Белый вор

шапку и пытался дремать, не рассчитывая проснуться.

Его долго и бесплодно искали, прорезая через пургу ложе реки прожекторами. Яростная буря замела следы, неистовый ветер смешал запахи, и собаки стали бесполезны. Хозяин приказал оставить поиски, пока не стихнет непогода. Градусник устойчиво показывал минус сорок. Хозяин надеялся, что беглец замёрзнет. По – хорошему в этом стоило бы непременно убедиться.

Снегоходы двинулись к зоне.

3

СТОЙБИЩЕ

Стойбище эвенов спряталось в выемке между сопок. Здесь не так мело.

Опасливые аборигены загнали собак в чумы. Сидели семьями около костров,

грея чай и топя олений жир.

Стена из шитых шкур дальнего чума затряслась. Эвены разом посмотрели в сторону шума. Полог над собачим лазом отодвинулся и показался белый человек с лицом в короткой щетине. Человек предстал в ментовском тулупе с чужого плеча, ушанке с опущенными ушами, подвязанными под подбородком, разорванных унтах, с боков которых выглядывали портянки, наручниках на запястьях.

Эвены уставились на беглеца трусливыми бегающими глазками. Странник, превозмогая утомление мышц и дрожь переохлаждения, схватил ближнего эвена за грудь расстёгнутой дохи, подтянул к себе и, едва соображая, что делает, дурным срывающимся голосом закричал:

– Запрягай упряжку! Вези в Эвенск! Убью!!

Эвены вскочили. Сухонькие ручки с грязными нестриженными ногтями потянулись к ружьям и острогам. Колючки злых взглядов сжигали беглеца.

Опасность придала ему находчивости. Он выхватил пылающую головню из костра и надвинулся на скуластого патлатого эвена, показавшегося главным.

Старик быстро гортанно заговорил на местном наречии. Соплеменники почти сразу угомонились. Молодая эвенкийка с пористыми сальными щеками и разросшимися бровями на надбровьях налила пришельцу оловянную кружку горячего крепчайшего чаю.

Старик шепнул молодым. Два эвена шустро полезли по столбу к выходу из чума. Странник покосился на них, ничего не сказал. Сдадут – воля Божья.

Беглец отдувался, глотал чай, обжигая губы. Он соскучился по чифирю.

Чай был хорош, но не чифирь, слабее – купеческий.

Эвены лопотали по – своему. Чураясь беглеца, они отодвигались подальше. Между ними и Странником образовалось пустое пространство, ничейная земля из закоптелых камней, дымящих головёшек. Юный безусый эвен импульсивно сжал приклад лежащего в ногах винтореза. Седой и беглец предупредили его от глупостей одновременными быстрыми взглядами.

Зашуршала, заколотилась под тяжёлым грузом стена. Ушедшие эвены возвращались, волоча нечто, закатанное в оленью шкуру саваном.

Мешок бережно спустили по шесту, развернули. Спеленатым ребёнком был русский дед. Льняные усы, шевелюра и борода обросли ему голову шаром, как у льва. На самой маковке розовела антоновским яблоком лысина. Две рыжие пряди на баках пробивали седину.

– Как зовут? – напустив строгость, спросил дед, приподнимаясь со шкуры на локте.

– Тебе чего? – огрызнулся беглец и рванулся к деду. Не понравился тон, хоть и старший.

Дед перехватил замахнувшуюся руку, нажал на известную точку. Рука повисла плетью.

– Зови меня – Странник,- признался через окровавленные цингой зубы беглец.

Дед беззвучно рассмеялся, раздвигая сетку морщин под проницательными глазами.

– Где легавые

– На хвосте,- беглец выплеснул в костёр остатки чая.

Живые чёрные буравчики глаз деда сверлили наручники на запястьях пришельца. Беглец мог двигать руками неловко, совместно, провоцируя недружелюбный перегляд эвенов.

– Вижу, не туристом к нам пожаловал,- снова засмеялся дед. Теперь – со звуком. В горле его хрипло булькало, как недавно у беглеца.

Странник зашёлся кашлем:

– Проклятый холод!

Дед ещё раз поглядел на наручники и мотнул головой. Молодые эвены дождались одобрения Седого, молча наблюдавшего за разворачивавшимися

событиями. Сбили ледорубом цепь браслетов.

– Мне в Эвенкск надо,- сказал Странник, потирая затёкшие запястья.

– В Сочи не хочешь? – глумился дед.

Эвены разобрали слово « Сочи» и поддержали смех. Они хохотали некрасиво, гримасничая тонкими лицами. Зловонное нечистое дыхание наполняло чум. Странник не обращал внимания. От горячего чая его разморило. На минуту он потерял чувство опасности. Уже казалось, что и подававшая чай эвенка смотрит животными желающими глазами.

Отчаянный лай собак за стеной заставил собраться. Эвены тоже замолчали.

– За тобой,- подытожил дед, и не ошибся.

4

НА ВОЛОСКЕ

Стена чума заколебалась от нетерпеливых ударов. Дед и Седой переглянулись. Дед кивнул. Эвены моментально сдвинули в сторону железный поддон, поверх которого горел костёр. Внизу оказался столитровый бак, использовавшийся для нагрева воды. Странника подтолкнули. Ему ничего не оставалось, как довериться. Если преследователи задержатся, за полчаса он угорит в баке.

Беглец занял место в баке. Бак прикрыли крышкой. Сверху положили дрова, на них – тлеющие поленья. Ещё выше – распорка, стальной прут поперёк подвешенным котелком, где бурлил кипяток для чая. Другая операция: деду разрисовали лицо красной охрой и кинули на грудь снятый со стены бубен.

– Кто там? – закричал седой эвен, обращаясь к людям за чумом. Остервенелый лай собак заставлял говорить чрезмерно громко и прислушиваться к ответам.

– Белые люди. Открывай, чукча!
– за стеной засмеялись.

Визг наружных собак достиг апогея. Голосили и лайки, явившиеся с пришельцами. Слышалось, собаки бросаются на людей и друг на друга

– Сука! Она мне сапог прокусила.

Рявкнул выстрел. На миг – тишина. И снова – лай, визг, кутерьма.

– Открывай, милиция! Друзья с Пятнадцатого строгача.

– По стене, давай, давай! – седой эвен смешно коверкал русские слова.

– По стене я не полезу, урод! Подними полог, - потребовал грубый голос.

Седой крикнул по-эвенски. Молодые ринулись от костра к нему. Схватив шесты, стали задирать полог у подрытого лаза для собак. Чум зашатался.