Берия. Лучший менеджер XX века.
Шрифт:
Будучи близоруким, Берия носил пенсне, что делало его похожим на скромного совслужащего…
Одет он был, помнится, в весьма скромный костюм. Мне показалось странным, что он без галстука, а рукава рубашки, кстати, довольно хорошего качества, закатаны. Это обстоятельство заставило меня почувствовать некоторую неловкость, так как на мне был прекрасно сшитый костюм: во время своего краткого пребывания в Париже я заказал три модных костюма, пальто, а также несколько рубашек и галстуков. Портной снял мерку, а за вещами зашел Агаянц (известный впоследствии разведчик, генерал, имевший прикрытие в Париже как третий секретарь посольства. — С.К.) и
Деталь с костюмами Судоплатова я не опустил потому, что она лишний раз косвенно подтверждает аберрацию его памяти. Если бы он после приезда (пусть даже и в августе) был вызван к Берии немедленно, вряд ли у него было бы время получить в НКИД или на Лубянке свои парижские обновки. Значит, между приездом и встречей был определенный временной зазор.
И, не в укор Павлу Анатольевичу, скажу, что на его месте Берия, несмотря ни на какую усталость, проверить пути возможного отхода с явки не забыл бы наверняка. А вот костюмы стал бы заказывать вряд ли.
Берия проявил интерес и к диверсионной работе в Испании чекиста Василевского, служившего в свое время под началом Берии в контрразведке грузинского ГПУ.
Отметил Судоплатов и то, что Берия хорошо говорил по-русски с небольшим грузинским акцентом, а по отношению к собеседнику вел себя «предельно вежливо».
Интересно, что в другом месте Судоплатов написал и следующее:
«Берия часто был весьма груб в обращении с высокопоставленными чиновниками (когда они того, как я понимаю, заслуживали. — С.К.), но с рядовыми сотрудниками, как правило, разговаривал вежливо. Позднее мне пришлось убедиться, что руководители того времени позволяли себе грубость лишь по отношению к руководящему составу, а с простыми людьми члены Политбюро (сталинского. — С.К.) вели себя подчеркнуто вежливо».
Замечу, что Сталин ко всем обращался, как правило, на «вы», и по инерции это сталинское и бериевское «вы» сохранилось, выветриваясь при Хрущеве. А уж при Брежневе и особенно при Горбачеве укоренилось всеобщее хамское «ты»… Впрочем, было бы удивительно обратное.
В конце встречи — и это очень характерно для Лаврентия Павловича — он предоставил Судоплатову пятидневный отпуск для того, чтобы тот смог навестить мать в Мелитополе и родителей жены в Харькове. «Монстр» в описаниях клеветников, Берия на самом деле был заботлив и внимателен к тем, кто делал одно с ним дело.
НО ЧИТАТЕЛЬ, хорошо знакомый с мемуарной литературой по советской разведке, может мне возразить. И в опровержение сведений о вежливости Берии он может сослаться, например, на воспоминания генерал-майора в отставке Елисея Тихоновича Синицына, на рубеже 60—70-х годов занимавшего пост заместителя начальника Первого главного управления (разведывательного) КГБ СССР.
Накануне советско-финской войны он был легальным резидентом разведки НКВД в Хельсинки с очень солидным дипломатическим прикрытием временного поверенного в делах — для этого временно отозвали штатного нкидовского полпреда.
Нечто подобное уже было — крупный советский разведчик Рыбкин (с его женой Зоей Рыбкиной-Воскресенской мы еще познакомимся) весной 1938 года вел по личному поручению Сталина секретные переговоры с финнами под таким же прикрытием, для чего временно отзывали полпреда Асмуса.
По образованию инженер (в 1934 году закончил Московский институт
химического машиностроения), Синицын пришел в разведку НКВД в 1937 году по партийному «ежовскому» набору, окончил Школу особого назначения, работал под прикрытием в советском консульстве во Львове еще до присоединения Западной Украины к УССР.Посылал Синицына, естественно, Берия, но его легальным шефом числился Молотов. И вдруг Синицыну приходит телеграмма: «Срочно выезжайте в Москву для доклада. Молотов».
«Срочно» — не «немедленно». К тому же Синицын — по его же словам — удивился: почему вызывает Молотов, а не Берия. Но выехал в тот же день и сразу же по приезде направился не в НКВД на Лубянку, а в НКИД, в Спиридоньевский…
Выслушав доклад, Молотов отпустил Синицына (которого знал как Елисеева), сказав, что тот может идти «к товарищу Берия»… Далее я передаю прямой рассказ Синицына:
«Через десять минут (после доклада у Молотова. — С.К.) я был уже у Фитина (начальник ИНО. — С.К.) и заметил, что он чем-то взволнован.
— Где ты ходишь и почему сразу не пришел в наркомат? — зло спросил он.
Я начал объяснять… как вдруг по домофону послышался резкий не голос, а бич:
— Явился этот дурак к тебе?
На этот голос Фитин как ужаленный вскочил со стула и ответил:
— Явился.
— Вместе с ним ко мне…
Когда вошли в кабинет, Берия полулежал на кожаном диване и угрюмо, через пенсне (а как же ему, близорукому, еще смотреть! — С.К.) молча осматривал нас. Перебравшись затем к столу и тяжело усевшись в кресло, неожиданно выкрикнул, глядя на меня:
— Ты знаешь, кто ты? — через короткую паузу добавил: — Ты большой дурак.
Я молчал.
Видимо, ему показалось, что я слабо реагирую на его замечание, схватил карандаш и еще резче выкрикнул:
— Ты большой ноль с точкой.
При этом на листе бумаги начертил ноль, карандаш от большой силы нажима сломался, и он резко отбросил его на стол в мою сторону. Я сразу понял, что виной такой выходки наркома явился мой доклад Молотову, и хотел сказать, почему это получилось. Но Фитин, наступив мне на ногу, просигналил молчать…»
А тут я рассказ Синицына прерву, чтобы обратить внимание читателя вот на что… То, что Берия отбросил-де карандаш на стол в его сторону, мемуарист отметить не забыл… Хотя куда-то в другую сторону Берия, сидя за столом, ничего отбросить и не мог, разве что на пол. Синицын-то сидел напротив него. Но вот то, что Берия пригласил их с Фитиным сесть за стол(не на глазах же у наркома Фитин подчиненному на ногу наступал!), Синицын запамятовал! И понятно почему — тогда не складывается целостный образ Берии как несдержанного хама… Но двинемся дальше:
«Я не считал правильным молчаливо выслушивать брань Берии и… сказал, что товарищу Молотову мною не были доложены важные сведения, лично полученные позавчера, о положении на Карельском перешейке и о новом оружии в финской армии.
Берия как-то странно, вопросительно посмотрел на меня и резко выкрикнул:
— Рассказывай все, о чем не говорил Молотову…
Внимательно выслушав сказанное мною, Берия… проговорил:
— Запомни, у тебя один нарком!
Мы вышли из кабинета. В свою очередь Фитин нравоучительно сказал: