Берлиоз

Подобно хищным птицам, я был вынужден добывать себе пищу вдалеке. Лишь в птичнике птицы сытно живут, ступая по своему помету… Меня окружали кретины, занимавшие до трех высокооплачиваемых должностей, такие, как бездарный музыкант Карафа, в пользу которого говорило лишь то, что он не был французом».

К тому же враждебные газеты никогда не поносили его до такой степени, и он по крайней мере на время был отвергнут крупными театрами. Какая горькая участь для того, кому начертано посмертное владычество в музыке!

Как видишь, Гектор, благоприятное время еще не настало. Так уезжай в третий раз. Удались в изгнание из своей страны, упорно не желающей тебя понять.

Сколь кощунственно это изгнание! Несмотря на фрондерство и сарказм, разве не писал ты д'Ортигу во время своей блестящей поездки по Австрии, что тебе предложили вместо недавно умершего Вейфа занять пост руководителя Императорской капеллы и после раздумий ты отказался от этой почетной и спокойной должности, которая позволила бы тебе покончить с жизнью богемы и заботами? Ты отказался потому, что не мог представить себе, что навсегда покинешь свою горячо любимую Францию.

Запасись терпением и жди, Гектор. Быть может, настанет день…

1847

44 года.

I

14 февраля

Подчиняясь внутреннему голосу, Гектор покидает Париж. Ради экономии — без Марии. Чтобы удалиться в изгнание, он занимает тысячу франков в кассе «Деба», пятьсот — у своих горячих поклонников; тысячу двести ему ссудил Фридланд, такую же сумму — изобретатель саксофона Сакс, сам почти нищий; тысячу франков дал издатель Гетцель, а добрый Бальзак одолжил свою шубу, еще более необходимую там, чем деньги. Бальзаку это было известно.

В газетах, ранее ежедневно поливавших его грязью, теперь о нем не было ни слова, и лишь «Шаривари» внезапно объявила, что г. Эмберлификос в скором времени превратится в г. Берлиозкова.

II

Остановка в Берлине, где маэстро исхлопотал у прусского короля рекомендательное письмо к его сестре, царице всея Руси. Монарх попросил композитора на обратном пути исполнить «Осуждение Фауста» [142] .

В путь!

В Тильзите смотритель почтовой, станции любитель литературы и музыки, который видел здесь Бальзака, — услыхав имя Берлиоза, воскликнул: «Как, тот самый!» — и вытянулся перед ним в струнку.

142

20 февраля Шуман писал доктору Францу Бренделю в Лейпциг: «Вчера вечером в театре я случайно повстречал Берлиоза. Сегодня он уезжает в Санкт-Петербург, где будет исполнять собственные произведения».

У несчастного Гектора защемило сердце. Так знаменит! Но, увы, вдали от Франции…

III

Нескладная почтовая карета тащится, тащится, скрипит и временами опрокидывается на смерзшийся снег — чистый, бесконечный океан. Холодный ветер жестоко пронзает тело; и кажется, будто лицо царапает бритва. Потом он едет в санях; скорость растет, холод и страдания тоже. Четыре дня и четыре ночи! На какой же край света едет Гектор? Чем заслужил он подобную кару? Он страдает и клянет судьбу.

Терпение, Гектор! Вознаграждение, быть может, не за горами.

IV

Вот она, Россия, обширная, как мир, над которой никогда не заходит солнце, Россия удивительная и многоликая.

Мысли, образы, воспоминания из книг, прочитанных в далекие годы, сменяются в голове Гектора: соперничество разноцветных куполов… наивные, воспламеняющие иконы. Какая мозаика впечатлений!

Нашествие татар, когда Москва пылала, словно факел.

Иван Грозный, его войны и жестокость, истязаемые им жены и убитый ударом посоха сын…

Узурпатор Борис Годунов, погубивший царевича, чтобы надеть на себя корону.

Екатерина Вторая, ее деспотизм, необузданные страсти, ненасытная жажда приключений. И народ, стонущий под кнутом…

Бешеные танцы со сверкающими саблями.

Волга и бурлаки, чья скорбная, жалобная песнь раздается от зари до ночи.

Сибирь во льдах. Кругом сани, сани, сани… И все черты этого великого народа и его легендарного прошлого находят отражение в музыке, которая вобрала в тебя трепет предков, передававшийся из поколения в поколение.

«Но может ли славянская душа понять мое сердце — сердце француза из Дофине? — спрашивал себя Гектор. — Однако, подобно мне, эта странная и сложная душа любит звучания, открывающие неведомое… Россия — родина моих музыкальных ощущений».

V

Санкт-Петербург.

Музыкальные критики, авторы светских хроник представляли Гектора Берлиоза публике в пространных биографических очерках. Они описывали его славную и горестную карьеру, повествовали о злоключениях, что он познал в молодости, обсуждали его талант. «Это Виктор Гюго новой французской музыки», — возвещали они [143] .

15 марта большой зал Благородного собрания блистал тысячами огней. Бриллианты люстр, блеск позолоты. Министры, послы, увешанные орденами, генералы в роскошной форме, великие княгини и графини, сверкающие драгоценностями.

143

Подобное же суждение в Москве. Поговаривали, что сам герой был причастен к написанию этих хвалебных статей. Отметим, что князь Одоевский опубликовал в «Санкт-Петербургских ведомостях» статью, прославлявшую Гектора Берлиоза.

Внезапно камергер двора в тишине, выражающей страх и почитание власти, объявил:

— Ее величество императрица!

Тотчас вся публика в волнении склонилась перед императрицей, сопровождаемой великим князем — наследником престола и великим князем Константином.

Сердце Гектора исполнено гордостью: «Императрица, великие князья находятся здесь только ради меня!»

Гектор побеждает. Исступленный восторг, крики, от радости кружится голова; французского маэстро вызывали двенадцать раз.

И вот среди бури оваций императрица велит пригласить к себе в ложу композитора, вконец смущенного подобной честью. С лестной благосклонностью она поздравляет его и заявляет, что вся Франция может гордиться тем, что имеет среди своих сынов такого выдающегося музыканта.

Это высказывание всколыхнуло в Гекторе и радость и горькие чувства: тотчас после разговора он убежал в артистическую, где долго рыдал.

Результат — 18 тысяч франков. В своих «Мемуарах» Гектор рассказывал:

«Концерт обошелся в шесть тысяч, и мне осталось, таким образом, двенадцать тысяч франков чистой прибыли.

Я был спасен.

И я повернулся к юго-западу и, глядя в сторону Франции, не в силах сдержаться, прошептал:

— Так-то, дорогие парижане!»

Второй концерт. Гектор целиком отдается буйству звуков, в которых полыхают самые высокие страсти. И вновь бешеные овации; чистая прибыль — 12 тысяч франков, а сверх того подаренный императрицей необыкновенный перстень, в котором блестел крупный бриллиант, и присланная княгиней Лехтенберг булавка для галстука, сияющая драгоценными камнями.

Затем Москва. Выручка — 15 тысяч франков.