Бескровная охота

– Нет, ведь это гравилет. Но мы вылетаем слишком поздно. Я боюсь, что ближний космос уже кипит от воюющих кораблей, ракет и снарядов. И наверняка их становится все больше с каждым часом. Мы, конечно, мирное гражданское судно, но я не уверен, что нас пропустят невредимыми в такой ситуации. Если нас даже пропустят свои, то чужие в нас точно пальнут.

– И что тогда?

– Будем прорываться, а что же еще? В безинерционном режиме. Мы можем мгновенно менять направление и скорость, а боевые ракеты – нет. Разве что у них найдется безинерционный истребитель с отличным пилотом, и тогда всем станет весело.

– Особенно мне, – заметила Лора. – Ты всегда стараешься казать мне какую-нибудь гадость. Что это было? Какой-то странный треск. Как будто где-то рядом отклеиваются обои. Кто-нибудь еще слышал? Или у меня от вас уже глюки?

– Начинает разрушаться башня, – ответил Охотник. – Когда корабль зависает, он создает гравитационную рябь, которую долго не выдержит ни одно здание. При старте будет ударная гравиволна, которая срежет верхушку этой башни. Этот аппарат может стартовать только со специальных площадок или на открытой местности, вдали от построек.

– А еще его можно использовать как бомбу, – предположила она.

– Конечно. Но это только в крайнем случае.

Внутри корабль был довольно просторным. Центральную часть занимал салон с двумя рядами кресел из очень мягкой прозрачной голубоватой пластмассы, за ним, в отдельном отсеке, находились спальные комнаты и подсобные помещения, а в самом конце – технический отсек. Передняя часть гравилета представляла собой большой купол, прозрачный изнутри. Обзору мешал лишь квантовый гаситель, черный уродец расположенный как раз посредине. Но кресло пилота находилось внизу, вдали от этого слепого пятна.

Охотник предложил чувствовать себя как дома, а сам сел в кресло пилота.

– Здесь нет даже ремней, – сказал Алекс. – Я уже не говорю о антиперегрузочных камерах. Неужели ненужно даже пристегиваться?

– Обратная гравитация гасит любую перегрузку. Вас даже не будет трясти и клонить в сторону при поворотах. Кстати, у нас должны были сохраниться запасы продуктов. Есть даже квазинатуральная пища. Хотите попробовать?

– Не думаю, что она уж такая натуральная, – сказала Лора. – Но давай, попробуем.

Пока Лора с Алексом пробовали, гравилет стартовал. Они не увидели, что случилось с башней, потому что корабль мгновенно оказался в облаках где-то над океаном.

Здесь, как и везде, продолжался бой. Но здесь, судя по всему, было раннее утро, хотя солнце оставалось скрыто облаками. Воздух был необычного молочного цвета, даже с перламутровым оттенком – из-за нерассеявшегося дыма многих взрывов.

– Мы сейчас на сороковой широте, – сказал Охотник. – Примерно посредине между Алеутами и Гавайями. Глубина океана здесь до шести километров, потому что мы находимся как раз над впадиной. Но вы угощайтесь, угощайтесь, в ближайшее время не будет ничего интересного.

Они угощались грецкими орехами. Это вкусное занятие поглощало все их внимание. Грецкие орехи до сих пор оставались изысканным лакомством на Земле, но не потому, что их было мало, и не потому, что они были дороги, а только потому, что ленивое человечество до сих пор не придумало удобного способа их чистить.

Сейчас они чистили орехи с помощью гравищупа. Этот прибор, изобретенный явно для других целей, был похож на небольшую толстую авторучку. Стоило прикоснуться острием к скорлупе ореха, как тот раскалывался под воздействием гравитационного толчка.

– Какой удобный прибор! – удивился Алекс. – Жаль, что на Земле такого нет. Очень полезный в хозяйстве. Он может еще что-нибудь? Например, забивать гвозди?

Охотник не ответил, и они продолжали колоть орехи. Из всех орехов, которые они съели, ни один не был испорченным, гнилым, заплесневелым или горьким. Все орехи были спелыми и большими.

– Трудно поверить, что это пролежало столько лет в кладовых, – сказал Алекс, – я знаю, как трудно сохранить пищу, я же работал поваром. Спорим, что из натуральной пищи у них только орехи и сушеная рыба?

– Квазинатуральной, – уточнила Лора, – не сомневаюсь, что мы сейчас жуем переработанную нефть или мазут.

Они продолжали есть еще минут десять. Охотник поднял перегородку, закрывавшую от них кабину пилота.

– Тебе не кажется, что орехи похожи на маленькие мозги? – спросил Алекс просто потому, что тишина стала слишком вязкой. – Я с детства ем их и представляю себе, что ем чей-то мозг, который умеет думать. Маленький, высохший мозг. Никто ведь не доказал, что растения думать не умеют. Я слышал, что деревьям нравятся музыкальные звуки.

– Ага, и сексуальный шепот, – добавила Лора.

– А чего ты злишься?

– Как только мы окажемся в безопасности, он убьет одного из нас, – сказала Лора. – Нужно что-то делать.

– Что ты предлагаешь? Бунт?

– Бунт бесполезен.

– Тогда что?

– Есть несколько вариантов. Как ты мог заметить, наш хозяин очень уязвим. При всей его физической силе. Он способен смутиться от любой чепухи. Ты видел?

– Да. И еще ты его все время достаешь. Это ты специально?

– Догадайся с трех раз. Ты, конечно, думаешь, что это доставляет мне удовольствие. Просто я знаю, что делаю. Он ведь пообещал нам честный и непредвзятый выбор. Он пообещал, что выберет и убьет одного из нас. Но, если он будет ненавидеть одного из нас, то выбор не может быть честным. Ты, надеюсь, понял мою мысль? Дошло? Или твои мозги высохли так же, как и эти орехи?

– Не совсем.

– Ну, разумеется. Объясняю по простому, для чайников. Если он не сможет сделать честный выбор, то выбора не будет вообще. Он не убьет никого из нас.

– Я все равно не понимаю, что помешает ему просто подбросить монетку?

– Его собственный моральный кодекс. Для него каждая моральная заповедь в тысячу раз важнее жизни. Они так живут, там на своей планете, эти ненормальные. Он обещал нам честный жребий. Но, если он будет ненавидеть одного из нас, или просто относиться к нам по-разному, то любой жребий станет неравноценным. В физическом смысле все будет нормально. Например, монетка упадет орлом или решкой. Но он не воспринимает предметы в физическом плане, эти люди, или кто они там есть, они вообще не видят реальности. Он видит все сквозь туман своей идиотской морали. И в плане морали выбор не будет равноценным: если убить меня, он обрадуется; если убить тебя, он расстроится, потому что дальше ему прийдется иметь дело со мной. Как бы ни упала монетка, равного выбора не получается. Равного в моральном плане. Я должна заставить его меня возненавидеть. Если не получится, я заставлю его меня полюбить. Для женщины это нетрудно, особенно если она имеет дело с подобным ослом.

– Неужели для него это так важно? Это ведь просто эмоции?

– Важнее, чем ты можешь себе представить. Но он сам еще этого не понял. Я еще должна донести эту идею до него, должна заставить его задуматься.

– Какая моя роль? – спросил Алекс.

– Да никакая. Ты же ни на что не годишься. Даже орех не можешь расколоть нормально, смотри, застрял кусочек в скорлупе. Растяпа.

– Хватит меня изводить, – сказал Алекс.

– Да ты сам любого изведешь. Уже одним своим присутствием. Что-то долго мы никуда не летим.