Бешенство

— Это выглядит нехорошо, — сказал Скарпино, подчеркивая каждое слово.

— Ее пока не обвинили ни в каком преступлении.

— Вопрос времени. Поговорите с Альпреном.

— Послушайте, мы можем перейти к текущему делу?

— Да, разумеется. — Скарпино с отвращением взглянул на Ромулуса Белла. — Я просто хотел дать вам маленький совет, док. Такому парню, как вы, не нужны неприятности. А женщина, которая избивает собственную мать…

— Скарпино, окажите мне услугу.

— Да?

— Не суйте свой чертов нос не в свое дело.

В ту ночь Тоби легла спать в постель Элен. Вернувшись из кричаще-пестрого Чайна-тауна, она вошла в дом и ощутила, что попала в безмолвное, безвоздушное пространство. Она чувствовала себя зажатой в этих стенах. Погребенной.

У себя в спальне она включила радио — классическую музыку для полуночников, и прибавила громкость так, чтобы было слышно даже под душем. Сейчас она отчаянно нуждалась в музыке, голосах — хоть в каком-нибудь звуковом фоне.

Когда Тоби вышла из душа, вытирая полотенцем мокрые волосы, музыка уже закончилась, сменившись шипением. Она выключила радио. В наступившей тишине нестерпимо ощущалось отсутствие Элен — остро, как физическая боль.

Тоби прошла по коридору в комнату мамы.

Не включая свет, она так и стояла в полутьме, вдыхая запах Элен — чуть сладковатый, как аромат летних цветов, которые мама так любовно растила. Розы и лаванды.

Она открыла стенной шкаф и рассеянно коснулась одного из висевших там платьев. Она узнала его на ощупь: летнее льняное платье, совсем старое. Тоби припомнила, что Элен надевала его на выпускной вечер Вики. И вот оно здесь, висит среди других вещей, которые Элен копила годами. «Когда в последний раз я водила тебя по магазинам? Не помню. Не помню, когда в последний раз покупала тебе платье…»

Она закрыла дверцу шкафа и села на кровать. Несколько дней назад она сменила белье в надежде, что мама скоро вернется домой. Теперь Тоби почти жалела об этом: постель источала безликий запах стирального порошка, все следы маминого пребывания были сорваны вместе с простынями. Тоби легла, думая обо всех тех ночах, которые провела здесь Элен. Пытаясь уловить в воздухе невидимые следы ее присутствия.

Она закрыла глаза, сделала глубокий вдох. И уснула.

Утром ее разбудил звонок Вики. Телефон успел прозвонить восемь раз, прежде чем Тоби доковыляла до своей спальни и сняла трубку. Спросонья она плохо понимала, что говорит сестра.

— Нужно принимать решение, Тоби, но я не могу сделать это сама. Мне такое не по плечу.

— Какое решение?

— Мамин аппарат искусственного дыхания. — Вики поперхнулась. — Они хотят отключить его.

— Нет! — С Тоби мигом слетели остатки сна. — Нет.

— Они сделали вторую ЭЭГ и сказали, что это…

— Я еду. Не позволяй им ничего трогать. Слышишь, Вики? Не давай им трогать этот проклятый аппарат.

Через сорок пять минут она входила в отделение реанимации. Вики стояла возле бокса Элен, а рядом с ней — доктор Стейнглас. Тоби сразу направилась к матери, наклонилась и шепнула:

— Я здесь, мама. Я рядом.

— Сегодня утром сделали вторую ЭЭГ, — сказал доктор Стейнглас. — Активность отсутствует. Новое кровоизлияние ухудшило картину. У нее отсутствует спонтанное дыхание, вдобавок…

— Не думаю, что нам стоит обсуждать это прямо здесь, — возразила Тоби.

— Я понимаю, что это нелегко, — произнес Стейнглас. — Но ваша мама все равно не понимает ничего из того, что мы сейчас говорим.

— Я не собираюсь разговаривать на эту тему. Во всяком случае не здесь, — отрезала Тоби и вышла из бокса.

В маленькой совещательной комнате отделения интенсивной терапии она сели за стол — мрачно молчащая Тоби и готовая разрыдаться Вики. Доктор Стейнглас, которого Тоби считала компетентным, но бесстрастным человеком, чувствовал себя явно неуютно в новой роли семейного советника.

— Прошу прощения, что поднял этот вопрос, — начал Стейнглас. — Но он действительно назрел. Прошло четыре дня, а мы не видим никаких улучшений. Обе ЭЭГ не выявили никакой активности. Кровоизлияние было обширным, мозг перестал работать. Аппарат искусственного дыхания… всего лишь тянет время. — Он помолчал и добавил: — Я действительно считаю, что так было бы гуманнее.

Вики посмотрела на сестру, затем снова на Стейнгласа.

— Если вы и впрямь думаете, что шансов нет…

— Он не знает, — возразила Тоби. — Никто этого не знает.

— Но она страдает, — проговорила Вики. — Эта трубка у нее в горле, все эти иголки…

— Я против отключения аппарата.

— Я только думаю, чего бы хотела мама…

— Не тебе решать. Не ты за ней ухаживаешь.

Вики съежилась и широко раскрыла глаза, словно от удара.

Тоби схватилась за голову.

— Боже, прости меня. Я не это хотела сказать.

— Мне кажется, ты именно это и хотела сказать. — Вики поднялась. — Хорошо, тогда решай сама. Раз ты считаешь, что только ты любишь ее.

Она вышла из комнаты. Почти сразу за ней последовал и доктор Стейнглас.

Тоби все еще сидела, опустив голову, ее била дрожь от злости и отвращения. К самой себе. К женщине, называвшей себя Джейн Нолан. «Черт возьми, мне бы только найти тебя, остаться бы хоть на минуту с тобой наедине».

К обеду гнев и адреналин выветрились окончательно. У Тоби не было сил даже на попытку отыскать Дворака; сейчас ей вообще не хотелось ни с кем говорить. Она сидела у постели Элен, откинувшись на спинку стула и закрыв глаза, но не могла избавиться от образа лежавшей рядом матери. Каждый раз, слыша тихое шипение аппарата искусственного дыхания, она представляла, как поднимается и опускается грудь Элен. Легкие наполняются воздухом. Обогащенная кислородом кровь устремляется от легочных альвеол к сердцу, а затем к мозгу, где и циркулирует бессмысленно и бесполезно.

Она услышала, как кто-то вошел в бокс; открыв глаза, она увидела доктора Стейнгласа, стоявшего у изножья кровати.

— Тоби, — тихо проговорил он. — Я знаю, что это очень тяжело для вас. И все же мы должны принять решение.

— Я не готова.

— Мы в сложном положении. Отделение переполнено. А если поступит, к примеру, инфаркт, нам потребуется место. — Он помедлил. — Мы продержим ее на искусственном дыхании, пока вы не примете решение. Но и вы войдите в наше положение.

Тоби промолчала. Не сводя глаз с Элен, она думала: «Какая же ты хрупкая. И с каждым днем будто бы становишься еще тоньше».

— Тоби!

Она взглянула на Стейнгласа.

— Мне нужно еще немного времени. Я должна быть уверена.

— Я могу прислать к вам невропатолога.

— Советов мне больше не требуется.

— Возможно, требуется. Может быть…

— Пожалуйста, просто оставьте меня в покое!

Доктор Стейнглас отступил, удивившись злости в ее голосе. Несколько медсестер наблюдали за их разговором из коридора.

— Извините, — опомнилась Тоби. — Подождите немного. Мне нужно время. Еще один день.