Бесконечная любовь
Шрифт:
— Шарлотта, я мог бы трахать тебя весь остаток дня, вздремнуть, а потом трахать тебя всю ночь, если ты этого хочешь. — Я подкатываюсь к ней, не в силах удержаться и не прижать ее запястья к кровати, когда наклоняюсь над ней, и чувствую, как твердею, как будто я только что не кончил. — Есть так много чертовых вещей, которые я хочу сделать с тобой.
— Например? — Шепчет она тихим голосом, и я стону, сжимая зубы, чтобы не вонзиться в нее прямо сейчас, пока я говорю ей.
— Я хочу прижать тебя и сказать, чтобы ты вылизала мой член дочиста, чтобы я мог войти в тебя и трахать тебя, пока я снова не покроюсь твоей и моей спермой. Я хочу заполнить тебя во второй раз, чтобы ты стекала по своим бедрам, пока я все еще внутри тебя. — Я двигаюсь,
Мой ствол прижат к ее клитору, мокрому от ее возбуждения и моего. Я качаю бедрами, трусь об это сверхчувствительное место, и Шарлотта издает задыхающийся стон.
— Скажи мне остановиться. — Я снова качаю бедрами. — Скажи мне остановиться, и я не заставлю тебя кончить в четвертый раз. Скажи мне, что ты не подумала, когда позволила мне трахать тебя раньше. Скажи мне, что ты не поняла, пока не стало слишком поздно, что я трахаю тебя без презерватива. — С каждым предложением я скольжу бедрами по ней, потирая ее клитор стволом своего члена. — Скажи мне, и я не буду трахать тебя и снова заполнять тебя после того, как ты кончила на моем члене.
Единственный звук, который она издает, — это еще один бездыханный, беспомощный стон. Я поднимаю ее руки, прижимая ее запястья над головой, и начинаю тереться об нее всерьез, потирая ее своим скользким членом, чувствуя, как ее бедра двигаются, а дыхание превращается в жадные вздохи.
— Вот именно, Шарлотта, — рычу я. — Кончи для меня снова. Дай мне посмотреть, какая ты грязная маленькая шлюшка. Умоляющая о большем количестве моей спермы. Ты так сильно хочешь этот член, что даже не можешь сказать мне остановиться после того, как я уже трахнул тебя. Ты хочешь кончить снова. Жадная девчонка.
Она так близко. Я чувствую, как она дрожит, и вижу вину на ее лице, осознание того, что она делает то, чего не должна, и это заводит ее. С каждым толчком, каждым потоком удовольствия, каждым оргазмом она знает, что должна сказать мне нет, и должна сказать мне остановиться.
Теперь она знает половину правды. Она знает, что трахается с преступником. Сыном пахана Братвы. Она может не понимать, что именно это значит, но она понимает достаточно, чтобы знать, что не должна пускать меня внутрь себя. И она делает это в любом случае, настолько потерянная для удовольствия, что не может заставить себя остановиться.
Одна только мысль заставляет меня капать предварительной спермой, скользкой и горячей, против нее, быть сильно возбужденным, что я знаю, что мне не понадобится много времени, чтобы кончить в нее во второй раз.
— Иван. — Она стонет мое имя, извиваясь подо мной, когда ее бедра жадно выгибаются. — Я… я…
— Кончи для меня, маленькая, — напеваю я, резко толкая бедра против нее, каждый толчок также подталкивает меня опасно близко к краю. — Дай мне почувствовать, как ты кончаешь снова.
Ее рот открывается в крике, ее бедра поднимаются ко мне, когда я чувствую, как ее клитор пульсирует против моего голого члена, ее тело вздрагивает, когда она кончает в четвертый раз. Я держу ее прижатой, пока она стонет и задыхается, и как только я чувствую, что она начинает опускаться, я отвожу бедра назад и вонзаюсь в ее все еще сжимающуюся киску, жестко.
Она мокрее, чем раньше, теперь уже полна моей спермы, и я чувствую ее вокруг своего члена, чувствую, как она капает вокруг нас, липкая на ее бедрах. Один, два, третий сильный толчок, и я не могу сдержаться. Это слишком, самая эротичная вещь, которую я когда-либо делал, лучшее ощущение, которое я когда-либо испытывал, умножающееся с каждым проходящим мгновением, каждым грязным способом, которым она позволяла мне иметь ее, и мой член взрывается во второй раз, наполняя ее, когда я чувствую, как выливаюсь из нее, мокрый и горячий, когда я кончаю так сильно, что вижу звезды.
Я едва
могу дышать, когда скатываюсь с нее, измученный и выжатый досуха. Мой член вялый и истощенный на моем бедре, а Шарлотта все еще рядом со мной, одна рука тянется к ее груди, когда я отпускаю ее запястья.— Я собираюсь принять душ. — Говорит она после долгой паузы. Она приподнимается, ее темные волосы падают ей на лицо, и она не смотрит на меня. — Блин, — выдыхает она секунду спустя. — Моя рубашка испорчена.
— У меня есть лишняя. — Я приподнимаюсь на локте, сопротивляясь желанию протянуть руку и отвести ее волосы от лица, чтобы я мог ее увидеть. Какой-то инстинкт подсказывает мне не трогать ее сейчас, что я уже оттолкнул ее дальше, чем следовало. — В верхнем ящике.
Она кивает, и по ее телу пробегает дрожь. На долю секунды мне кажется, что она плачет, и я чувствую резкий укол тревоги, но, когда она начинает вставать, и ее волосы падают назад, я вижу, что ее лицо чистое, хотя и бледное. Но она не смотрит на меня. Она собирает свою одежду, достает рубашку из верхнего ящика комода, где я вчера вечером спрятал свои вещи, и идет в ванную. И когда она уходит, я чувствую пропасть между нами, момент, когда она вспоминает, что она должна чувствовать, а не то, что она делает.
И я знаю, что проведу остаток своей жизни, снова и снова переживая этот последний час.
4
ШАРЛОТТА
ЧТО Я СДЕЛАЛА? Реальность, холодная и нежеланная, врывается в мгновение ока после того, как Иван скатывается с меня во второй раз. Все кажется размытым, когда я хватаю свою одежду и отступаю в безопасность ванной, закрывая за собой дверь и запирая ее, пока я поворачиваю краны душа и жду, пока вода станет горячей.
О чем я думала?
Я не могу притворяться, что я этого не хотела. Что с того момента, как он поцеловал меня, дикий и голодный, я не хотела всего, что он предлагал, и что я не хотела быть ужасно, неотвратимо плохой на некоторое время.
Я хотела его, и я позволила ему овладеть собой. Дважды. Я чувствую доказательство этого, липкое на моих бедрах, и мое лицо краснеет, когда я бросаю стопку одежды на маленькую, потрескавшуюся столешницу раковины. Я позволила ему трахнуть меня без презерватива, чего я никогда не делала ни с кем раньше. Несмотря на то, что я принимала противозачаточные с тех пор, как начала заниматься сексом, я всегда настаивала на том, чтобы быть особенно осторожной. Я была благодарна за это, когда узнала, что Нейт мне изменяет, я бы гораздо больше волновалась на своем первом приеме у гинеколога после этого, если бы я всегда не заставляла его использовать презервативы. Но я была совершенно чиста, и я уверена, что это как-то связано с этим.
Я всегда думала, что это что-то будет значить, если я позволю мужчине трахнуть меня без защиты. Если я позволю ему действительно кончить в меня. Я всегда думала, что это будет больше, чем…
Больше, чем что?
Я закусываю губу, думая о том, что он сказал перед тем, как поцеловать меня — что я должна была знать после той первой ночи, почему его отец считает, что меня можно использовать против Ивана, и что причинение мне боли причинит ему боль.
Я говорю себе, что то, что произошло между мной и Иваном в ту первую ночь, было просто сексом. Просто интрижкой. Но это казалось неправильным даже тогда. То, как он ко мне прикасался, было сильнее всего, что я когда-либо чувствовала с кем-либо раньше. И то, что только что произошло между нами… Я тяжело сглатываю, быстро захожу в маленький, тесный душ и задергиваю занавеску на краю душа. Вода почти слишком горячая, но я все равно встаю под нее, желая, чтобы она смыла чувство близости. Чувство, что мы с Иваном делили что-то, что не так легко будет забыть, когда этот кошмар закончится.