Беру тебя напрокат
Шрифт:
Я резко сажусь и пытаюсь испепелить Петрова взглядом.
— Эй, я в хорошем смысле, — Никита тоже садится, придвигается ближе. — Просто ты, как все милые девочки, притягиваешь неприятности, а я не хочу оставлять тебя с ними один на один.
— Ничего я не притягиваю.
— Притягиваешь. Ты слишком доверчивая и бесхитростная, судишь людей по себе и не проявляешь с ними должной осторожности. А еще тебе не хватает жизненного опыта.
Мои щеки вспыхивают. Это он на девственность намекает, да? Вот же мерзавец! А ведь другой на его месте повел бы себя как джентльмен. Я пытаюсь встать
— Ника, ну что ты? Я не хочу тебя обидеть, — он смотрит на меня без тени усмешки, смотрит с надеждой. — Я просто… просто хочу взять над тобой шефство. Можно?
— Нет.
— А если я очень хорошо попрошу?
До того, как я успеваю что-то ответить, он прижимает меня к себе и начинает целовать. На мгновение у меня перехватывает дыхание. Внутренний голос вопит, что надо оттолкнуть Петрова, но мне так приятен его поцелуй, что я медлю. Говорю себе: вот еще пару секунд, еще мгновение, но время летит, а я все больше млею от удовольствия.
Когда поцелуй все же прерывается, Петров многозначительно смотрит мне в глаза:
— Ника, я все равно буду тебя опекать — это не подлежит обсуждению, а вот формат отношений ты вполне можешь выбрать сама. Так что давай решай, что ты предпочитаешь: удочерение или романтические отношения.
— А какие еще альтернативы у меня есть?
— Никаких, — Петров делает серьезное лицо, но в глазах его пляшут чертики.
— Удочерять меня уже поздно, — притворно вздыхаю я. — К тому же после того, что между нами было…
— Отлично! — деловито перебивает Никита. — Значит, у нас романтические отношения.
— Нет.
— Да.
— Нет, — с нажимом повторяю я. — Мы — коллеги. Просто слегка увлеклись сотрудничеством.
— Слегка?
Его руки скользят по моей спине, находят на ней самые чувствительные точки. А еще я чувствую, что Петров снова возбужден.
— Ты… ты хочешь еще раз? — мой голос предательски дрожит от предвкушения.
— Хочу. — На лице Никиты проступает целая гамма чувств: сожаление, тревога, желание. — Но давай подождем хотя бы до утра.
— Зачем?
— Боюсь снова сделать тебе больно.
Опять мы вернулись к этой щекотливой теме. Брр! Я выворачиваюсь из объятий Петрова и ускользаю в душ. Мне нужно хоть немного побыть одной, чтобы прийти в себя. А еще вода всегда меня успокаивает.
В этот раз она тоже хорошо на меня действует. Когда я встаю под прохладные струи, в голове сразу воцаряется странная легкость. Что случилось — то случилось, — думаю я. Ну и пусть Петров понял, что он у меня первый. Смысл убиваться по этому поводу? Раз у меня теперь есть доступ к такому шикарному телу, как у него, надо этим пользоваться. До конца круиза три дня — можно как следует набраться опыта. Кто знает, может, в ближайшие месяцы (тире годы) мне опять будет не до романтики.
Выбравшись из душа, я заматываюсь в полотенце и возвращаюсь в спальню.
— А где моя одежда?
— Какая одежда? — Лицо Петрова совершенно невозмутимо.
Я внимательно оглядываю комнату, но моего платья нигде не видно. В груди становится горячо от гнева.
— Отдай мои шмотки, гад.
Несколько секунд он что-то прикидывает в уме, а
потом чуть наклоняет голову набок.— Ты получишь их завтра утром.
— Что?
— Не хочу, чтобы ты сбегала. Я настроен встретить с тобой рассвет.
Я все-таки хватаю с кровати подушку и бью Никиту несколько раз. Он ржет.
— Отдай мои вещи, мерзавец! — бурчу я и стукаю его посильней. — Да хватит уже смеяться! Я серьезно.
Подушка почти трещит по швам, а гаду хоть бы хны. Распалившись, он подхватывает меня на руки и несколько секунд кружит по комнате.
— Боже, какой же я тормоз! — почти искренне восклицаю я. — Надо было душить тебя подушкой, а не бить.
— Ну да! — соглашается он. — Ты, видимо, мало фильмов про маньяков смотрела, и, как я уже сказал, совершенно беззащитна перед козлами.
Когда у меня уже кружится голова, Никита все-таки опускает меня на постель.
— Меня тошнит! — вру я и изображаю предобморочное состояние. — Мне нужен врач.
Он ложится рядом и целует меня в нос:
— Ника, смирись, ускользнуть не удастся. Сегодняшнюю ночь ты принадлежишь мне, а завтра мы устроим распродажу. Я продам тебе каждую припрятанную вещь за… За эротическое фото. Или исполнение какого-нибудь моего желания.
— У меня там Женька одна, — спешу напомнить я. — Она чокнется, если я не вернусь ночевать.
Никита мрачнеет:
— Точно! О ней я не подумал.
— Вот-вот. Представляю, как она переживает.
Несколько секунд мы молчим, а потом Никита вдруг предлагает:
— А давай проведаем твою сестру, а потом немного прогуляемся?
— Давай. Но ночевать я все равно буду у себя.
В ответ он лишь загадочно улыбается. Что у него на уме — совершенно непонятно.
Когда я заглядываю к Женьке, она увлеченно переписывается с кем-то по телефону. Мое появление действует на сестру странно. Она тут же засовывает мобильник под одеяло и откидывается на подушки, изображая, что просто отдыхает.
— Все нормально? — спрашиваю я с безотчетным беспокойством.
Женька чуть розовеет:
— Конечно. А почему ты спрашиваешь?
Мне как-то неловко доставать сестру расспросами, потому я просто пожимаю плечами. Она же словно нарочно торопится сменить тему:
— Как там Петров?
— Неплохо. Раны промыли, царапины обработали. Сейчас хотим с ним немного прогуляться, обсудить рабочие вопросы
Во взгляде сестры мелькает радость. Хотя, может, мне это только кажется. Рассуждать о Женькином душевном состоянии я сейчас совершенно не готова — в голове у меня и без того сумбур. Я чмокаю сестру в щеку и, поправив перед зеркалом волосы, вываливаюсь в коридор.
Петров с задумчивым видом ждет меня у лифта. Я специально не хлопаю дверью каюты, потому Никита некоторое время меня не замечает. Это очень удобно — можно за ним немного понаблюдать. Я замираю и неторопливо обвожу взглядом его лицо. Ему, черт возьми, повезло с внешностью! Его даже ссадины не портят.
Никита словно чувствует мой взгляд. Он поворачивается, видит меня, и лицо его как по щелчку расцвечивается радостью. Она выглядит такой искренней, такой невинной! Во мне сразу просыпается подозрительность.