Берсеркер (др. перевод)

Наконец-то незнакомца проняло. Он осторожно поднялся на ноги, огляделся по сторонам, потом сел снова. Его рука легла на рукоять колотушки, словно ему не терпелось выхватить оружие из-за пояса и ринуться в драку.

— Клянусь всеми богами! — пробормотал он. — Это должно подействовать, не важно, правда это или нет!

— Подействовать? На что подействовать?

— Подействовать против жрецов горы Богов. Нужно рассказать всем, что, если двигатели захваченного корабля переделать, они отравят весь воздух. Что горой Богов на самом деле правит берсеркер и он хочет уничтожить наш мир. Если мы сможем убедить людей в этом, они нас поддержат!

— Полагаю, так оно и есть. Но чтобы разнести эту историю по всей планете, потребуется слишком много времени.

Незнакомец посмотрел в сторону горной вершины, которая была сейчас скрыта за деревьями.

— Я не думаю, что нам понадобится заходить так далеко. Так. Как бы изложить эту историю поубедительнее? Сейчас прикинем. Значит, пятьсот лет назад здесь находился флот берсеркеров. Полубог Карлсен вышвырнул их отсюда. Жрецы зачем-то расспрашивали, не упоминал ли кто-нибудь из чужаков имя Карлсена; так, кажется, это сходится. Теперь...

А вот сейчас Суоми действительно схватил его за грудки, к полному удивлению незнакомца.

— Они спрашивали об этом?! — пролаял Суоми. — Конечно, это сходится!

Полтора часа спустя их план был готов.

Глава 10

Этим утром четверо последних участников соревнования проснулись рано. Ночь они провели на мягком зеленом ковре, в лесу, который Фарлей из Эйкоска назвал парком богов. На рассвете в лесу стало шумно. Шум подняли маленькие крылатые создания: каждое из них защищало свою крохотную территорию от посягательств себе подобных. Фарлей из Эйкоска, разбуженный шумом этого мини-турнира, некоторое время понаблюдал за зверушками. Потом он внезапно как-то очень остро осознал, где находится, и повернулся в сторону горной вершины, где возвышался Храм, глядя вверх по склону, сквозь лес, больше похожий на парк.

Сейчас, в слабом утреннем свете, белые стены выглядели тусклыми и почти призрачными. Позже — Фарлей это знал — в лучах полуденного солнца они станут ослепительно белыми. Всю свою жизнь Фарлей жадно слушал истории о путешественниках, побывавших в этом городе. Возможность увидеть эти белые стены своими глазами наполнила Фарлея благоговейным страхом.

Здесь живет Торун.

Здесь на самом деле живет Торун.

С самого момента пробуждения Фарлея преследовало ощущение нереальности, и оно все усиливалось. Он никак не мог поверить, что действительно находится на вершине этой горы и что ему удалось достичь такого успеха на турнире. (Как обрадуется его отец, если он, Фарлей, станет победителем!) Ощущение нереальности продолжало сохраняться и во время утренней молитвы, и во время скудного завтрака, который состоял из холодных подгорелых лепешек, оставшихся со вчерашнего дня. Прислуживавший им немой раб жестами объяснил, что здесь нет валежника для костра, а потому и готовить не на чем.

Второй раб куда-то делся, возможно, ушел на поиски дров. Лерос все еще не вернулся. Новый жрец, Йелгир, который все еще казался Фарлею чужаком, после ночи, проведенной под открытым небом, выглядел окоченевшим и растрепанным. Он извинился перед воинами за то, что на этот раз им не приготовили заранее ринг для поединков.

Йелгир, посоветовавшись с воинами, выбрал ровное место и приказал рабу очистить эту площадку от растительности и как можно лучше утоптать. Эта задача заняла у раба несколько часов. Другие тем временем ждали.

Фарлей не был особенно нетерпеливым по натуре, но промедление выбило его из ставшей уже привычной колеи и сделало все происходящее еще более нереальным. Наконец ринг был готов. Йелгир пробормотал молитву, и для первых двух бойцов пришла пора занять свои места.

— Фарлей из Эйкоска и Джад Исаксон!

Противники вступили в круг, из которого должен был выйти живым только один. Но то, как Джад двинулся в его сторону — медленнее, чем обыкновенно, — заставило Фарлея подумать, что здесь, под самыми окнами чертогов Торуна, даже смерть может быть иной. Неужели тот, кто проиграет этот бой, действительно умрет так, как умирают обычные люди или животные под ножом мясника? А может, он вместо этого просто посмотрит на свою зияющую рану, отдаст салют, признавая поражение, вежливо кивнет и, подобно тем, кто уходит после учебного боя, просто пойдет вон за те деревья? И, может, его на пол-пути встретит и поприветствует Мьеллнир, или Карлсен, или даже сам Торун?

Перед глазами Фарлея вспыхнуло лезвие скимитара. Теперь Джад оживился и начал действовать со своим обычным неистовством. Неожиданно Фарлей почувствовал себя более свободным, раскованным, быстрым и сильным, чем когда-либо за всю свою жизнь. Ему показалось, что, подышав одним воздухом с богами, он вдохнул частицу их бессмертия.

Фарлей отбил скимитар с кажущейся небрежностью, которая на самом деле была чем-то иным, и шагнул вперед, выбирая наилучший способ для убийства. Вот он вскинул свой меч слишком высоко, вот опустил слишком низко, а вот позволил клинку чересчур сильно отклониться в сторону и открылся для удара. Фарлей почти что слышал разгневанный голос отца. Но все это не было беспечностью. Сегодня — не было. Пускай выбранная им тактика была причудой, капризом, — но она неизбежно вела к успеху. Клинок Фарлея всегда оказывался в нужном месте в нужное время, чтобы отразить скимитар. А его длинный меч подбирался все ближе к телу Джада и скоро должен был пустить кровь.

Для Фарлея исход этого поединка казался предопределенным, и его удивила лишь внезапность, с которой все произошло. Он стоял, почти разочарованный тем, что бой уже окончен, а Джад лежал на земле и, казалось, пытался что-то ему сказать.

Но жизнь покинула Джада слишком быстро, прежде, чем он успел вымолвить хоть слово.

Йелгир откашлялся:

— Омир Келсумба и Томас Хватала!

Сегодня список имен можно было запомнить и без бумаги.

Фарлей отошел в сторону. Он вдруг осознал, что в этом туре, впервые за все время, не будет других победителей, чтобы стоять рядом с ним, отпускать шуточки или комментировать ход поединка, и эта мысль потрясла его. Стоя в полном одиночестве (если не считать жреца), Фарлей заметил на лице Келсумбы выражение безмятежного счастья; видимо, боги одарили сегодня своей благосклонностью не одного Фарлея. А вот с Томасом Хваталой, похоже, дела обстояли иначе. Еще до первого удара у него было лицо человека, знающего о своем поражении.

Противники быстро сошлись в середине круга. Топор взлетел с безрассудной смелостью; должно быть, Келсумба был совершенно уверен, что вскоре станет богом. Но копье двигалось с отчаянной скоростью и было столь точным и уверенным, словно его направлял бог. Невероятно, но схватка окончилась.

Окончилась ли? Келсумба не прекратил сражаться даже после того, как тяжелое копье пронзило его. Хотя его движения сильно замедлились, топор все же продолжал вздыматься и обрушиваться. Томас до сих пор оставался невредимым. Но вместо того чтобы отступать и ждать, пока противник свалится сам, Томас по каким-то причинам предпочел прыгнуть вперед и сцепиться с ним врукопашную. Пока противники боролись, Омир продолжал улыбаться, а Томас — выглядеть отчаявшимся. Но быстро стало ясно, что сильнейший из них отнюдь не Омир — во всяком случае, теперь, когда из него торчит копье. И только после того, как Томас сумел вырвать у Келсумбы топор и нанести решающий удар, с лица его исчезло отчаяние.

Ссора крылатых зверушек окончилась уже давно, а теперь стих и лязг металла, и в лесу сразу же сделалось тихо.

После полудня, когда Шонберга снова привели к верховному жрецу, Андреас сидел на прежнем месте. Как только они остались одни, Андреас начал:

— Поскольку мысль о пытках не устрашила вас немедленно и поскольку, как я подозреваю, их применение может подтолкнуть вас на опрометчивую попытку снабдить меня ложной информацией о корабле, я решил принять чрезвычайные меры, чтобы все же испугать вас в достаточной степени. Вам придется пенять исключительно на себя, — и Андреас снова улыбнулся. Очевидно, он находил собственное остроумие чрезвычайно забавным.

Шонберг уселся. Слова Андреаса не произвели на него ни малейшего впечатления.

— Ну и как вы собираетесь запугивать меня на этот раз? — поинтересовался он.

— Скажу вам несколько слов.

— Андреас, мое уважение к вам стремительно падает. Если уж ваши прежние угрозы не произвели желаемого эффекта, с какой стати на меня должно подействовать невнятное бормотание о каком-то великом безымянном ужасе? Таким образом вам меня не запутать. На самом деле, вам вообще не под силу меня запугать, как бы вам того ни хотелось.