Берсеркер (др. перевод)
Шрифт:
— Шонберг! — крикнул Суоми. — Не объясняйте им ничего! Они работают на берсеркера! Не соглашайтесь на их требования!
Лицо Шонберга слегка — едва заметно — изменилось, и взгляд скользнул вбок — возможно, ему на вынесенном с корабля портативном экране было видно, как Суоми тащат через рубку. Впрочем, конвоирующие Суоми солдаты не потрудились ни заткнуть ему рот, ни ускорить шаг.
— Это берсеркер, Шонберг!
Шонберг зажмурился. Он выглядел смертельно уставшим, да и голос его звучал не лучше.
— Я знаю, что делаю, Суоми. Идите с ними. Не усложняйте положение еше больше.
Суоми, вынужденный подстраиваться к темпу своих конвоиров, быстрым шагом преодолел рубку и оказался в узком коридоре, ведущем к каютам. Большая часть кают и отсеков оставались открытыми, и видно было, что
— Девушка там? — спросил Суоми. И снова никто и не подумал ему отвечать. Впрочем, Суоми предположил, что на данный момент совершенно неважно, там Барбара или нет.
Солдатам откуда-то было известно, какая каюта принадлежит Суоми, — то ли они обнаружили на чем-нибудь его имя, то ли Шонберг по какой-то причине рассказывал им все, вплоть до мельчайших подробностей. Когда Суоми втолкнули в комнату, он обнаружил, что здесь царит точно такой же разгром, как и в прочих помещениях. А чего еще можно было ожидать после того, как каюту несколько раз тщательно обыскали?
Суоми остался один; дверь за ним захлопнулась. Несомненно, рядом с его каютой тоже остался торчать часовой. Поскольку каюту не собирались использовать в качестве камеры, она запиралась только изнутри. К несчастью, для того чтобы выдерживать осаду, каюта тоже не годилась. Хотя дверь и была толстой и звуконепроницаемой, пара вооруженных и решительно настроенных мужчин взломали бы ее в считанные секунды. Тем не менее Суоми потихоньку защелкнул замок.
Потом Суоми подошел к койке — над ней в стену была вмонтирована панель интеркома, — да так и замер с поднятой рукой. Он мог бы попытаться таким образом связаться с Барбарой. Но что он сможет ей сказать? В ее комнате вполне может находиться кто-нибудь из врагов — как раз чтобы подслушивать разговоры. А пытаться успокоить девушку и внушить ей надежду бесполезно, если не сказать хуже. Суоми включил интерком на прием, отключив при этом передачу, да так и оставил.
Следующее, что Суоми сделал, — напился холодной воды из маленькой раковины. Потом открыл аптечку и достал оттуда антибиотик и болеутоляющее средство. Там же он отыскал медикаменты, чтобы обработать самые скверные из ссадин и довольно глубокую рану на ноге, которая как-то ухитрилась воспалиться. Покончив с медициной, Суоми бросил тоскливый взгляд на удобную койку и направился к небольшому рабочему столику, где он держал свои собственные камеры и устройства для звукозаписи. Здесь тоже шарили — все материалы были разбросаны. Суоми выдвинул ящики стола и наскоро осмотрел их. Все было перевернуто вверх дном, но, похоже, ничего из того, что ему требовалось, не унесли и не сломали. Суоми вздохнул было с облегчением и расслабился, но тут же взял себя в руки.
Пора было приступать к работе.
Находясь в своей гробнице, расположенной глубоко под Храмом, берсеркер услышал отдаленное песнопение пяти знакомых мужских голосов. Оттуда же доносилось шарканье четырнадцати человеческих ног. Люди следовали друг за другом — видимо, это была одна из процессий, с которой они имели обыкновение начинать свои священные ритуалы. Стандартный анализ звуков позволил берсеркеру выделить среди процессии не только пятерых знакомых ему служителей, но и еще два человеческих организма, одного самца и одну самку, которые были ему незнакомы.
Берсеркер сосредоточил все свои ощущения на неизвестном самце. Процессия начала спуск из Храма Торуна, и шедший босиком самец спотыкался на длинной каменной лестнице, которая явно была ему незнакома. Как и полагалось проделывать с любым ранее неизвестным самцом, берсеркер тут же попытался проидентифицировать объект и сравнить его с другим, который значился в банке данных как существо первоочередной важности.
Со времен произошедшей 502,78 стандартных года назад битвы, в которой берсеркер был покалечен и едва не уничтожен, его острота восприятия значительно понизилась и сейчас ненамного превосходила человеческий слух и зрение. Но процессия, в которой шел незнакомый самец, подходила все ближе и ближе, и вероятность его отождествления с объектом номер один стремительно уменьшалась до нуля. Берсеркер переключил
свое внимание на другие дела.В электроядерном уме берсеркера не было ни удивления, ни нетерпения, а только отчетливое осознание, что одни события являются более вероятными, чем другие. Но в определенном смысле слова берсеркер все же удивился, вычислив, что сегодня ему предложат две человеческие жертвы вместо одной, или даже вместо животного, как тоже нередко случалось.
Все это время, с той самой битвы, когда берсеркер был поврежден, и с тех пор, как доброжилы на этой планете спрятали его, спасли от уничтожения и стали ему поклоняться, ему лишь несколько раз предлагали подобное жертвоприношение. Проверив свой банк данных и сопоставив факты, берсеркер отметил, что каждый такой случай сопровождался значительным всплеском эмоций среди его почитателей.
Однажды это произошло во время празднования победы над особенно упорным враждебным племенем. Ее удалось добиться благодаря тому, что берсеркер разработал для своих почитателей план сражения и передал его в качестве божественного приказа. В тот день в жертву ему было принесено семьдесят четыре человеческих организма, все уцелевшие на тот момент члены побежденного племени. В другой раз эмоции тех, кто предлагал ему массовое жертвоприношение, сильно отличались. Тогда они молили о помощи. Это было во время большой нехватки пищи. Берсеркер вывел своих почитателей и их племя в богатые земли, где было чем поживиться. Он проложил для них маршрут миграции, используя старые боевые карты поверхности планеты. Сейчас же берсеркер рассчитал для них план успешного захвата космического корабля; но им предстояла долгая работа, дабы отыскать способ стерилизации планеты. Это также должно было вызвать сильную вспышку эмоций среди поколения доброжилов данной планеты.
Берсеркер не понимал эмоций, а работать с тем, чего не понимает, он пытался лишь в безвыходных обстоятельствах. Например, на первый взгляд казалось, что взаимосвязь типа «стимул-отклик», именуемая страхом или похотью, рассчитывается для людей с тем же успехом, что и для неразумных животных. Но даже проведя пятьсот лет в попытках изучить человеческую психологию в достаточной мере, чтобы использовать эти знания для манипулирования людскими организмами, берсеркер снова и снова сталкивался с такими запутанными образцами поведения, понять которые было выше его сил. Чтобы принимать поклонение, требовалось использовать еще более запутанные и сложные образцы. Чудовищно ненадежный способ достижения цели. Но другие были ему недоступны. И лишь теперь, с захватом космического корабля, наконец-то появилась вероятность достижения успеха.
В настоящий момент процессия закончила спускаться по лестнице и достигла входа в помещение, где находился берсеркер. Первым в зал вошел верховный жрец Андреас, облаченный по такому случаю в красное и черное. Бело-пурпурное одеяние цветов Торуна он снял и оставил наверху, в Храме Торуна. Одежда, в которой верховный жрец явился поклониться единственному почитаемому им богу, была густо испачкана несмываемыми бурыми пятнами засохшей крови.
Следом за Андреасом вошли Гус де ла Торре и Челеста Серветус, наряженные в белое и украшенные гирляндами из живых цветов. Впрочем, руки у них были связаны за спиной, а цветам вскоре предстояло быть сброшенными на пол и там умереть. Последними оказались четыре жреца Внутреннего Круга. Они тоже сегодня были одеты в красно-черное, и их одежды были точно так же испачканы кровью, как и наряд верховного жреца.
Андреас и остальные четыре человека, проводящие жертвоприношение, как обычно, для начала пали ниц и принялись возносить молитвы, а жертвы тем временем нерешительно оглядывались по сторонам — тоже как обычно, — и страх в них все возрастал. Берсеркер давно уже заметил, что слова и действия этих ритуалов мало изменились за долгие годы Охотника и даже за стандартные века, лишь постепенно становились все более проработанными. Некоторое время берсеркер молчал. Он давно понял, что чем меньше он говорит во время церемонии жертвоприношения, тем лучше. Это не просто уменьшало риск смутить и разочаровать своих почитателей, сказав что-либо, не сочетающееся с их непостижимой психологией. Чем реже берсеркер что-либо изрекал, тем выше люди ценили его слова.