Белый ворон Одина

Теперь на этом участке зияла черная дыра, внутри которой виднелся кусок изогнутой каменной арки в три пяди толщиной. Из арок был составлен свод гробницы, выполненный в форме столь любимой гуннами юрты.

Вниз спускались две веревки. Одна из них — толстая, с навязанными узлами — очевидно, использовалась для спуска в могильник. Ко второй, более тонкой, было привязано кожаное ведро, в настоящий момент пустое. Из темной дыры тянуло могильным холодом.

— Обрати внимание: поблизости нет никаких инструментов, — сказал подошедший Добрыня.

Он вместе со мной заглянул в зияющую дыру и озабоченно покачал головой. За нашей спиной тихонько взвизгнул Хрольв: видать, Бьельви промахнулся и срезал слишком много плоти с его обмороженного носа.

— Мы осмотрели все повозки, — продолжал Добрыня. — Там куча серебра, обрывки конской упряжи, немного муки и сушеного мяса… но ничего, хоть отдаленно смахивающего на инструменты.

Настроение мое еще больше испортилось. Тот факт, что у людей Ламбиссона не обнаружилось инструментов, означал: отверстие в крыше проделали не они. А кто же тогда? Мне даже думать об этом не хотелось.

— Свои инструменты мы потеряли по дороге, — пояснил Хрольв, когда я вернулся к его повозке.

Торгунна стояла рядом, промокая кровь с обработанного носа Фиска. Боли он не чувствовал (поскольку Бьельви срезал уже отмершую плоть), а потому сиял, как начищенный горшок. По всему было видно, что он чрезвычайно рад нашему появлению. Враги не враги — все лучше, чем помирать в одиночестве на морозе. Друзья-то сбежали и оставили его на верную гибель.

— Вначале, когда только обнаружили дыру на крыше, мы посчитали это великой удачей, — рассказывал Фиск. — Но теперь я думаю, что чертовы мужененавистницы нарочно проделали ее и оставили для нас. Ну, вроде как наживку на крючке…

Он даже улыбнулся, чрезвычайно довольный собственной проницательностью.

А я снова бросил взгляд на зиявшее отверстие. Коротышка Элдгрим вполне мог находиться там, внизу. У меня сердце сжималось при мысли, что мой побратим либо мертв, либо потерянно бродит в темноте, безуспешно пытаясь понять, куда его занесло. Я знал, что лишь немногие из членов Обетного Братства разделяют мою тревогу. Они были настолько поглощены мыслями о богатой добыче, что не могли думать ни о чем другом. Увы, это касалось даже старых соратников… Я увидел, как Финн с улыбкой подкидывает на ладони блестящий кругляшок. Вот он в очередной раз перекатил его меж пальцев и поднял вверх со словами:

— Узнаешь, Убийца Медведя?

Это была монета — точь-в-точь такая же, какую я носил на кожаном шнурке под своим серком. Когда-то она висела на шее у Хильд — женщины, которая шесть лет назад привела нас к могильнику Аттилы. Она отыскала это место в степи без всяких карт и путеводных рун на рукояти меча. Теперь-то я понимал, каким образом ей удалось найти дорогу.

Я смотрел на монету, чей гибельный блеск действовал на меня завораживающе. Серебро Вельсунгов являлось частью сокровища дракона Фафнира, за которое он и принял смерть от рук храброго Сигурда. Вот он — проклятый дар, обещанный нам Одином. Я ощущал присутствие Хильд так же явственно, как если бы вокруг меня шарили невидимые холодные пальцы, вылезшие из подземелья.

У меня не вызывало сомнений, что это она, злобная ведьма, проделала дырку в крыше гробницы. Она вырвалась наружу, чтобы найти меня, мой меч и серебро, принадлежавшее ее далеким предкам. Хильд, как живая, стояла перед моими глазами — жуткий черный силуэт на фоне подземного полумрака. Я помнил, как она преследовала нас со сверкающим мечом в руках — точной копией того оружия, которым владею я сам. А посему меня не удивляет, что Ламбиссон бесследно сгинул в могильнике Аттилы. На мой взгляд, туда ему и дорога. Я бы с легким сердцем оставил Ламбиссона под землей… если бы не Коротышка Элдгрим.

Хотя нет, не совсем так. Если быть совсем честным, дело не только в пропавшем побратиме. Мне, конечно, нравился Коротышка, но ради него одного я не стал бы спускаться в мрачную утробу гробницы. Мною двигал страх, перевешивавший суеверный ужас перед безумной Хильд с волшебным мечом в руках.

В памяти вставали слова давнего обета: «Клянемся на кости, крови и железе». Вот оно — мною двигал страх нарушить клятву, данную перед лицом Одноглазого, сурового и коварного бога, который не преминет наказать отступника.

— Положи на место!

Звонкий детский голосок заставил меня круто развернуться. Я увидел, что юный Владимир стоит, уперев кулачки в бок, и гневно сверкает глазами на Финна.

— Никто не смеет прикасаться к моей добыче! Никто.

Улыбка медленно сползла с лица Финна. Он посмотрел на меня, затем снова перевел взгляд на маленького князя. Надо отдать должное побратиму: он сразу понял, откуда дует ветер. А посему не стал возражать. Просто несколько мгновений молча смотрел в глаза Владимиру. Затем пожал плечами и щелкнул заскорузлым ногтем своего большого пальца. Блестящая монетка взвилась вверх и, описав в воздухе дугу, шлепнулась на кучу серебра, складированного в одной из повозок.

Гнев на лице Владимира сменился детской гримаской. Он сердито стрельнул глазами в мою сторону, но тут подошел Добрыня и своим масляным голосом внес очередное предложение: надо бы всем впрячься в телеги и перетащить их на берег озера. Парочка удалилась: впереди шагал князь, дядька следовал за ним, выдерживая почтительное расстояние в два шага.

— Нам следует всех убить, — прорычал Финн, глядя им в спину.

Заглянув мне в глаза, он прочитал ответ: мы не можем этого сделать — даже если бы хотели. Нас слишком мало, чтобы справиться собственными силами. А на помощь со стороны рассчитывать не приходится.

— Кроме того, — добавил я вслух, — если мы убьем законного правителя Новгорода, сына Святослава, то в дальнейшем трудно будет рассчитывать на помощь богов Асгарда. Даже главные соперники Владимира — его братья, — и те откажутся вести с нами дела после подобного злодеяния.

После краткого раздумья Финн снова пожал плечами и, не сказав ни слова, зашагал прочь. Он на ходу ковырялся в зубах грязным ногтем и всем своим видом выражал неудовольствие. Было совершенно очевидно: Финн сознает мою правоту, но в решающий миг это вряд ли его удержит.

Тем временем на островке закипела работа. Обретенное серебро чудесным образом сгладило все противоречия, и мои побратимы вместе со славянами весело тянули и толкали по льду тяжело груженные повозки. Наверное, им казалось, будто они тащат свою добычу… Торгунна и Тордис занялись приготовлением ужина. Отгородившись от ветра высокими бортами повозок, они развели огонь и принялись кашеварить. Когда день плавно перетек в свинцовую зимнюю ночь, я обратил внимание, что Абрахама с Морутом нигде не видно.