Беспокойные боги

И все же это было правдой - хотя бы в некотором смысле.

Наша Вселенная - это сон Тихого. Его творение - если верить ему и его слугам, а я должен верить, что так оно и есть, поскольку я один из них, ставший таковым в результате моей смерти и возрождения. В чем же разница между сном Тихого и сном, который представляли себе Пританис и его Искатели?

"У меня есть еще один вопрос, - спросил Эдуард.

Я встряхнулся, возвращая свое внимание к собеседнику. "Какой?"

"Если Исполины научили сьельсинов всему, что знали сами..." начал Эдуард, - то что же случилось с теми Исполинами, которые их учили?"

Я долго и упорно думал об этом. Миуданар разговаривал с Элу через световые годы, вызвал его из родного мира на мрачный Эуэ. Но Миуданар был мертв, или почти мертв - во всяком случае, он находился в состоянии, отличном от того, в котором пребывала Ушара. Я не могу притворяться, что понимаю это. Но разве я не видел других в своих видениях? Еще больше Наблюдателей стояло во главе различных армий сьельсинов во время слишком долгого правления Элу?

Что с ними стало?

"Не знаю", - честно признался я. "Они не могут быть живы. Мы бы знали. Мы бы их видели".

Эдуард кивнул. "Я так и думал, что ты это скажешь", - сказал он. "Но разве это не предполагает, что у сьельсинов есть или был какой-то способ их убить?"

Это заставило меня задуматься. Я никогда раньше не думал об этом. "Империя Элу рухнула", - начал размышлять я и опустился в кресло, которое совсем недавно занимал капитан Гошал. "Произошло что-то вроде гражданской войны. Аэта Элу - принцы, служившие ему, - ополчились друг на друга. Возможно, Наблюдатели разделились вместе с ними". Я попытался представить, как должна была выглядеть такая война. И почти сразу же бросил это занятие. "Надо спросить Рамантану".

"Сомневаюсь, что он знает", - заметил Эдуард. "Как ты думаешь, могли ли сьельсины выступить против своих богов?"

"Сомневаюсь", - честно признался я. "Мне легче представить, что они ополчились друг на друга. Каждый из Наблюдателей уникален. Можно сказать, они созданы специально. Не думаю, что они чувствуют верность своим братьям, как ты или я".

"Но что мы точно знаем, - сказал Эдуард, - так это то, что их можно уничтожить".

ГЛАВА 47

ЖЕНЩИНА И ДЕВУШКА

Следующие несколько дней я провел так же, как и первый. Именно тогда я по-настоящему осознал степень произошедших во мне перемен, поскольку не спал ни во вторую ночь, ни в третью, ни в последующие. Ты, несомненно, считаешь такой опыт мучением, когда не можешь даже заснуть, но это было не так.

Единственным мучением была мысль о том, что Кассандра не приходила навестить меня. Возможно, Гошал просто не разрешал ей, но я не мог избавиться от ощущения, что она даже не пыталась этого сделать.

Я чувствовал, что остался один.

Или почти один.

После инцидента с мечом Ниме не разрешили видеться со мной, но ему разрешили готовить для меня еду и приносить ее к двери. В таких случаях я ненадолго виделся с ним - трижды в день - и разговаривал. К вечеру третьего дня после моего возвращения он принес известие, что Кассандра освободила комнату рядом с моей и переехала в заброшенную каюту на "Гаделике".

"Думаю, ей просто нужно время подумать", - сказал Нима. "Вы же знаете, какая она… игнорирует все, пока не решит для себя..."

"Я знаю, какая она", - мрачно сказал я и взял поднос, который он мне принес.

"Простите, что нет ничего лучше, доми, - сказал Нима, кивнув на еду. "Нам пришлось выпрашивать еду у Экстров. Мы уходили в такой спешке… на борту нет ничего, кроме брома и того, что может вырастить секция гидропоники".

Я положил еду на стойку буфета. Стоя на некотором расстоянии от двери - так, чтобы не видеть людей Холдена, - я кивнул: "Уверен, все чудесно", а потом: "Ты отдохнул, Нима?"

"Я?" Слуга улыбнулся. "В этом нет необходимости, доми. Позвольте мне покружиться вокруг вас". Он сделал жест, обозначающий движение по кругу.

"Если увидишь Кассандру, - сказал я, глядя на тарелку с рыбой и зеленью, которую Нима выпросил у людей Лориана, так и не видя ее, - передай ей, что я хотел бы ее видеть".

В течение нескольких дней он был моей единственной компанией, и ему приходилось стоять в коридоре.

На шестой день дверь открылась, и я понял, что что-то изменилось. На буфете стоял поднос с обедом, но он был недавно съеден. Нима должен был вернуться только через несколько часов.

Я сел на кровати, прогоняя почти сон, пришедший на смену сну.

Я ожидал увидеть Энрика Гошала или Эдуарда, ожидал даже Кассандру.

Но это был Анназ.

Черноперый хилиарх замер в дверях. "Башанда, - воскликнул он, отсалютовав одним когтем на кончике крыла. "У меня приказ доставить тебя. Мы отправляемся на большой корабль".

Я перекинул ноги через край кровати и поднялся. "Китуун Анназ!" кивнул я ему, просияв. "Я понимаю, что отчасти должен благодарить тебя за побег моей дочери с Форума".

"Только отчасти", - прохрипел человек-птица, покачивая головой. "Ишан Ирчтани сыграл лишь небольшую роль".

"Но я все равно благодарен тебе".

Анназ покачал головой. После минутного молчания он сказал: "Полусмертный".

Я напрягся. В устах колона это слово приобрело другой смысл. Анназ не видел, как я умирал, но любой, кто знал меня до смерти, мог заметить перемену, которую произвела во мне смерть.

"Тебя действительно нельзя убить?"

"Честно говоря, не знаю", - ответил я.

Человек-птица окинул взглядом легионеров, стоящих по обе стороны от моей двери, и перепрыгнул через порог. Он поднял чешуйчатую руку и коснулся ею меня. "Ты победил смерть", - сказал он.

Я посмотрел на него, чувствуя, что ксенобит хочет что-то сказать.

Как поступил бы мой отец, я подождал, пока он скажет.

Анназ заговорил, но запинаясь. "Среди моего народа - на Иммузе - говорят, что Угаанвали уже близко".

"Угаанвали?" спросил я, хотя к тому времени уже достаточно знал основной язык ирчтани, чтобы догадаться. Я узнал корень слова, означающего "борьба".

"Великая война", - сказал Анназ. "Говорят, что ваша война - это Великая война. Война, в которой погибнет даже Смерть. Говорят, что ветры Хакааро утихнут, что сам Хакааро расцветет, что Ишаны Ирчтани станут как боги. Как ты".