Белый волчонок
Шрифт:
Через час я понимаю, что уже не хочу видеть, как делают артефакты.
Это скучно, ну просто до невозможности. Покровский заваливает меня бумагами с какими-то понятными только ему одному выкладками и расчетами. Все это становится похоже на домашнюю работу по астрофизике, хтонь ее забери.
Меня радует лишь кофеварка, сверкающая хромированными боками посреди этого хаоса и формул. Только ароматный крепкий кофе спасает от богатырского сна.
Но, Богдан, увлеченный процессом, не замечает моего состояния, постоянно подсовывает какие мятые, заляпанные не пойми чем, схемы и трясет
Есть в этом царстве хаоса еще один предмет, который меня тоже бодрит. Пухлая тетрадь с символами. Настоящее сокровище артефактора. И, полагаю, бесценное сокровище, учитывая какому роду оно принадлежит.
Но с тетрадкой Богдан не расстается, сверяясь и делая пометки. Пожалуй с тем, что он должен, я уже определился.
Закончив в пятый раз перерисовывать схему будущего великого артефакта, он идет к широкому столу. Там, в тисках зажат небольшой кусок металла с выдавленными мелкими символами и крупным темным камнем, вплавленным прямо в поверхность.
— А это что? — разглядываю несуразный предмет.
— Это, ну… — Богдан чуть краснеет, вздыхает. — Очередной неудачный эксперимент. Не самая худшая моя работа, но тут все совсем не в ту сторону пошло. Короче, — он усаживается на табурет, опускает глаза. — Делал я артефакт ослабления врага. В противоположность усилению в общем.
— Получилось?
— Получилось… Вот что получилось, — здоровяк, продолжая краснеть, смущенно трет лоб. — Врага то он ослабляет. А точнее его кишечник. Тут мое усиление сработало слишком хорошо, так что и эффект почти мгновенный. Самые сильные могут и успеть до туалета добежать.
Я несколько секунд просто смотрю на него, не моргая. А потом меня начинает потряхивать от смеха. Держусь изо всех сил, глядя на его печальное лицо, но чувствую, что моя рожа уже покраснела от натуги.
— Да ржи ты уже, а то лопнешь, — машет он рукой. — Мой отец так хохотал, что и артефакта этого не надо было.
Не отпускает меня долго. Это же какой размах для творчества у Богдана. Если взять Каритского и растянуть действие на толпу, то легко можно избавиться от целой вражеской армии. Неэстетично, но очень эффективно.
— Можешь одолжить? — меня посещает подлая идея.
— Да забирай вообще, с глаз моих. Уничтожать жалко было, материал потратил, да и камень редкий. А видеть его не могу. Он будто… попахивает. А тебе зачем? — Покровский подозрительно смотрит, опомнившись.
— Есть у меня один шутник, любитель нагнать страха. Пусть сам разок обосрется.
— А, ну ладно, это можно, — он мстительно улыбается, видимо и самого задрали шутники. — Только не говори никому откуда.
— Честное княжеское. Тебя не сдам, — клянусь я.
Так над братом издеваться, конечно, немного чересчур, но он реально задолбал меня пугать и потом откровенно радоваться. Ответка ниже плинтуса, но пусть в следующий раз задумается, что ему еще прилететь может.
— Дай только на тебя перестрою, — он кладет амулет на ладонь, протягивает мне и выжидающе смотрит. — Положи руку сверху, ты чего?
— А, прости, — делаю вид, что задумался и выполняю.
Богдан прикрывает глаза, что-то неразборчиво бормочет. Ничего не происходит, но парень открывает глаза, поворачивает ладонь
и довольно улыбается:— Готово. Достаточно капли силы для запуска. Но смотри, в теории, чем больше силы ты в него зальешь, тем сильнее будет эффект.
— В теории? — я смотрю на амулет, ну хоть совсем небольшой, с пол мизинца.
— Испытал я его один раз только, — снова краснеет он. — И вбухал случайно… Короче я пытался тут его поправить, но не получилось. Морион намертво запечатал плетение.
Киваю с важным видом, словно все понял. Морион, наверное, это этот темный камень. Где бы по артефакторике книжки достать? Я благодарю, обещая быть осторожнее, и убираю амулет в карман.
А мы приступаем к созданию артефакта с кодовым названием «Светлячок».
По задумке Покровского, он должен аккумулировать в себе силу окружающих и выдавать чистый ее поток. Чем больше людей вливают в артефакт силу, тем сильнее этот поток. Сильно задел его тот демон в храме, в общем.
Первый разносим к тем самым тварям хаоса. Ни я не рассчитываю вливаемую силу, ни Богдан. Он хоть не специально, нда.
Бахает прилично и мы, слегка обуглившиеся, прерываемся на кофе, запоздало вспомнив о технике безопасности.
Второй подход делаем уже в сварочных масках, рукавицах и тяжелых передниках, отрытых из какого-то угла.
Из-за громоздкой экипировки движения становятся неуклюжими и мы снова проваливаем эксперимент. Скидываем это все себя обратно в пыльный угол и окутываемся силовой защитой.
И у нас получается. Нечто. Этот застывший плевок металла артефактом назвать стыдно. Но все символы, по словам Богдана, на своих местах и плетение устойчиво. Я ему верю, хотя проверять опасаюсь.
Покровский тоже не спешит воспользоваться своим великим творением и мы договариваемся, что испытаем его завтра. И где-нибудь за городом. Подальше. На том и расходимся.
И, пока я иду, уставший, грязный, но довольный, по темному парку к семейному храму, меня осеняет идея. Как можно воспользоваться Поиском пути и получить ответ хоть на один из тревожащих меня вопросов.
Глава 18
Идея посещает совершенно идиотская и опасная. Проследить за Панаевским.
Я прямо слышу вопли в своей голове — богатый мат деда и угрозы кары всех богов верховной. Все, как я люблю.
Но, во-первых. Пока мы колдовали с Богданом, я понял как мне воспользоваться символом сокрытия и стать буквально невидимкой. Не физически, увы, но максимально незаметным.
Потому что во-вторых. В голове наконец сложились все эти туманные речи жриц про границы, буквальность и прочую нематериальную хрень.
Здоровяк-артефактор лихо орудовал воплощениями символов и пусть ни одного из них запомнить не удалось, но главное я понял — границ и правда нет. Если совсем условно — как ты думаешь, так оно работать и должно. Со своими ограничениями и в пределах общего принципа, но тем не менее.
Посетившее озарение меня окрыляет и не терпится проверить свою безумную теорию. Если все, что я себе навоображал, правда, то силу мне отсыпали все же неслабую. Но сначала надо подготовиться.