Бесконечное лето: Город в заливе

Все точно, как и обещала Славя.

— Не похожа? — Реви прищурилась. Выглядела она расслабленной, ироничной, совсем не похожей на себя вчерашнюю, быстро и сухо, как майор в штабе, рассказывающую мне сегодняшнюю диспозицию. Может, это смертельное ранение так на человека влияет?

— Но ты же… тебе нужно лежать и поправляться…

— Не будем о ерунде, — отмахнулась Реви. Глубоко и с удовольствием вздохнула, окинув взглядом безоблачный горизонт. — Ты чем тут занимаешься?

— «На берегу пустынных волн стоял он, дум великих полн, и вдаль глядел», — по привычке легко отшутился я. — Куда «Титаник» плывет — об этом размышляю, главным образом.

— Нет, — покачала головой Реви. — Ты зачем здесь?

— В каком смысле? Сопровождаю вашу посудину, обеспечиваю безопасность по мере сил, ты же сама Датча убедила тогда, что мне и девчонкам…

— Ты что-то совсем ничего не понимаешь — с умственной деятельностью, видимо, все совсем плохо, — заключила Реви. — И что она в тебе нашла?

— Не понял…

— Ты здесь не просто так, — разделяя слова паузами, четко проговорила Реви. — А с какой целью, и что тебе делать дальше — подумай и реши. Только быстро. Времени осталось не так много.

В этот момент катер как-то особенно сильно качнуло, я потерял равновесие, зацепился за мокрый и скользкий комингс, упал и довольно чувствительно приложился головой об ограждение. А когда снова поднялся на ноги, на палубе уже никого не было, с севера начинал дуть какой-то серый шершавый ветер, и море на глазах приобретало неприятный лиловый, с желтыми барашками пены, оттенок.

Тогда я подумал как следует, и упал снова.

***

Фантомные боли — это не очень весело. Одно дело, когда ты валяешься без движения потому, что тебе прострелили руку, скажем. Или ногу. Или пробили легкое, и из груди через рот вылилось пол-литра крови. Это уже не говоря о более мирных повреждениях — ушибах там, вывихах и прочих мелких неприятностях. Совсем иное — когда у тебя болит то, что болеть не может в принципе. Сто лет назад вырванный зуб, давно зажившая рана — или душа, скажем.

— Как ты, Саш? — оказывается, я лежал на кровати… стоп, на «Черной лагуне» есть всего одна относительно пристойная кровать, и она принадлежит…

Да, это была каюта Датча, а надо мной со стаканом воды стояла обеспокоенная Славя.

— Мне приснилось, что меня съели волки на Коннектикутской платной автостраде, — прохрипел я. Надо к любому событию подходить творчески, я так считаю.

— У тебя был приступ, — мягко сказала Славя. Я от неожиданности стукнул дрожащим стаканом о зубы. — Датч перенес тебя сюда.

— В свою каюту? — поразился я. — А сам уступил?

— Почему бы и не уступить? — Славя улыбнулась. — Если я прошу.

Я вспомнил про аномально доверчивых пиратов несколько часов назад и не стал развивать эту тему.

— А где… Реви? Я видел…

Во взгляде девушки снова появилась озабоченность.

— Реви лежит в отключке, обколотая морфием, и после нашей с тобой операции даже не пошевелилась. Она меня сейчас беспокоит меньше всего. Как ты себя чувствуешь? Голова болит?

— Голова — нет, — честно ответил я. — Нога очень тянет зато, правая. Там у меня старые шрамы — бандитская пуля родом из лихих девяностых.

Соврал, конечно. И пуля, и девяностые тут были совершенно не при чем, да и в этом теле у меня ничего подобного быть не могло. Но было поздно: с языка одна за другой срывались легкие, простые фразы, и медленный мозг просто не успевал уследить за всеми.

— Нога? — Славя нахмурилась. — Это тоже не очень хорошо. Я посмотрю сейчас, ладно?

Тут меня осенило: Реви-то на палубе была ненастоящая! То-то она и несла всякую ахинею, и выглядела здоровой как лошадь. Галлюцинации, дорогой товарищ — именно так они и начинаются. У одних от чрезмерного количества выпитой водки, у других — от чрезмерного количества очаровательных девушек вокруг. Каждый сходит с ума как умеет. Но и это еще не все! Ненастоящая Реви вполне могла означать, что и эта Славя сейчас тоже…

— Извольте, сударыня, — галантно дрыгнул я коленкой.

Странное это ощущение — когда реальность плывет. Сквозь каюту будто проходили медленные волны солнечного спектра, словно неторопливые разноцветные облака, движущиеся с разной скоростью, соприкасающиеся и сталкивающиеся с гулким колокольным звуком, отзывающимся где-то в глубинах черепа. И ничего не хочется, только плыть себе по течению, плыть и погружаться в этот уютный теплый мир…

— Вроде бы все нормально у тебя, — заключила Славя, медленно нажимая и осматривая. — Повреждений и ушибов я никаких не вижу. — Ее ладошка поползла по ноге вверх. — И не чувствую.

Я смотрел на нее.

Она смотрела на меня.

— Это массаж? — поинтересовался я. Каюта плыла, колыхаясь, на плывущем по морю катере — романтика внутри романтики…

— Конечно, — донесся до меня голос девушки. Видеть я уже толком ничего не видел — серебристая мгла стала материальной и перекрывала все поле зрения, только со стеклянным перезвоном медленно лопались хрусталики глаз. — Расслабляющий, как я и обещала.

Играла музыка.

«Хочу любить тебя, но не касаясь, хочу обнять, но внутренний голос говорит „постой“. Хочу поцеловать, но слишком уж сильно, хочу попробовать тебя на вкус, вот только губы твои — смертельный яд. Ты и есть тот яд, что бежит по моим венам.»

Элис Купер, старый ты психопат — зачем опять сыплешь мне соль на рану?

— Черт, мне так давно этого не хватало… — пробормотал я. Тонкие пальчики сжимали, гладили, ласкали, и конечно, никакой это был не расслабляющий массаж, а совсем даже наоборот, но какая разница, черт возьми, какая разница, и ни о чем не хочется думать, когда так хорошо, боже мой, как же хорошо…