Белый вор

– Ой! Ой! Ой! – заверещали эвены.

Чум устоял. Через собачий лаз, пригнувшись, практически вползли шесть человек в ментовских тулупах, шапках, валенках. Вместе с людьми ворвался клубок мятущийся пурги, на некоторое время, застлав глаза облаком, не давая ничего видеть. Костер от порыва ветра задуло. Молодые эвены торопливо раздували его, пыхая дыхание ртов.

Хозяин отбросил попавшуюся под ногу головню, прошёл к очагу, начальственно уселся на место, освобожденное седым эвеном. Скинул рукавицы, протянул к тёмным с глазками огоньков поленьям толстые ладони. Вскочившие эвены сесть не осмеливались.

Седой изучал явившихся. Одна была женщиной. Недобрые тонкие черты её скукожились от мороза. Молодая эвенка подала Хозяину и женщине чай. Хозяин взял, велел напоить чаем остальных. Женщина беспричинно небрежно оттолкнула эвенку. Губы эвенки оскорблено разжались и сошлись.

От мороза не все вошедшие сразу могли говорить. Хозяин подозрительно разглядывал лежащего на шкуре с бубном на груди деда.

– Кто? – строго спросил он Седого.

– Шаман наш. Заболел, - коротко отвечал Седой.

Хозяин и магаданский полковник нагнулись к деду. Хозяин смазал охру с лица.

– Зацепил! – сокрушённо замотал головой Седой.- У шамана – рожа. Болезнь заразная.

В подтверждение мнимый больной надрывно простонал.

Хозяин повертел вымазанным пальцем в воздухе, ища, где вытереть. Не найдя, вытер о расписную поддёву Седого.

– Я могу йодом обработать, - услужливо предложила женщина – ментовка. На зоне она несла службу инструкторши по воспитательной работе с осужденными.

Хозяин далеко отставил толстый палец. Инструкторша из сумки на боку достала склянку. Йода не пожалела, обильно смочила начальственные большой и указательный пальцы.

– У нас пассажир сбежал, - пояснил Хозяин Седому. – Ты бы опросил своих, кто – что видел.

Седой эвен дёрнул подбородком и проворно влез по столбу к отверстию в верхотуре чума, служившему и дымоходом. Через собачий лаз входили и выходили лишь не знавшие обычаев белые люди.

– Если словим, сам пристрелю, - продолжал Хозяин, адресуясь к подчинённым, смирно стоящим вокруг, как и эвены.

Хозяину поднесли горячий чай, но после истории с рожей он не решался отхлебнуть. Боялся грязноты. Перекладывал кружку с ладони на ладонь.

– На ножи бы его шерстяным пустить, - предложил опер.

– Хватит, пустили! – оборвал Хозяин. – Три трупа.

– И то верно, - подтвердил магаданский полковник.

– Московский чудик не разнюхает? – шепотом поосторожничала инспекторша.

– Куда ему! Слышал, у него рыльце в пушку, - съехидничал магаданский полковник. – Лишь проштрафившихся Колыму инспектировать посылают.

– Что за человек?

– Некий Степанов. Дядя Степа достань воробышка…

Опер хихикнул первым. Остальные поддержали.

Из лаза выползли новые фигуры в погонах. Хозяину протянули рацию. Кум ( Зам ) информировал о неспокойном положении в лагере. Зэки большей частью отказались выйти на стройку. Хозяин крепко выругался. Связь позволяла слышать каждое слово. Магаданский полковник крякнул. Инспекторша скукожила мордочку, у неё в жилой зоне за лагерем остался муж-врач.

Возвратившийся Седой объявил: никто из эвенов беглеца не видел. Хозяин пнул полено, брызнувшее искрами.

– На ваше стойбище я санпроверку нашлю, - сурово пообещала инспекторша. Съехидничала: - Или вы сейчас соответствующие документы представите?

Понятно, никаких бумаг у эвенов не существовало.

– Что спросить с идиотов, помимо анализов! – усмехнулся магаданский полковник.

Делегация белых людей со значением удалилась через собачий лаз.

Задержался опер. В чум, нюхая воздух, вскочила одна из ментовских лаек. Озябшая собака дрожала в теле. Нос ходил ходуном. Собаку тянуло к костру. Чужие запахи волновали, но их было чересчур много, чтобы определиться. Лайка крутанулась вокруг очага, заскребла лапами, разбрасывая выгоревший уголь.

Если б зимой летали мухи, их бы услышали. Воцарившаяся тишина не ускользнула от опера. Он ощущал и повисшее в воздухе напряжение. Опер, кидая подозрительные взгляды, пошёл к собаке.

Нашёлся Седой. Хворостиной он выкатил из костра жженый, оставшийся после вчерашней трапезы, кусок оленины. Собака жадно схватила мясо, зажала передними лапами и легла на живот, готовясь жрать.

Опер ударил собаку. Она огрызнулась и с мясом в зубах вылетела из чума. Опер окинул эвенов уничтожающим взглядом.

За чумом скулили, тоскливо выли и рвались с ошейников лайки. Опер поспешил, чтобы не отстать. После его ухода, все в чуме вздохнули с облегчением.

Скрип полозьев обогнул чум и стал удаляться.

Странника в полуобмороке извлекли из-под костра, из чана. Дед велел перетащить его в свой чум.

5

ДВА ВОРА

Когда Странник пришёл в себя, он лежал на нартах, закутанный лоскутным одеялом. Свёрнутая телогрейка грела ухо, вместо подушки. В ногах полулежал в расстегнутой серой рубахе дед. Ходить, верно, ему без посторонней помощи ему было не особо легко.

Заметив, что Странник открыл глаза, старик предложил :

– Глотни чаю.

Странник взял с земляного пола кружку. Отпил до середины крепкого остывшего чаю. Глаза деда блестели. У него была привычка лазать взглядом по лицу собеседника, будто щупом. Каждое мгновение он изучал какую-то часть лица, а не целое. Он никогда не смотрел в глаза, а как бы поверх них.

– Теперь рассказывай.

– Чего рассказывать?! – вскипел Странник. Он хотел встать. Слабость навалилась и привалила к постели. – Я следователю рассказал… Сам кто?