Бермудский треугольник черной вдовы

– Франциска все мое себе захапала, – завопила Евгения Федоровна, – но я ей смерти не желаю. Пусть живет и знает: ее сын мертв. А потом и дочь надо убить! Следом Игоря! Затем бабку!

– Ты сумасшедшая, – прошептала Анна Ивановна, – Женя, надо проконсультироваться с психиатром, он таблетки пропишет, тебе станет легче.

– Анна Ивановна, – крикнули со двора, – вы дома? Это Аля, что мне делать?

– Еще одна дура приперлась, – выпалила Евгения Федоровна.

– Иду, Алевтина, – ответила бабушка, и на этом ее разговор с дочерью завершился.

На следующий день Евгения Федоровна в девять утра решила пойти к Сачковым, чтобы отдать матери Володи кое-какие ненужные вещи. Это было странно, Женя раньше полудня никогда не вставала, с Надеждой Михайловной Сачковой не дружила, Володю на порог не пускала. Вера, всегда за всеми подглядывающая, решила посмотреть, чем на самом деле будет заниматься мама, и тайком проследила за ней. А Евгения Федоровна прямиком порулила в домик, который снимали Сачковы. Вера присела под открытым окном и услышала диалог:

– Где Надежда Михайловна? – поинтересовалась мать.

– На работу еще в семь уехала, – удивился Володя. – А что?

– Ты должен мне помочь!

– Если смогу…

– Сможешь! Слушай внимательно, – сказала Евгения Федоровна и перешла на шепот.

Как Вера ни прислушивалась, она смогла разобрать лишь несколько слов: «Геннадий», «три часа дня», «игра в войну»…

– Нет! – неожиданно громко воскликнул Сачков. – Никогда! Вы с ума сошли!

– Ты как со взрослыми разговариваешь! – возмутилась Евгения.

– А вы о чем меня просите? – закричал Володя. – Нет! Ни за что!

– Не хочешь – не надо, – неожиданно пошла на попятный Евгения. – Да, чуть не забыла, к вам иногда приезжает из Москвы симпатичный мужчина. Надежда Михайловна замуж собралась?

– Нет, это просто друг мамы, – пояснил подросток.

– Странно, он всегда появляется, когда она на работе. И гуляешь с ним ты, а не Надя.

– Это наш сосед, мой учитель музыки, он не женат, – затараторил Вова, – помогает маме, дает нам денег, чтобы хорошую дачу снимали, покупает мне одежду, он друг.

– Изучаешь сольфеджио?

– Да.

– Прекрасно. А что еще он тебе преподает?

– Пение.

– Отлично. А еще?

– Ну… мы посещаем музеи, консерваторию.

– Долго будешь…? – повысила голос Евгения.

Вера, сидевшая на корточках, плюхнулась попой на землю. Мама матерится? Девочке исполнилось четырнадцать лет, она, естественно, знала нецензурную лексику, слышала ее и в школе, и в деревне от ребят, и отец, разговаривая по телефону, мог отпустить крепкое выражение. Но мать?! Она даже слово «задница» считает неприличным. И вдруг такое!

– Хватит…! – повторила старшая Лазарева. – Мужика зовут Ираклий. Так?

– Кто вам сказал? – почему-то испугался Володя.

– Дней десять назад, – заворковала Евгения Федоровна, – я пошла в магазин, около вашей калитки споткнулась о камень, упала, разбила коленку, потекла кровь. Я не хотела платье пачкать, поэтому зашла к вам во дворик, собиралась попросить пластырь, постучала в дверь, но никто не отозвался. Я подумала, вдруг хозяйка или ее сын на завалинке в беседке, двинулась туда, смотрю: вроде кто-то в постройке есть. Приблизилась… И что я увидела, а? Тебя! С кем? Ха-ха! Откуда я имя мужчины знаю? Ты его так сладострастно повторял: «Ираклий, Ираклий…» Вы на топчане устроились, спиной ко входу оба. Я быстро ушла, а господа любовники так увлеклись, что ничего вокруг не замечали. Почему ты молчишь? Не бойся, я никому ни слова не скажу, но только если выполнишь мою просьбу. Если откажешься, о вашем досуге с Ираклием народ узнает, Надежде первой доложу. Тебе сколько лет?

– В октябре шестнадцать исполнится, – чуть слышно ответил Володя.

– Несовершеннолетний, – констатировала старшая Лазарева. – Ираклия посадят, если я в милицию обращусь.

– Все сделаю, что хотите, – выпалил Сачков, – только не выдавайте нас.

– Отлично! Но нужен результат. Если сегодня не получится, предпримешь другую попытку, третью, пятую, двадцатую, сотую. Понял?

– Так нельзя.

– Что? Забыл про Ираклия?

– Нельзя кирпич кинуть, как вы велите.

– Почему?

– В движущуюся цель можно не попасть. Промахнусь раз, второй, Гена всем расскажет, что в него кто-то камнями постоянно швыряется. Люди неладное заподозрят. Нужно так сделать, чтобы никто не сомневался. Вот смотрите.

– Что это?

– Книга.

– Вижу, что не ведро! – рявкнула Евгения Федоровна. – Зачем мне она? Какой-то Андрей Брунов.

– Он детективы писал давно, еще до моего рождения, – пояснил Володя, – мне Толя почитать дал…

– И что? – перебила Евгения.

Послышался шорох перелистываемых страниц.

– Вот здесь, – сказал Володя, – второй абзац.

Стало тихо, потом старшая Лазарева поинтересовалась:

– Это сработает?

– Наверное.

– Ответ не подходит, надо точно.

– В книге же написано. И это лучше, чем кирпич. Но у меня ничего нужного нет.

– А где это взять можно?

– Ну… не знаю… в магазине… или на стройке… или, может… у Толи Паскина в сарае всякого барахла навалом лежит. Его мать все в дом тащит.

– Отлично! Иди к Анатолию. А я съезжу в Конаково, – решила Евгения. – Все. Завтра в три часа он покатит по дорожке над оврагом. Тебе надо прийти заранее… Там, где тропинка делает крутой поворот, – лучшее место.

– Понял, – буркнул Сачков…

Вера замолчала и опустила подбородок на грудь.

– Дальше, – потребовал Алексей, – вещай.

Лазарева обхватила себя руками.

– Холодно, как у вас холодно!

– Сейчас принесу плед, – пообещала Тоня и ушла.

– Я была не такой уж наивной в четырнадцать лет, у отца Толи Паскина видик был, Толька нам, когда дома один оставался, кино показывал, порнуху, – продолжала Вера. – Я поняла, чем занимались в саду Ираклий и Володя. Меня это шокировало. А еще мне захотелось узнать, что мама велела сделать Сачкову.

Лазарева умолкла.

– Вы поехали заранее на тропинку над оврагом, где она делает резкий поворот? – предположила я.

Вера кивнула:

– Залезла на ель, там меня не видно, а я все хорошо вижу, потом притопал Сачков, достал из пакета моток какой-то, сначала мне показалось, что это веревка. Но когда он ее к двум деревьям примотал, я сообразила, нет, это проволока, ее вообще незаметно, потом показался Гена на мопеде… он… он…

Вера закрыла лицо руками.

– Упал на землю, – подсказала я. – Да?