Беседы об искусстве (сборник)

Если шедевры Рафаэля чаруют душу, то это означает, что колорит, так же как и рисунок, способствует этому.

– Посмотрите в Лувре на маленького «Святого Георгия» [53] или на «Парнас» [54] в Ватикане, посмотрите на картоны к гобеленам [55] из музея Южного Кенсингтона – все это удивительно гармонично. Колорит у Рафаэля Санти иной, чем у Рембрандта, но он в точности отвечает его вдохновению. Ясный, цветущий, он дарит свежесть ярких и радостных тонов. Это вечная юность самого Рафаэля. Он кажется нереальным, выдуманным, но ведь правда, какой ее видит Рафаэль, не есть правда сугубо материальная, это область чувств, сфера, где формы и цвета преображены светом любви.

53

Речь идет о картине Рафаэля «Св. Георгий, сражающийся с драконом», написанной в 1503 – 1505 гг. для Гвидобальдо Монтефельтре.

54

«Парнас»– фреска Рафаэля в папских покоях (Станцах) Ватикана, представляющая Аполлона и муз в окружении Гомера, Вергилия, Сафо, Данте, Петрарки и других великих поэтов.

55

Речь идет о 7 эскизах на сюжеты из истории апостола Петра для гобеленов, предназначенных для украшения Сикстинской капеллы. Ныне находятся в Лондоне в Музее Виктории и Альберта.

Непреклонный реалист, несомненно, осудил бы этот неточный колорит, но поэты сочтут его верным. И очевидно, что сочетание колорита Рембрандта или Рубенса с рисунком Рафаэля выглядело бы смешно и чудовищно.

Рисунок Рембрандта отличается от рисунка Рафаэля, но это не означает, что первый хуже.

Насколько чисты и нежны линии Рафаэля Санти, настолько у Рембрандта они зачастую суровы и порывисты. Взгляд великого голландца задерживается на шероховатости тканей, на морщинах лиц стариков, на натруженных руках простолюдинов, поскольку для художника красота – суть антитеза грубой физической оболочки и сияния внутреннего света. Каким образом удалось бы ему явить красоту, сотканную из внешнего убожества и духовного величия, если бы он стремился соперничать с Рафаэлем в элегантности?

В таком случае следует признать, что его рисунок совершенен, так как абсолютно соответствует запросам его мысли.

– Таким образом, по-вашему, утверждение, что художник не может одновременно быть хорошим колористом и рисовальщиком, является ошибочным?

– Разумеется. Я вообще не понимаю, как могло утвердиться подобное предвзятое суждение, столь распространенное ныне.

Если мастер красноречив, если его искусство захватывает нас, значит, он располагает всеми необходимыми средствами выражения.

Я только что доказал вам это на примере Рафаэля и Рембрандта. То же самое можно продемонстрировать и по отношению к творчеству любого великого художника.

Взять хотя бы Делакруа, которого обвиняли в незнании рисунка [56] . Ничего подобного, правда состоит в том, что его рисунок великолепно сочетается с цветом: он такой же порывистый, лихорадочно-восторженный; в нем то же оживление, вспышки энергии, безумства – и это в нем прекраснее всего. Колорит и рисунок – невозможно восхищаться чем-то одним, поскольку они суть единое целое.

56

К рисунку Делакруа (1789 – 1863) многие его современники, обвинявшие художника в неумении рисовать, подходили со строгими мерками академического рисунка, в то время как его картины следовало рассматривать в динамическом единстве рисунка и цвета.

Заблуждение псевдознатоков в том, что допускают существование лишь одной разновидности рисунка – рисунка Рафаэля, которого они обожают, или, скорее, подражателей Рафаэля, а также Давида и Энгра… В действительности же существует столько разновидностей рисунка и колорита, сколько есть художников.

Иногда утверждают, что цвета у Альбрехта Дюрера отличаются сухостью и жесткостью. Это ошибка. Но он немец, а значит, склонен к обобщению: его композиции точны как логические построения, персонажи его картин фундаментальны как исходные типажи. Вот почему его рисунок столь основателен, а колорит столь прихотлив.

К той же школе принадлежит Гольбейн: его рисунку чужда флорентийская грация, а колориту – венецианский шарм, но линии и цвету у Гольбейна свойственны такая мощь, весомость, такая внутренняя значимость, каких вы не обнаружите ни у кого больше.

Вообще можно сказать, что у таких вдумчивых художников, как те, что названы выше, рисунок, подобно математическим доказательствам, отличается особенной точностью, а колорит строгостью.

В противоположность им у других творцов, которых можно назвать поэтами сердца – среди них Рафаэль, Корреджо [57] , Андреа дель Сарто [58] , – линии более гибки, а цвет отличается ласкающей нежностью.

57

Корреджо Антонио Аллегри(ок. 1489 – 1534) – итальянский живописец Высокого Возрождения.

58

Андреа дель Сарто

(1486 – 1530) – итальянский живописец, принадлежавший к флорентийской школе.

У тех, кого обычно именуют реалистами, воплощение чувств носит более внешний характер; к примеру, у Рубенса, Веласкеса, Рембрандта линии живые, с резкими изгибами и остановками, а цвет подобен скорее солнечным вспышкам и фанфарам, чем смягчающей сурдине тумана.

Средства выражения, как и души гениев, у каждого художника различны, и невозможно определить, у кого из них лучше колорит и рисунок.

– Очень хорошо, но вы, мэтр, какой раздор вы вносите в умы пишущих об искусстве, упраздняя столь удобное для них традиционное разделение художников на колористов и рисовальщиков?

К счастью, как мне кажется, любители классификаций из ваших высказываний могут извлечь новый принцип.

По вашему мнению, рисунок и колорит всего лишь средство, поэтому важнее проникнуть в душу художника. Отсюда я делаю вывод, что стоило бы разделять художников на группы в соответствии со складом их ума.

– Да, верно.

– Значит, можно, например, объединить тех, кого, как Дюрера и Гольбейна, относят к логикам. К другой группе отнести тех, в ком преобладает чувство: перечисленные вами Рафаэль, Корреджо, Андреа дель Сарто составят первый ряд элегических художников. Еще одну группу образуют те, в ком преобладает интерес к кипению бытия, к повседневной жизни, и среди них блестящий триумвират – Рубенс, Веласкес и Рембрандт.

И наконец, в четвертую группу можно объединить таких художников, как Клод Лоррен [59] и Тернер [60] , в творчестве которых природа как бы соткана из сияющих мимолетных видений.

– Несомненно, дорогой друг. Такой классификации не откажешь в изобретательности, и уж во всяком случае она куда более точна, чем разделение на колористов и рисовальщиков.

Между тем любое деление, любая классификация пасуют перед сложностью искусства или, точнее, человеческой души, принимающей искусство за язык. В силу этой сложности Рембрандт нередко оказывается утонченным поэтом, а Рафаэль – крепким реалистом.

59

Лоррен Клод(1600 – 1682) – живописец и график эпохи классицизма.

60

Тернер Уильям Джозеф Мэллард(1775 – 1851) – английский художник-романтик.

Постараемся же понимать мастеров живописи, любить их пьянящий гений и воздержимся от наклеивания аптекарских ярлыков.

Глава VI О красоте женщины

Особняк Биронов [61] , где некогда располагался монастырь Сакр-Кер [62] , как известно, ныне разделен между различными съемщиками, в число которых входит и скульптор Роден.

Мэтр владеет также мастерскими в Медоне и в Париже, на складе мраморов, но предпочитает ателье в этом особняке.

61

Особняк Биронов– отель Бирон, пустовавший особняк XVIII в. неподалеку от Собора Инвалидов по адресу: рю де Варенн, 77 (7-й аррондисман Парижа). В августе 1908 г. там обосновался Райнер Мария Рильке, приехавший в Париж для встречи с Роденом. В начале сентября 1908 г. скульптор побывал там у Рильке и оценил великолепие этого небольшого дворца и старинного запущенного сада. В середине октября 1908 г. он снял там помещение под мастерскую. К 1911 г. скульптор взял все это здание в аренду у государства. Постепенно его произведения, а также все пополнявшиеся коллекции начали сосредоточиваться в просторных залах особняка.

62

Монастырь Сакр-Кер– старинный монастырь в окрестностях Парижа, заложенный еще в Средневековье.

По правде говоря, о лучшем пристанище для художника можно только мечтать. Автор «Мыслителя» занимает целый ряд просторных высоких залов с белыми стенными панелями, обрамленными прелестным лепным орнаментом и золотым бордюром.

Зал, где он работает, круглой формы с высокими окнами до полу, через которые можно попасть в очаровательный сад.

Вот уже многие годы этот участок совершенно заброшен, но в зарослях травы еще можно различить очертания прежних аллей, окаймленных самшитом, зарешеченных беседок, причудливо заросших диким виноградом. И каждую весну на клумбах меж сорняков дружно пробиваются цветы. Это отступление плодов человеческого труда под натиском вольной природы пробуждает утонченную меланхолию.