Бес

– Живем! – довольно говорил Илья, отхлебывая из банки ароматную пенящуюся жидкость. – Вряд ли нас остановит полиция, а?

Полиция их действительно не остановила. Остановил кордон, сооруженный на редкость основательно, несмотря на видимое отсутствие роботизированной техники. Мощное укрепление имело в основании бетонные блоки, выше поднимались двойные стены из неотесанных бревен, между которыми был, видимо, утрамбованный песок. Дорога упиралась прямиком в этот форт, и объехать его не было никакой возможности – справа и слева проезду мешали глубокие овраги. По центру же располагались здоровенные бревенчатые ворота, укрепленные железнодорожными рельсами. Все это великолепие было подсвечено немногочисленными факелами по контуру «форта».

Тягач сбавил скорость и остановился, не глуша двигателя и подсвечивая сооружение мощными фарами – уже наступили сумерки. Некоторое время на них, вроде бы, не обращали внимания. Вдруг по глазам ударил ослепительный свет. «Прожектор!» – понял Илья. И тут же суровый, усиленный мегафоном голос произнес:

– Кто вы такие, и что привело вас на наши земли?

– Сколько пафоса! – заслоняясь от света, пробормотал Королев. Высунул голову в окно, проорал:

– Ну и как отвечать? У меня «матюгальника» нету!

«Матюгальник» было произнесено в сердцах и по-русски.

– Не нужно так надрываться, – спокойно произнес совсем уже близкий голос. – Заглушите двигатель и выйдите из машины. Желательно без оружия.

Ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

– Говорить буду я, – тихо предупредил Шон. Илья не стал спорить.

Оба осторожно вышли вперед и остановились перед радиатором тягача. Здесь их уже ждали. И нельзя сказать, что встреча была совсем обычной.

Три фигуры в ореоле прожекторного света выглядели как минимум неожиданно. Темные балахоны до пят, широкие рукава, в которых скрывались сложенные впереди руки, безликие провалы под низко надвинутыми капюшонами. Встречающие внушали неприятные ассоциации со средневековьем. С общей картиной несколько контрастировали линии колючей проволоки перед кордоном.

– Что вы ищите на нашей земле? – негромко спросил все тот же голос. Трудно было понять, кому из троих он принадлежит.

– Мы ищем помощи, – сказал Шон.

– Мы рады помочь страждущим, – отозвался голос. – Но готовы ли вы следовать нашим устоям? Принять нашу веру?

Илья дернулся. Нельзя сказать, что он был фанатично верующим человеком, но в этот момент грудь стал жечь православный крестик, который он согласился надеть, отправляясь на службу. Тогда он просто пошел навстречу матери. Теперь же понял: вопрос веры может дорогого стоить.

– Мы не готовы сразу же принять вашу веру, – дипломатично сказал Шон. – Но обещаем уважительно отнестись и к ней, и к вашим обычаям. Мы ищем одного человека. Он должен быть у вас, в Сити. Однажды я спас ему жизнь, и теперь надеюсь на его помощь.

– Мы не можем пропустить вас, – бесцветно сказала одна из фигур. – Вы нарушите святость наших земель.

Илья тут же подумал, включает ли понятие «святости» отсутствие болезней и прочих мутагенных напастей? Не хотелось бы снова подвергнуться «лечению» через «прогревание» огнеметами.

– Это очень важный человек, – продолжал Шон. – Если вы сообщите ему – думаю, вас отблагодарят.

– Истинно верующий не нуждается в благодарности, – отрезала фигура.

– Что в цистерне? – не меняя интонации поинтересовалась другая.

– Оружие, – неожиданно сказал Илья. Шон дикими глазами посмотрел на него, но Илья продолжал: – Монстр, способный уничтожить целый город. Мы хотели предложить его вам – в обмен на помощь. Или ваша святая земля не нуждается в таком оружии? Ей не нужна защита?

– Подождите… – одна из фигур степенно удалилась.

Две другие продолжали стоять смиренно и неподвижно, но что-то подсказывало опытному взгляду, что под одним балахоном скрывается штурмовая винтовка наподобие М-15, а под вторым – что-то компактнее, скорее всего пистолет-пулемет, вроде «Узи». Да и смиренность, видимо, в любую секунду могла смениться безжалостной боевой яростью.

Шон продолжал бросать на спутника гневные взгляды, словно говорящие: «зачем лезешь, куда не просят?». Илья и сам понимал, что зря рот раскрыл. Просто это у него с учебки такое качество: когда страшно и не знаешь, что делать – бери инициативу в свои руки. Иногда это здорово вредит ему самому. Но иногда и спасает.

Вернулся первый, сказал:

– Проходите. Брат, идите за руль, загоните машину в карантинную зону. Пусть ее обеззаразят и просветят. Посмотрим, что там у них за «оружие»…

Пока машину просвечивали сканерами, они ждали в приземистом бараке, который местные называли «гостевой кельей». По сути же, это была самая настоящая камера. Шону обещали связаться с его знакомым, и теперь оставалось молиться, чтобы «знакомый» был жив и не оказался, чего доброго, во врагах у этих странных людей.

– А чего это они все в рясах? – спросил Илья, когда они остались одни.

– Я же говорю – сектанты, – пояснил Шон. – В балахонах у них воины-служители ходят, у них какие-то особые обеты. Как Пандемия началась, так церковь здесь быстро сориентировалась: кара небесная налицо, конец света в чистом виде. Теперь у мормонов главная задача – провести свой народ через чистилище.

– Если то, что вокруг нас, – это чистилище, то что же тогда ад? – усмехнулся Илья.

– Увидишь, – странным голосом пообещал Шон.

Лейтенанту стало не по себе. Только теперь он почувствовал, как далеко они забрались от привычного, «прежнего мира». Даже отвратительный Гиперполис казался теперь чем-то родным и близким. А ведь они сейчас всего лишь на полпути в те места, которые его спутник считает истинным адом…

7

В таинственном городе мормонов напарникам побывать не довелось. Из гостевой кельи их вывели прямо к дверям огромного джипа с затененными стеклами. Настолько темными, что невозможно было разглядеть, куда они едут и что происходит снаружи. Впрочем, это было неважно.

Илья с Шоном оказались на удобном кожаном диване напротив рослого человека во все таком же черном балахоне. От водителя их отгораживала темная полупрозрачная перегородка. Едва машина рванула с смета, незнакомец откинул капюшон и пристально оглядел новых пассажиров.

Он был чернокожим, с лицом профессионального боксера. Взгляд его был пронзительным и тяжелым. Лейтенант морской пехоты за время службы повидал много тяжелых взглядов, но этот был особенно суров – по своей сути, без напускного пафоса.