Белый свет

Мафусаил спокойно выслушал доклад Сэма, отвел взгляд в сторону и, поблагодарив его, отвернулся и направился в свою небольшую спальню, если ее таковой можно было назвать. Представляла она из себя узкое ущелье не более четырех метров, разумеется, без всяких житейских удобств. Каждый человек жил в подобных условиях от мала до велика, но было у этих людей между собой неописуемое согласие: не было здесь споров относительно работы, каждый пытался чем-то помочь общему делу, каждый понимал, что от его действий многое зависит, у каждого здесь было свое место. Так оно и должно быть в тяжелых жизненных условиях, человек один мало что может сделать, а вот коллектив – это сила.

Мафусаил разлегся на земле, накинув на себя большой пыльный и изодранный кусок выцветшей ткани красного оттенка. Закрыв глаза правой морщинистой рукой, он призадумался, вспомнил своего погибшего сына. Сомнений быть не могло: все, кто попадает в Штаб к неприятелю, сначала подвергаются беспощадному допросу, а затем те, кто не поддается влиянию белого света, неминуемо казнятся. Мафусаил был уверен, что произошел второй вариант. Он не заплакал, не почувствовал злости, но горечь засела в его груди. Давным-давно умерла его жена, теперь любимый сын. Чувство одиночества начало душить его изнутри. Нескончаемые воспоминания, повседневная суета о делах в Сопротивлении, тревога о будущем так взволновали его, что он выбился из колеи. Мафусаил даже не заметил, как уснул. Сон – лучшее лекарство, как говорили древние.

Тем временем Сэм чувствовал себя виновным, что донес эту весть. Он ни с кем не разговаривал, лишь отобедал, присев на каменный выступ в углу. К нему подошли братья Витя и Сережа, еще подростки, не имеющие боевого опыта, поинтересовались его вылазкой в город, но, отговорившись сначала вежливо, потом с грубостью в ответ на их неугомонность, Сэм отошел от них и направился к выходу из подземелья. Яркий солнечный свет не слепил его, а воздух не казался душным. Он бы и не заметил внезапной грозы сейчас. Игорь и Сэм не были друзьями, несмотря на то что часто отправлялись на задания вместе. Игорь часто подшучивал над его грубой прямотой и неизощренностью в речи, неаккуратностью в делах. Там, где Игорь внезапно перебегал с места на место, оставаясь незамеченным, проникал внутрь здания без лишнего шума или обезвреживал одного из Уважаемых слуг, Сэму это удавалось менее хитро. В основном он полагался на грубую силу. Бывало, Игорю приходилось «подчищать за ним», за что он ехидно высказывал ему свое неудовлетворение по пути на базу. Конечно, Сэму бывало обидно от этого. Но теперь, когда Игоря не стало… Теперь все изменилось. Он пошел к речке, текшей недалеко, посидел, подумал и, кое-что припомнив, с горячей головой побежал к командованию. Мафусаил, проснувшийся к тому моменту, обратился к нему:

– Ты хочешь что-то предложить, Сэм?

Парень поглядел на остальных своих товарищей, внимательно смотревших на него, со страхом подозревая в нем буйство мысли и скорый опрометчивый шаг. Сэм действительно казался таким, но, начав свою речь, он улетучил эти опасения у окружающих:

– Когда я видел, как забирают Игоря, я обратил внимание на одного Уважаемого слугу. Мне показалось странным его поведение. Бьюсь об заклад, с ним не все так ясно, поэтому, Мафусаил, я хочу отправиться в город, чтобы выяснить, кто он такой.

– Постой, мой юный друг, отдохни, не надо резких шагов. Ты ведь только вернулся. Я лучше отправлю других ребят…

– Нет! – закричал Сэм, чем напугал присутствующих.

Мафусаил нахмурил брови, подбирая слова, чтобы убедить разъяренного парня остаться, однако тот, не дожидаясь ответа, побежал из ущелья. «Я достану этого парня, не знаю как, но достану», – с такой мыслью он увидел слепящий солнечный свет после темноты в подземелье.

– Сэйвир, отправляйся за ним, не дай ему наломать дров! – в страхе приказал Мафусаил одному из своих подчиненных.

– Слушаюсь, – глухо отозвался Сэйвир.

Сэйвир был закаленным бойцом, товарищи по оружию прозвали его Катапультой за необузданную ожесточенность во время битв. А их у него было немало, о чем свидетельствуют многочисленные шрамы на его теле. Не будь их у него на лице, он бы слыл завидным женихом в Сопротивлении, но изуродованные губы, порезанная левая щека и местами покусанное ухо поубавили прелести его внешнему виду.

Взяв с собой большой тесак, он вышел из-под ущелья и бегом отправился по следам Сэма. Молодой парень уже пробегал в гуще леса, по узкой, но изрядно протоптанной тропинке. Забыв о всякой осторожности, он то и дело бежал вперед своими мускулистыми ногами, не останавливаясь передохнуть. Ему не терпелось выяснить, кем является этот странный Уважаемый слуга. «А что, если я ошибся?» – завертелось вдруг в его голове. Он предался воспоминанию, как все было.

– Сэм, не отставай, не то брошу тебя здесь! – оборачиваясь через плечо, кричал на него Игорь.

Сэм оглядывался по сторонам на беззаботных жителей города, осматривал сам город, предаваясь разным мыслям.

– Пусть он и не наш, но этот город все равно прекрасен, – вымолвил вслух Сэм.

– Ну, по сравнению с нашей берлогой, естественно! Тебе любая обеспеченная продовольствием и теплом местность покажется уютной и красивой. Здесь люди не прячутся от солнца, от всякой дикой живности, которая в достатке развелась в Большом Экспериментальном Лесу, преграждая нам путь сюда и к отступлению. Возможно, ты прав, Сэм. Этот город, в каком бы он сейчас состоянии ни находился, действительно красив. Но он еще не наш, так что не нужно иллюзий. Нам необходимо выполнить дело.

Сэму нечасто приходилось быть свидетелем лирического отступления Игоря, и, мягко сказать, он был поражен.

– А ты не всегда зануда, помешанный на деле и не осматривающийся вокруг, – съязвил Сэм.

– Слушай, ты. У тебя язык длинный? Оставь свои глупые шуточки, раз не умеешь шутить.

Игорь отвернул голову от Сэма, наслаждаясь выигранной словесной дуэлью. Сэм молчал, следуя по пятам первого.

Была уже темная ночь. Игорь и Сэм безуспешно искали ночлег, так как все их прежние места были в этот раз под охраной Уважаемых слуг.

– Черт! Откуда их сегодня так много? Сэм, пойдем отсюда! Надо думать, куда еще мы можем пойти.

В ту ночь всюду, куда бы они ни направились, толпились по несколько Уважаемых слуг, вооруженных огнеметами и электрошокерами.

– Все это неспроста, как думаешь, Игорь, что сегодня за день такой важный?

– Не знаю, но надо убираться.

Под утро они обнаружили парк и несколько плотно выросших друг к другу елок, под которыми даже блеск рассвета солнца не проникал. Вокруг было безлюдно, и уставшие путники, расположившись под зарослями, уютно задремали. Через два часа Игорь услышал хождение толпы по дороге: это были люди, идущие за Божьей Благодатью. Он осторожно выглянул из-под ели, высматривая каждого человека и проговаривая про себя:

– Вот, зомбированные идут.

Мимо него проходили маленькие дети, ведомые своими взрослыми. Вот одна женщина, обнажив свою улыбку, держит за руку свою маленькую дочь: на лицах обоих читается неописуемое умиротворение. За ними медленно шагает старый человек, ноги которого еле несут, но он все равно продолжает идти. И его лицо показывает все тот же умиротворенный вид, словно это последнее важное дело, которое он должен успеть выполнить перед уходом в мир иной.

Перед глазами Игоря прошло еще много людей, в целом картина была однообразная, пока он не заметил одну странность. Один молодой человек лет двадцати постоянно оборачивался по сторонам, будто не находил себе места.

– Наш? – удивленно спросил сам себя Игорь.

«Требуется больше узнать об этом подозрительном типе, нельзя его проморгать, а этого лучше с собой не возьму, пусть спит, в этом деле нужна аккуратность, а от него толку все равно не будет. Мускулы никогда не возьмут верх над артистизмом», – решил Игорь.

Он бесшумно выбрался из-под елей, оставив Сэма, вышел из парка и как бы невзначай вклинился в идущую в одном направлении толпу. Его и подозрительного парня отделяли тридцать метров. Здесь следует отметить, что Игорь умел растворяться в толпе, изобразив простой взгляд и натянув пошире улыбку. Смотрел он только вперед, изредка посматривая на Андрея, который все еще не мог успокоиться, осматривая все вокруг, будто маленький мальчик, еще не научившийся плавать, чьи панические движения руками и ногами лишь усугубляют его положение. Благом для него было то, что окружающие люди были слишком заняты своими думами, которые им не принадлежали.