ выиграть пари. Его способ куда примитивнее.
Лера молча продолжила игру. Шахматист не сводил с нее пронзительного взгляда. Он играл, практически не глядя на доску.
— Почему ты так ненавидишь людей? — не выдержала Лера, загоняя слона. Кажется, соперник раскусил ее замысел, но не делал ничего, чтобы спасти свою фигуру.
— Ненавижу? — Шахматист усмехнулся, и переставил пешку. — Я не люблю людей. Такими, какие они есть. Но и не ненавижу. Эти понятия давно устарели, девочка моя.
— Устарели? — Лера не сдержала изумления. — Нет, ты точно сумасшедший.
— Это звучит, как комплимент, — прошелестел Шахматист. Он методично переставлял фигуры, руководствуясь совершенно непонятной для Валерии логикой. — Вот возьмем, к примеру, любовь. Опустим чувства к родителям, бабушкам, дедушкам,
друзьям и василькам. Любовь ли это — спорный вопрос. Чувство долга, вины или страха заставляет людей быть вместе. А что касается любви к тем единственным «половинкам»… Первое и главное доказательство отсутствия такой любви — она может быть только одна, и если любимый умер, ты не станешь искать другого даже из страха одиночества. Это знают даже волки.— Возможно, — согласилась Лера, прикрыв глаза от усталости. — Любовь бывает только одна. Раз и навсегда, на всю жизнь. Все, что было до нее — влюбленность, влечение, страсть, привязанность, страх одиночества. Что угодно — но не любовь. Потому что она бывает лишь одна. Но — бывает. Она есть. У сильных людей не было ничего до и не будет после. Остальным простительно.
Лера переставила ладью, замкнув круг.
— Что же касается любви к родным, к миру, к людям… — продолжила Лера. — Ты глубоко заблуждаешься, отрицая ее. Мне тебя жаль.
— Ты умеешь настоять на своем… Я бы поверил тебе, если бы не знал людей так хорошо. Ты едва ли усомнишься в том, что я изучил людей, как свои пять пальцев. Я просчитываю их действия, не двигаясь с места. И я повторяю свой вопрос.
Он смел с доски еще одну из пешек Валерии.
— Хочешь ты изменить свою судьбу и судьбы других людей? Подумай, прежде, чем ответить.
— Мой ответ прежний, — ледяным тоном сказала Валерия. — Нет.
— Жаль, — равнодушно произнес Шахматист. — Из тебя вышел бы отличный ученик.
— Довольно болтовни, — резко оборвала Лера. Она убрала с доски черного слона, поставила свою фигура, и спросила.
— Откуда у тебя запись голоса моего брата?
Отчего-то вопрос очень рассмешил Шахматиста. Он смеялся несколько секунд, прежде, чем ответить. Правда, вместо ответа, запел детскую песенку.
— Хей, пираты! Поднять паруса! Отважные ребята, Нам не страшна волна, Налей-ка штурман рому, И курс — на облака…— Почему ты не ответил на вопрос? — в голосе Валерии прозвучал металл.
— Разве нет? — наигранно удивился Шахматист. — Ты умная девочка, и сумеешь догадаться. Кажется, я сказал достаточно, хотя и не ожидал такого вопроса. Мне казалось, ты боишься воскрешать воспоминания, так же, как боишься их потерять.
— Раньше я боялась велосипеда. Теперь гоняю на байке, — холодно ответила Валерия.
— Похвально, похвально… — Шахматист бесстрастно встретил пристальный взгляд Валерии. — Знаешь, у тебя удивительный талант, так же как и у меня. Мы могли бы стать союзниками.
— В таком случае, ты можешь взять в союзники любого, — сухо ответила Лера, скрестив руки. — Потому что людей без талантов не бывает. Бывают люди равнодушные.
— Равнодушные… именно, если бы не равнодушие, все могло бы быть иначе, — произнес Шахматист. — Что ж, признаться, мне приятно было с тобой побеседовать.
Лера заподозрила неладное. Шахматист заканчивал разговор. Она взглянула на доску, с удивление обнаружила, что ее король окружен.
— Шах и мат, — произнес человек за маской. — Какая жалость. Ты проиграла.