Беременна от брата жениха

– Еще несколько дней назад я лежала в реанимации и была подключена к искусственной вентиляции легких. Я была на грани жизни и смерти… поэтому сейчас говорить о планах даже несколько иронично, - усмехаюсь я.

– Прости. Прости, Вика, - стушевался отец Тимура, - если бы я только мог загладить перед тобой вину за... него.

Вспомнив, как Тимур ломился ко мне в палату, едва меня перевели из реанимации, я решила заявить об одном своем явном намерении:

– Я хочу уехать. Хочу уехать из Москвы.

– Уехать… - задумчиво произнес Альберт, и я увидела, как мое решение сильно задело его.

– Недалеко, - добавила я, - поскольку у меня здесь родители, да и вы с Еленой Михайловной будете скучать по Ульяне…

Затем я спохватилась:

– Постойте!.. Как себя чувствует Елена Михайловна?

Чернов-старший потер свое лицо ладонями, и в этом жесте я увидела отражение Тимура. Да и в его лице, в его мимике – только Тимур. Андрея здесь нет, Андрей – не его сын. Удивительно, но, когда узнаешь правду, с твоих глаз словно исчезает пелена. Без правды ты веришь, веришь во что-то, и глаза - тоже верят.

– Она пережила инфаркт, - вздохнул Чернов, который словно постарел за эти дни на несколько десятков лет, - ее тоже вчера перевели из реанимации, поэтому я после нее сразу к тебе заехал. Теперь ей предстоит долгая реабилитация, но она очень просила передать тебе ее искреннее соболезнование и… прощение за Андрея.

– Ох…

Мои кончики пальцев дернулись, едва я услышала это имя – Андрей... То, что случилось с женой Альберта, повергло меня в шок, когда я пришла в себя. Слава богу, что все остались живы. В том числе и я…

– Не нужно было ей говорить, что меня задушил Андрей, которого потом до полусмерти избил Тимур. Хорошо, что вы вовремя остановились и не сказали о том, что и Тимур получил ножевое ранение.

Альберт нервно и коротко улыбнулся. Да, нервы зашалили у мужчины тогда дико. А как бы вела себя я, будь в сознании? Вот Лерка там кричала до беспамятства и рыдала навзрыд так, что пришлось и ее откачивать корвалолом.

– Я сейчас это понимаю, Вика. А в тот день, когда мы приехали к вам домой, нас поглотил ужас и страх. Кругом возле дома машины скорых, куча полицейских, черные тонированные фургоны возле дома… Я ведь пошел разбираться, оставив ее снаружи, а когда вернулся, она начала требовать от меня ответа… Я и сказал ей, как есть, а она сразу за сердце и оседать начала. Из ожидающей скорой сразу выбежала бригада, та же бригада подкрепление вызвала в крупномасштабном объеме. В итоге вскоре пять машин скорой стояло у дома. Соседи проехать из-за скопления машин не могли. Тебе, Андрею, Тимуру… и нам с матерью оказывали помощь.

– Да… - выдыхаю я, отведя взгляд от мрачного Альберта.

Ульяна, наконец, спокойно уснула. Лера все это время была рядом с ней, за что я была сильно благодарна подруге.

– Спасибо, что моим родителям не стали ничего говорить. Я не знаю, что бы с ними стало… - слезы навернулись на глаза.

– Это все Лера, твоя подруга за нас решила. Она сразу предупредила, что у твоего отца проблемы с сердцем, и, если мы не хотим, чтобы были еще жертвы, нужно молчать. Пока не узнаем о твоей судьбе… - мрачно закончил он.

Альберт Чернов без раздумий принимал участие во всем, что касалось безопасности его внучки, и сейчас мы с Ульяной находились под присмотром врачей в одной из лучших клиник города. Не могу отрицать того, что и Тимур приложил к этому руку, выбрав для нас с дочерью самую комфортную палату.

– Тимур знает, что Андрей ему не родной брат? – тронула я хрупкую тему.

Альберт ответил без раздумий:

– Знает. Конечно, с детства знает. О чем еще Андрей рассказывал?..

– О всяком, Альберт Артурович. В основном о девушке Асе, - отмахнулась я.

– Асю я знал совсем немного. Не больше месяца. Она очень молчаливая была, поэтому мне нечего о ней сказать кроме того, что Тимур очень любил свою невесту. Ну ладно, ты отдыхай, а я пойду.

Его родители даже не подозревали о произошедшем много лет назад.

– А почему он об Асе говорил-то? – нахмурился Альберт.

Я пожала плечами, стараясь сделать это как можно беспечнее. Совсем по-отцовски он обнял меня, затем подошел к кроватке Ульяны, но побоялся ее растревожить. Уснула ведь только-только. Затем мы попрощались, а мне после разговора с ним стало как-то… легче что ли? Да, намного легче…

Тимур… На протяжении всей недели он рвался сначала в реанимацию, когда я пришла в себя, а затем, когда меня перевели, он пытался проникнуть в палату, но его не пускали. Я согласилась увидеть только Альберта, и все это время ко мне захаживала Лера с Ульяной. Сегодня, наконец, я смогла ухаживать за кем-то, кроме себя самой, и дочь оставили при мне.

Однако, как бы сильно я не хотела его видеть, поговорить нам было необходимо. Не о личном. Ему нужно было собрать факты для того, чтобы он позаботился о дальнейшей судьбе своего брата. Хоть и не родного.

А знает ли Тимур правду об Асе? И почему мне никто не сказал о том, что они с ним не родные братья? Я не знала даже таких грубых вещей, но и поднимать тему об этой девушке, из-за которой меня едва не убил Андрей, я не хотела.

Табу. Табу на Асю и на все их семейные секреты.

Я желала лишь поскорее встать на ноги, улучшить самочувствие и покинуть этот город раз и навсегда.

А для этого мне предстояло поговорить с Тимуром. Один раз. Я пишу ему сообщение, морально настраиваясь на тяжелый разговор, а уже через полчаса раздается стук в палату.

– Как твоя рана? – спрашиваю я, едва он заходит в палату.

Знаю уже, что в порядке. Альберт сказал.

– На ринге бывало и похуже. Поверь, Андрей был тогда слишком слаб, чтобы нанести мне сильный удар. Он добился только эффекта неожиданности, потом подлатали врачи, и дело с концом. Здравствуй, Вика…

Я кивнула, нервно сминая в ладони простынь. Да, нервы мне не вернуть, но подлечить бы стоило. Только как? Тимур совсем не дает покоя, настойчиво объявляясь в моей жизни.

– Расскажи мне все, как было. Так нужно, Вика. Чтобы я больше не возвращался к этому, - попросил, именно попросил Тимур.

Я отвела взгляд, хотя и чувствовала, что он продолжает смотреть на меня. Наверное, «ощупывает» мои запястья, которые еще неделю назад были стерты до дикой боли. Теперь же на них желтые синяки и боль при давлении. Однако, уже не такая, как была поначалу.

Головные боли от ударов стали мучить меньше лишь ненамного. Врачи сказали, что должно пройти много времени, чтобы такие потрясения больше не донимали тело. Я согласилась. Время лечит, но только физическую боль. Душевную – едва ли…

Поворачиваюсь. Вижу, как его взгляд скользит выше по больничному одеянию, и вскоре его глаза останавливаются на шее. На эти отметины мне было страшно смотреть. Я стараюсь не подходить к зеркалу, чтобы не видеть свое бледное исхудавшее лицо, а вместе с тем и шею. Скоро заживет.