Беру тебя напрокат
Шрифт:
Валера торопливо плюхает свой ленивый зад за свободный стол. Я хмурюсь:
— Эй, мы пришли знакомиться или штаны просиживать?
Он торопливо отводит взгляд:
— Что-то я подустал за день, еще жара эта…
Так! Кажется, этому парню нужен допинг. Как не крути, у всех разная «спортивная» форма, и некоторым нужны «стимуляторы». Я подсаживаюсь к Валере и заказываю нам обоим мартини. Минут через пятнадцать мы оба «принимаем на грудь», и я деловито киваю Пупсу на длинноногую красотку за соседним столиком.
— А вот эта рыженькая тебе не нравится?
— Рыженькая? — Валера
— А, по-моему, наоборот, у нее крайне доброе лицо.
— Нет, не доброе, — ощетинивается он. — И мне вообще не нравятся девушки, которые налегают на алкоголь.
— Она не налегает, она только пригубила, — смеюсь я. — И хватит воротить ото всех нос. Я тебя все равно заставлю к кому-нибудь подойти сегодня, так что решай: либо ты выбираешь девушку для подката сам, либо ее тебе выберу я.
— Я сам. — Валера нервно сглатывает и затравленно озирается по сторонам. Мне его даже немного жалко становится. Я подаюсь к нему и похлопываю его по плечу:
— Эй, парень, не надо так нервничать. Подходить к девчонкам страшно только первые пару раз, потом — входишь во вкус.
— Угу, — кивает Валера и продолжает скользить взглядом по залу.
Внезапно он чуть вздрагивает, в его глазах появляется странное выражение. Можно даже сказать, придурковатое. Губы Валеры пытаются растянуться в несвоевременной улыбке. Валеру это явно не радует — он делает над собой усилие, и эти самые губы поджимает куриной жопкой.
Я оборачиваюсь, чтобы понять, кто же вызвал у Пупса столь противоречивые эмоции. Мой взгляд упирается в Женю. Она сидит за столиком метров в десяти от нас и что-то увлеченно рисует в блокноте.
— Валер, она еще маленькая, — говорю я с интонацией мудрого старого хрыча, а сам против воли шарю взглядом рядом с Женей, надеясь увидеть Нику.
— Да я понимаю, — виновато бубнит Пупс. — Я это… Просто…
Под ложечкой у меня резко, но очень приятно холодеет: я нахожу взглядом Нику. Она движется от барной стойки к Жене с двумя стаканами в руках. Черт! Кажется, у меня делается такой же придурковатый вид, что и у Валеры. Но я ничего не могу с собой поделать. У меня такое чувство, будто мне вкололи гормон счастья, и он резко заструился по венам.
Ника подсаживается к Жене и что-то болтает ей с лучезарной улыбкой. Злючку явно что-то сейчас развеселило, и ей не терпится поделиться эмоциями. Вот уж не думал, что она тут в таком приподнятом настроении порхает по лайнеру. Мне-то представлялось, что она киснет в каюте и плачет в подушку. Но, похоже, только я тут места себе не нахожу, а Ника уже «зализала раны» и вовсю наслаждается жизнью.
Смотреть на ее счастливое лицо становится невыносимо. На нем будто написано: «Гляди, Петров, как мне хорошо без тебя. Как я счастлива, что ты наконец отвалил».
— Блин, что-то мне тут не нравится, — сердито бурчу я, опустошая бокал до дна. — Может, куда-нибудь в другое место пойдем?
— Давай, — с несчастным видом кивает Валера.
Собираясь подняться из-за стола, я бросаю последний взгляд на злючку. Она красивым жестом поправляет волосы, а потом улыбка вдруг сползает с ее лица. К их с Женькой столику подваливают те самые
качки, с которыми Ника недавно развивала коммуникабельность в буфете.— Подожди, — я за плечо придерживаю уже пытающегося вскочить со стула Валеру.
Один из качков, похожий на побритую обезьяну, нависает над злючкой и говорит ей что-то с хамским видом. Второй — лысый — становится рядом с Женей и гладит ее по голове. Ника смотрит встревожено то на одного борова, то на другого. Потом подскакивает на ноги и пытается закрыть грудью сестру. Качки ржут, а меня по самую крышечку затапливает адреналином. Какого хрена этим уродам надо?
— Сиди здесь, — бросаю я Валере и тут же лечу к столику девчонок.
— Ребят, у вас опять какие-то проблемы?
Качки оборачиваются и смотрят на меня с плохо скрываемой ненавистью.
— Опять ты? — говорит лысый с досадой.
— Ага, — невольно ухмыляюсь я. — Оставьте девчонок в покое.
Тот, что похож на обезьяну, некоторое время сверлит меня взглядом, а потом вкрадчиво просит:
— Слышь, свали, пока цел.
— Лучше вы свалите.
Я разминаю костяшки пальцев и неторопливо наступаю на него. И в этот самый момент в скулу мне прилетает кулак лысого. Несколько неожиданно, скажем. Я почему-то не успеваю сгруппироваться и довольно беспонтово заваливаюсь тушкой на пол. Конечно, сразу пытаюсь подняться, но получаю в пятак уже от мужика-обезьяны.
М-да, так бездарно я еще драки не проваливал. Даже когда в третьем классе «бился» за школой с пацанами из параллельного класса, и то соображал быстрей.
Обезьяна пытается зарядить мне еще, но я, к счастью, успеваю откатиться чуть в сторону. Ника и Женька верещат на весь зал. Рядом с ними вдруг нарисовывается Валера и решительно бьет обезьяноподобного Женькиным блокнотом. Мужик-обезьяна чуть вздрагивает и смотрит на Пупса с неподдельным изумлением:
— А тебе-то чего, мальчик?
— Свинота! — выдыхает Валера и еще несколько раз хлещет его блокнотом по морде. Шлеп-шлеп… Выглядит весьма странно.
Обезьяноподобный с трудом выходит из ступора:
— Да я тебя сейчас по стенке размажу…
Я наконец мобилизуюсь и подскакиваю на ноги, отодвигаю Пупса в сторону, чтобы еще и ему не прилетело. И тут нам улыбается удача — к качкам подлетают охранники. Они быстро скручивают этих двоих и тут же куда-то волокут. А после ко мне подходит сразу несколько стюардов, просят пройти с ними, но я отнекиваюсь. Заверяю, что у меня все в порядке. Они отстают, а Ника вдруг ахает:
— У тебя кровь! — Она достает из сумки какую-то салфетку и пытается осторожно промокнуть мою скулу.
Ее прикосновение почти обжигает, почти лишает меня способности дышать, и мне это чертовски не нравится. Я жестко и решительно отодвигаю ее руку в сторону:
— Забей.
— Ссадины нужно обработать, — смущенно бормочет она. — У тебя есть перекись?
Я нарочно игнорирую ее вопрос, поворачиваюсь к Валере:
— Пойдем?
Он молча кивает. Через несколько секунд мы уже покидаем палубу и чапаем по лестнице куда-то вниз.
— Я тебя завтра с кем-нибудь познакомлю, ладно? — говорю я виновато. Мой педагогический настрой стремительно испаряется. На душе почему-то скребут кошки.