Берия. Лучший менеджер XX века.

Ответ Берии был коротким, конкретным, внятным и блестящим: «Снимите печати немедленно, а на будущее запомните: не морочьте мне голову такой ерундой. Вы не школьник, чтобы задавать детские вопросы».

Три фразы — всего-то!

Но Берия сразу:

а) дает Судоплатову понять, что он теперь — лицо, облеченное не только высокой ответственностью, но и немалыми правами;

б) определяет стиль и суть их будущих взаимоотношений: не мелочиться, а брать сразу быка за рога;

в) призывает подчиненного не бояться ответственности — мол, если ты тут пасуешь перед печатями на дверях кабинета уже не Пассова, а своего собственного, то как же ты, братец, будешь серьезные дела решать?

г) еще и выволочку подчиненному делает, но так стремительно, без ругани и без унижения, что тому остается только окончательно проснуться и в полную силу немедленно включаться в работу.

Это и есть тот высший класс компетентного управления, который Берия демонстрировал везде и всегда. И я сразу же приведу еще одну историю, относящуюся уже к 1940 году и рассказанную опять-таки Судоплатовым. Для тех, кто искренне верит в образ Берии — «монстра» и «вурдалака», она может показаться невероятной, но произошла на самом деле.

Дело было так…

В конце июня 1940 года к СССР была присоединена Северная Буковина, и Судоплатов (естественно, с санкции Берии) направил в Черновцы группу капитана ГБ Адамовича, куда входил, между прочим, и Вильям Фишер, ставший много позднее знаменитым под именем Рудольфа Абеля. Фишера увольняли (всего лишь увольняли!) из НКВД за связь с невозвращенцем Орловым-Фельдбингом, но после проверки Берия вновь принял его в кадры.

Адамович должен был провести инструктаж четырех агентов, направляемых за кордон, а Фишер — обучить их основам радиосвязи. У Адамовича был и комплект фотографий сотрудников разведки, действовавших в Варшаве, Данциге, Берлине и Кракове под прикрытием дипломатических структур, торгпредств, журналистской работы, с которыми агенты должны были войти контакт. И вдруг после прибытия на место Адамович исчез, о чем узнал нарком внутренних дел УССР Иван Серов. Он тут же доложил о ЧП Хрущеву, не информировав Берию.

И вот Судоплатов в кабинете Берии, разъяренного тем, что Судоплатов не отследил ситуацию с Адамовичем. Раздается звонок по ВЧ — из Киева звонит Хрущев. И Судоплатов имеет возможность слышать, как украинский первый секретарь начинает попрекать Берию за вмешательство-де в работу украинского НКВД, во-первых, и за посылку на Украину «изменника» Адамовича, во-вторых. «По данным» Хрущева, он уже «перебежал к немцам».

В ответ на ругань Хрущева Берия мягко и вежливо отвечает, что рядом стоит майор ГБ Судоплатов, заместитель начальника разведки, и он все может объяснить. После этого передает трубку Судоплатову.

Хрущев, недослушав разъяснений насчет того, что Адамович-де компетентный работник, хорошо знающий Польшу, грубо обрывает Судоплатова и заявляет, что сломает ему карьеру, если он будет упорствовать и «покрывать бандитов и негодяев». А потом бросает трубку. Это — любимый демократами автор будущей гнилой «оттепели».

Нелюбимый же ими «палач» Берия сухо и официально дает Судоплатову два дня на розыски Адамовича, предупреждая: «В случае невыполнения указания члена Политбюро вы будете нести всю ответственность…»

Начинается горячка чрезвычайного розыска, но и через два дня — пусто. И тут Судоплатов сделал то, с чего, пожалуй, надо было начать, — позвонил Адамовичу на дом, жене… И жена, польщенная вниманием начальства мужа, поблагодарила за заботу и сообщила, что мужу уже легче… Он лежит дома два дня с сотрясением мозга, и к нему, спасибо, приезжали из поликлиники НКВД.

Итак, оказалось, что Адамович…

Нет, уважаемый читатель, я так просто не могу… Я прежде воспользуюсь советом инопланетянина-голована Щекна из романа Стругацких и попрошу: «Читай внимательно, понимай правильно, запоминай надолго»…

Оказалось, что Адамович… напился в вокзальном ресторане в Черновцах, ввязался в пьяную драку в туалете, получил сильнейший удар по голове, потерял конверт с фотографиями агентов (его потом обнаружили на вокзале сотрудники местного НКВД), сумел сесть в московский поезд и укатил домой, никому не сообщив о случившемся.

И вот Судоплатов опять в кабинете шефа.

«Докладывая Берии, — вспоминал он, — как обычно в конце дня, я сообщил, что Адамович… в Москве.

— Под арестом? — спросил Берия.

— Нет, — ответил я и начал объяснять ситуацию.

Мы были в кабинете одни. Он грубо оборвал меня, употребляя слова, которых я никак не ожидал услышать от члена Политбюро (Берия вообще-то был тогда еще кандидатом в члены. — С.К.). Разъяренный, он описывал круги по своему огромному кабинету, выкрикивая ругательства в адрес меня и Адамовича, называя нас болванами, безответственными молокососами (а как их еще называть? — С.К.), компрометирующими НКВД в глазах партийного руководства.

— Почему вы молчите? — уставился он на меня, неожиданно прервав свою тираду.

Я ответил, что у меня страшная головная боль…»

В «демократическом» киносценарии о Берии после такого ответа Судоплатова должна была бы следовать примерно следующая реплика Берии:

— Ах, у тебя голова болит? Да я тебе сейчас ее оторву вместе с х…, в окно выброшу и в лагерную пыль сотру…

В жизни же все было иначе:

«— Тогда немедленно, сейчас же, — бросил Берия, — отправляйтесь домой…

На следующее утро позвонил секретарь Берии. Он был предельно краток и деловит — нарком приказал оставаться дома три дня и лечиться, добавив, что хозяин посылает мне лимоны, полученные из Грузии».

Это, уважаемый читатель, не случайное барское благоволение, а норма — для Берии. Через много лет, стоя уже во главе урановой проблемы, на просьбе ведущих теоретиков проекта Юлия Харитона и Якова Зельдовича об отпуске он, дополнительно к разрешающей визе, дает указание о том, чтобы их еще и хорошенько подлечили.

А Адамович? Его просто выгнали из органов, сплавив куда-то в наркомат иностранных дел. Судоплатов как-то столкнулся с ним в начале 50-х на театральной премьере в Москве.

Берия был непримирим к врагам. Адамович же оказался просто прохвостом, и Берия от него всего лишь избавился. Это ведь был не Хрущев с его склонностью к самодурственной жестокости, настаивавший на расстрелах и тогда, когда Берия видел возможность смягчения приговора.

Берия действительно был предельно внимателен к тем, кто этого заслуживал. Когда в Мексике арестовали Меркадера, то Берия объявил Судоплатову, руководившему операцией по ликвидации Троцкого, что для защиты Меркадера не будут жалеть никаких средств, а адвокаты должны будут доказать, что произошедшее — результат внутренних троцкистских склок.

А ведь если бы Берия был тем монстром, которым его выставляют негодяи, то решение было бы противоположным — убрать сделавшего свое дело Меркадера, а то вдруг он заговорит. Через два с лишним десятка лет самые демократичные демократы в самой демократической стране мира так, между прочим, и поступят вначале с якобы убийцей президента Кеннеди Ли Освальдом, а потом — с реальным убийцей Освальда — Джеком Руби. О Рамоне же Меркадере по указанию Берии, действовавшему и после его отхода от дел НКВД, заботились в тюрьме и далее.