Бесконечная любовь
Шрифт:
— Нам нужно что-то купить, чтобы покрасить твои волосы, — прямо говорит Иван, без всяких предисловий, и я так поражена, что из моей руки на ковер выпадает картошка фри.
— Что?
— Нам нужно покрасить твои волосы. Я не знаю, в какой цвет. — Он хмурится. — Трудно закрасить такой темный цвет средством из коробки. Но нам придется что-то попробовать…
— Ты и свои собираешься покрасить тоже? — Парирую я, все еще ошеломленная одним лишь предположением.
— Мои братья прекрасно знают, как я выгляжу. — Говорит Иван, комкая обертки от еды и бросая их в мусорное ведро. Когда он встает, в его походке чувствуется тяжесть, которая говорит мне, что он все еще измотан, но я слишком расстроена, чтобы сейчас беспокоиться. — Им не нужно беспокоиться
Он вздыхает, садясь обратно.
— Ты прекрасна, Шарлотта. Мужчины смотрят на тебя. Мужчины, как тот клерк сегодня. Если бы Лев зашел на ту заправку и описал тебя, он бы тебя вспомнил.
— Я уж подумала, ты ревнуешь. — Смех срывается с моих губ, и Иван замирает, его взгляд прикован к моему так, что у меня по спине пробегает дрожь.
— Если бы я думал, что мужчина, который может тебя у меня отнять, смотрит на тебя, я бы ревновал. — В его голосе есть грубая нотка, от которой у меня покалывает кожу. — Но это был не он.
— Никто не может меня у тебя отнять. — Я обхватываю себя руками, отводя взгляд. — Я не твоя.
Последовавшая тишина говорит мне, что Иван не совсем согласен с этим утверждением. Как он может думать, что я его, я понятия не имею. Не после того, что случилось. Но когда я снова смотрю на него, на его лице то же самое напряженное выражение, его взгляд останавливается на мне, как будто он запоминает меня для того дня, когда я больше не буду сидеть здесь перед ним.
Это должно заставить меня почувствовать себя неуютно. Неловко. Но вместо этого я чувствую что-то другое, более глубокое, более первобытное чувство, на которое я боюсь смотреть слишком близко. Это напоминает мне тот момент, всего пару дней назад, когда я задавалась вопросом, каково это, когда такой мужчина, как Иван, любит меня.
То, как он смотрит на меня сейчас, заставляет меня задуматься, каково это, когда он также владеет тобой.
Иван встает.
— Я знаю, тебе это не нравится, Шарлотта. Честно говоря, мне тоже не нравится. Но нам просто нужно добраться до Вегаса. — Он говорит это последнее, как будто повторял это много раз в своей голове. — После этого…
Я прикусываю губу, все еще глядя в сторону.
— Не могу в это поверить, — тихо говорю я. — Каждый день что-то новое. Что-то новое, с чем я просто должна смириться, из-за чего я чувствую, что теряю контроль над теми немногими частями себя, которые у меня остались.
Иван резко оглядывается на это, снова встречаясь со мной взглядом.
— Шарлотта. — В его голосе звучит что-то вроде мольбы, но сейчас у меня нет места, чтобы беспокоиться об этом. Не тогда, когда он — причина того, что все эти части исчезли.
Я никогда не знала, что можно желать кого-то, ненавидеть его и заботиться о нем одновременно. И теперь я жалею, что узнала это.
— Мне нужно пространство. — Это звучит нелепо в таком маленьком гостиничном номере с одной кроватью и еще одной ванной комнатой размером со шкаф. Ивану некуда пойти, и я не могу себе представить, что он оставит меня здесь одну. Но к моему удивлению, он кивает, вытаскивая из кармана пачку сигарет, которую я никогда раньше не видела, чтобы он курил. Это небольшой признак того, что он чувствует себя так же плохо, как и я, хотя он и лучше скрывает это.
— Ладно. — Он с трудом сглатывает, его горло двигается. — Я буду прямо снаружи.
Я смаргиваю слезы, наблюдая, как он уходит. Мне хочется плакать, но я боюсь, что если я снова начну, то не остановлюсь. Вместо этого я иду в ванную и плещу себе в лицо холодной водой, желая, чтобы дома у меня было мыло для лица с запахом арбуза, а на раковине — бархатистый крем. А затем я бросаю джинсы на пол и скольжу в кровать, когда слабый запах
сигаретного дыма проникает в комнату снаружи.***
Утром Иван будит меня немного позже, чем вчера.
— Пока все хорошо, — устало говорит он, и я не могу не заметить, что темные круги под его глазами сегодня стали глубже. — Никаких признаков того, что кто-то приближается к нам. Или, наоборот, — добавляет он, как будто не может позволить мне расслабиться, — они просто ждут подходящего момента.
— И что? — Я сажусь, потирая лицо руками. — Возвращаемся в путь?
— Сначала остановимся в магазине. И где-нибудь за одеждой. Купим все необходимое, туалетные принадлежности и, может быть, немного приличной еды, и… — он замолкает, сжимая губы. — Перекрасим тебя.
Мой живот сжимается от этого, и я хочу поспорить, но не делаю этого. Я знаю, что глупо расстраиваться из-за этого. Это волосы, они отрастут, и краска смоется, и все, что я сейчас с ними сделаю, в конечном итоге исчезнет. Но, как и большинство женщин, я всегда была разборчива в отношении своих волос, и я ходила к одному и тому же стилисту в Чикаго с тех пор, как была первокурсницей в Северо-Западном университете. Она всегда делала для меня одно и то же, идеально, нарисованные вручную светлые пряди, идеально разбросанные по всей длине, чтобы мои волосы выглядели объемными, одна и та же стрижка… Одна и та же скучная вещь, каждые десять недель. Эта мысль приходит мне в голову, когда я снова плещу воду на лицо в ванной и натираю зубы зубной пастой. Та же стрижка и цвет, как и большинство других вещей в моей жизни. Обыденность, от которой я никогда не отказывалась.
Все вокруг ужасно и трудно примириться, но это… Может быть, покрасить волосы в новый цвет — не самое худшее.
Я стараюсь сохранить этот кусочек позитива, когда мы с Иваном идем в первый магазин, где продается одежда, а затем в «Walmart», чтобы купить туалетные принадлежности и немного еды, которая не жареная во фритюре или предварительно замороженная. Немного нарезанных фруктов, немного сэндвичей с мясным ассорти, полгаллона молока и несколько стаканчиков с хлопьями. Иван покупает один из тех термопакетов, чтобы положить все это в него, чтобы хватило на пару дней. Фрукты выглядят так аппетитно после двух дней фастфуда, что мне хочется съесть их посреди магазина.
Последний проход, в который мы заходим, купив зубные щетки и зубную нить, несколько аптечных средств по уходу за кожей для меня и все, что приходит нам в голову, — это тот, где продается краска для волос. Я долго смотрю на ряды коробок, пока Иван берет ту, которая обещает сделать меня пепельно-русой.
— Она сделает мои волосы рыжими. — Я с трудом сглатываю, беря в руки коробку с надписью «Вишневая кола». — А как насчет этого?
— Я не думаю, что она достаточно отличается. — Иван резко вздыхает. — Добавление небольшого пурпурно-красного оттенка не сделает тебя похожей на кого-то другого.
— Я могу перекраситься в синий цвет. — Смеюсь я, беря в руки другую коробку.
Иван берет коробку красной краски.
— Эту?
— Будет выглядеть ужасно. Как у Ариэль. — Я морщусь, переворачивая ее, чтобы посмотреть, во что, по аннотации, превратятся каштановые волосы. — Мне не подходит быть принцессой Диснея.
Иван ставит коробку на стол.
— Нет, ты не очень похожа на принцессу.
Я думаю, это комплимент. То, как он это говорит, заставляет это звучать как комплимент. И я полагаю, что все могло бы быть гораздо хуже, если бы я была из тех женщин, которые устраивают истерики и жалуются. С тех пор, как я накричала на него в ту первую ночь, до того, как появились его братья, я больше не кричала. В какой-то момент у меня возникло чувство… я почувствовала, как что-то давит мне на ребра, весь гнев, который я не выпускала, потому что я все время думаю, что это не принесет никакой пользы. Это ничего не изменит. Но он вырвется наружу, в конце концов. Что-то заставит меня лопнуть. Но до тех пор я не знаю, что еще делать, кроме как продолжать сдерживать это.