Беркут

Ауфиль держалась непоколебимо и спокойно. Нельзя показать слабость. Наконец найдя силы прийти к пленной, она собиралась взглянуть ей в глаза, прежде чем отомстить.

— Нет, Лита. Я пришла не за этим.

— О, да ты само милосердие во плоти — великодушно не станешь издеваться над угодившей за решетку давней «подругой». Говори быстрее и уходи, и без тебя тошно.

Взор карих глаз эльфийки был устремлен на Литу. Она искала в ней и в себе то, за что ее ненавидеть.

— Ты помнишь тот случай в дозоре, правда?

Девушка фыркнула. Воспоминание не из приятных.

Тогда она была еще более вспыльчивой, чем сейчас — и менее разумной. Выкрав из больницы бутыль со спиртом, она додумалась выпить ее перед походом в дозор. Ей предстояло идти с Ауфиль, тогда носившей под сердцем второго ребенка. Для эльфов вполне нормально иметь трех и более детей с разницей всего в год, будто сама природа благословила их даром плодородия.

Напившаяся Лита шла рядом с напарницей шаткой походкой, попутно высмеивая каждого прохожего. Конечно же, сострадательная эльфийка попыталась приструнить девушку. Вот только все пошло не так.

Лита в ярости бросилась на Ауфиль и стала ее избивать. Большая часть ударов пришлась на живот, а сама стражница нескончаемым потоком бранила эльфийку за мнимое распутство. Вскоре Ауфиль оказалась на больничной койке, а Лита — в темнице. Вот только, если вторая легко отделалась благодаря связям матери, то травмы Ауфиль оказались слишком тяжелы… И у нее случился выкидыш.

Сама она была так убита горем, что даже не имела сил ненавидеть избалованное отродье. Но ее знакомые не постеснялись воззвать к правосудию. Вуннар Эованор, узнав о происшествии от дочери, лично понизил Литу до рядового с уже полученного звания младшего лейтенанта, а затем устроил ей крайне тяжелую жизнь в гвардейской среде.

Конечно, Ауфиль не была в этом замешана. Но Лита хотела кого-то винить — не себя же? И потому, даже зная, что она сама стала причиной своих бед, все равно тихо ненавидела эльфийку… совсем не понимая, сколько несчастий принесла ей и ее семье.

— Помню. Хочется поворошить старые раны? Ты в этом эксперт, вперед. Только я твои песенки слушать не собираюсь, — Лита оскалилась и отошла вглубь камеры.

Ауфиль же положила руку себе на живот. Весь тот ужас, что она пережила, всплыл в памяти и резал душу рваным лезвием.

— Я могу уничтожить тебя. Я могу уничтожить и Декстера, и твою сестру, я могу погрузить твою мать в такую пучину мрака, что темнота ночи за стеной покажется днем, — эльфийка говорила без угрозы, лишь озвучивала факты. У нее очень много друзей. И она может собрать с них очень много долгов.

Лита смотрела на нее с нескрываемым отвращением. Казалось бы, в таком состоянии-то куда уж хуже. Но Ауфиль весьма тонко поняла: Декстер девушке небезразличен.

— Я могу обречь тебя на такую участь, что ты попросишься назад в темницу…

Вдруг голос фиолетововолосой бола стал дрожать и надрываться.

— Но я не готова. Ты причинила мне столько боли и подвергла опасности старшего сына… Но я все равно не могу ответить тебе злом. Я так хочу, но…

Эльфийка не сдержала слез. В тусклом освещении их не было видно на ее шоколадной коже, так что она позволила себе не уходить.

— Я хотела заставить тебя мучаться. Может тогда я смогла бы жить легче. Но даже сейчас в моем сердце есть сострадание. Я не прощу тебя, Лита. Но Всеотец сам воздаст тебе должное, когда придет время.

Лишь тогда Ауфиль смогла произносить одно из имен Творца без сомнений в сердце. Ее вера пошатнулась — и она возжелала зла. Ее вера треснула — и в жизни прошелся ураган. Но теперь она вновь тверда и крепка, крепче дворцового мрамора.

Решение отказаться от мести позволило эльфийке снова увидеть в себе свет, свет вокруг себя, ощутить то, о чем давно проповедовали пасторы. Сострадание — к себе и к другим. В древних легендах Обеллос представал мудрым и милосердным — и такие же качества приветствовались во всех его детях. Через милосердие Ауфиль смогла вернуть себе веру в Творца, а с ней — и веру в светлое будущее.

— Ха… за мой счет хочешь почувствовать себя лучше? Не дам тебе такой радости. Иди отсюда, я не хочу тебя видеть.

Не став больше задерживаться, эльфийка удалилась. На душе было спокойно и чисто — в отличие от заволоченного тучами неба.

*В доме на окраине города*

Лимар Гваренском исполнял свое обещание безукоризненно. Ни разу с тех пор, как он принял анафему, в его руках не бывало меча. Пусть так, защитить себя ему нетрудно и без него. А желающих отобрать у ангела на закате жизни все сбережения было много. Некоторые считали, что тот ушел в отставку из-за слабости, из-за старости и немощи — хотя ни разу не видели его в лицо.

Всех тех, кто приходил с кулаками, Лимар выбрасывал на улицу без сознания. Всех тех, кто приходил с мечами, Лимар выбрасывал на улицу со сломанными руками. Всех тех, кто приходил с просьбами, он попросту не пускал в дом. Лишь трое за все время удостоились открытой двери. Двое из них пришли вместе.

— Лимар Гваренском, именем Верховного ангела я повелеваю тебе, пусти нас внутрь! — ясный, командирский голос очаровательной Ширрон огласил пустующую округу. Одна из ее шести рук мерно стучала в обитое железом вековое дерево, пока со скрипом петель дверь не отворилась.

Безмолвный, облаченный лишь в лохмотья, которые и одеждой трудно назвать, Лимар открыл вход в свое жилище и жестом пригласил гостей войти. Он кивнул только демону, пришедшему вместе с Верховной — ведь только Вуннара он мог поприветствовать, не нарушив возложенный на него запрет.

Министру обороны пришлось слегка нагнуться, чтобы пройти в дверной проем — и, видимо, Лимару приходилось делать точно так же.

Озираясь по сторонам, глава семьи Эованор пытался понять, как живет его боевой наставник. Вокруг нет ни мебели, ни утвари, редкие окна. Голые стены и обтесанный каменный пол. Каждая комната пустая, сколько ни смотри. Лишь одна дверь — видимо, в уборную. Лишь одно помещение с предметами — спальня с деревянной кроватью. Там же расположились артефакт, соединенный с системой водоснабжения, стакан, миска и ложка.

— Как тут у Вас… аскетично, наставник, — сравнивая обстановку со своим домом, Вуннар не мог не подумать, что сам живет, как император.

— *Благодарю, министр. Мне нечего предложить вам к обеду, потому, пожалуйста, будьте кратким*, — бывший воин даже не смотрел в сторону Ширрон. Вуннар, вероятно, пришел вместе с ней в том числе из-за положения и права надавить на старого ангела. Найти бола, знающих язык жестов, нетрудно, но выбор в этой непростой ситуации пал на Верховную… и та согласилась.