(Бес) Предел

— За все хорошее надо платить и бесплатный сыр бывает… разве что в мышеловке. Что в итоге вы за все это попросите?

— Ничего. Считай, что мне просто скучно и приятно сделать хорошую вещь. Не ищи в этом подвоха, иногда бывают исключения. Редко, но бывают. Тебе повезло, я и есть то самое исключение.

— А по утру она проснется без органов или в борделе.

— У кого, что болит. И без органов ты не проснешься. Если я продам тебя на запчасти другим людям, то ты в принципе уже не проснешься, ну если только одну почку вырезать. Хотя, одну почку вырезать крайне невыгодно.

— В смысле? — испуганно спрашивает Олеся, шумно сглатывая.

— В прямом. Почка самый ходовой, но дешевый товар на черном рынке, продам я ее примерно за пять-десять тысяч баксов. Ну и зачем ради этого стоит тебе ее вырезать и оставлять в живых? Уж лучше сразу максимально все органы, — как только слова слетают с моих губ, я понимаю, что зря. Ой как зря, лицо Олеси, и без того имело болезненный вид, а сейчас она похожа на покойницу. — Слушай, да шучу я. Ты вообще что ли шуток не понимаешь? На кой хрен мне отдавать тебя на органы, если я обеспеченный человек? Включи голову, прежде чем думать.

— Не понимаю, в один момент мне кажется, что вы нормальный и даже хороший, а потом совершенно наоборот.

— Не дели людей на хороших и плохих. Просто кто-то хуже, а кто-то лучше. Ладно, это неинтересная тема. Кем ты работаешь?

— Уже в прошедшем времени. Фасовщицей.

— И что, так просто уволили в один день на ночь глядя?

— Я по ночам работала, поэтому да, так просто на ночь. К тому же, все неофициально, никто не хочет связываться с несовершеннолетними. А потом таких как я пинком под зад и досвидос.

— Неужели ты ждешь от работы фасовщицей чего-то дельного и прибыльного? Почему не вернешься к родителям, всяко лучше, чем не жрать и жить в таких условиях?

— Нет. Я приехала в город не для того, чтобы быть фасовщицей, это временная мера. Бог любит троицу, на следующий год точно поступлю.

— Когда врешь, надо запоминать, что именно. Ты сказала, что в городе год и завтра тебе восемнадцать. Каким образом ты провалилась дважды на экзаменах?

— Ничего я не вру. Я школу закончила в шестнадцать, а в городе год и несколько месяцев, мне чо надо округлять до двух лет? И вообще, вам какое дело?

— Никакого.

— Оно и видно.

А действительно, чего я собственно пристал, даже если она не сказала ни единого слова правды. Сиди и пей свой кофе, Бессонов. Да уж, но башка-то не совсем здорова, теперь мне интересно куда она поступала.

— Значит очередная девочка захотела приехать из глубинки в город, но не сложилось. Москва-не резиновая, всех не потянет.

— Ага. Только, это так-то Питер, а не Москва, дядя Игорь.

— Так-то да, это к слову пришлось. Кстати, еще раз назовешь меня так-на лысо постригу. Хотя какая уже разница, хуже не будет. Ну и кем ты хочешь стать, если не секрет? — резко перевожу тему, чтобы еще больше не нагнетать обстановку вокруг ее внешности.

— Певицей, — громко произносит Олеся, отпивая сок. Кажется, после ее слов, я как минимум подавился. — Смейтесь, смейтесь. Только когда через несколько лет я закончу университет и стану знаменитой, смеяться буду я.

— Да флаг тебе в руки, только ты сначала поступи. А вообще, мой тебе совет, лучше не трать на это время и займись чем-нибудь дельным, если уж так прет учиться.

Встаю из-за стола, строго-настрого запрещая себе продолжать расспрашивать ее о чем-либо, и кладу около Олеси коробку с конфетами.

— Вы такой… необычный.

— В чем же?

— Во всем и очень категоричный.

— Категоричный не может быть «очень», это понятие изначально это и предполагает. И да, может и категоричный, но это не делает меня необычным.

— А еще вы странный, — не унимается Олеся.

— А еще тебе пора идти спать. Конфеты можешь забрать в кровать и там же их и слопать. В общем, где хочешь, там и ешь. Я пойду приготовлю тебе комнату.

Из кухни выбежал словно ошпаренный, сам не знаю почему. И вместо того, чтобы пойти и приготовить ей постельное белье, я по какой-то причине беру Олесин рюкзак, лежащий аккурат около входной двери, и открываю на нем молнию. А дальше тупо ищу паспорт, который достаточно быстро попадается мне на глаза. Сокольская Олеся Игоревна… Надо же, не соврала и даже с датой рождения. Дальше-больше, я фотографирую ее данные, зачем не знаю, и кладу паспорт обратно в практически пустой рюкзак. Вообще его содержимое удручает, ибо из денег там разве что одна купюра стоимостью в пятьдесят рублей. Певица, блин.

***

Уже находясь в своей спальне и рассматривая идеально ровный потолок, я пришел к выводу, что фактически сбежал. Да вот так просто сбежал в свою же комнату, предварительно показав Олесе ее временное спальное место. По глазам видел-она хотела говорить дальше, только не о себе, а обо мне. А вот это уже совсем не входило в мои планы.

Во всей сложившейся ситуации безусловно радовал один факт-как только моя голова коснулась подушки, я провалился в сон. Только был еще другой факт-снилась мне полночи Олеся. Даже по утру, готовя себе кофе, я четко помнил сон. И мне это совершенно точно не понравилось. Наверное, именно поэтому, как только я увидел ее заспанное лицо, я всучил ей бутерброды и бросив сухое «ешь быстрее» снова сбежал.

Уже через час я стоял около ее дома и ждал, когда она соизволит выйти из машины, но Олеся даже и не думала этого делать. Сидит, уставившись на свои руки, и кажется о чем-то усиленно думает.

— Тебе пора выходить, — наконец первым не выдерживаю я.

— Что?

— Мы приехали к твоему дому, вот что.

— Ой, а я и не заметила, как мы доехали.

— В компании с толстяком время летит незаметно, — цитирую некогда раскручиваемую рекламу, на что Олеся уставилась на меня с выражением полного непонимания.

— Почему с толстяком? Вы вроде не толстый.

— Ну спасибо за «вроде». Не бери в голову, это фраза из рекламы, ты ее, наверное, не застала за свои уже восемнадцать. Ладно, я спешу, Олесь.

— Да, конечно, — отстегивая ремень безопасности растерянно произносит она. — Спасибо вам за все, и простите еще раз за руку. Ну и за то, что посчитала вас таким же, как были до…вас. До свидания.

— Пока.

Не смотри на нее, Бессонов, не смотри. Слышу, как захлопывается дверь, и я облегченно выдыхаю. Ее шрам, воспаленные пальцы, и вообще вся жизнь-не моего ума дела. Пусть живет, как жила. А у меня своя жизнь, пусть никчемная, но своя.

Глава 8

Вот уж не думал, что, когда приеду в офис Елены, эта стерва будет отсутствовать на рабочем месте. Терпеть не могу непунктуальных людей. Ладно бы была государственная лавочка, так частная же. Только вот на самом деле я прекрасно понимал, что дело не в ее опоздании. Меня бесили два факта, причем оба одинаково сильно. Во-первых, впервые за все время, подъехав к больнице и простояв на стояке минут двадцать, я уехал, так и не зайдя к Марине. Смотрел, не отрываясь на окна, но как будто прирос к сиденью, а по факту-боялся. Тупо трусил зайти в палату и услышать что-то плохое. Хотя хорошего никогда и не было, но поганое предчувствие, что ей хуже, еще больше отпечаталось в моей голове. С больницы я мчался к Елене как одержимый, и как только добрался до ее офиса и стал ждать, пока она соизволит прийти, на смену мыслям о Марине пришли другие.