Беспощадная истина
Шрифт:
К тому времени я уже несколько лет лечился у различных психиатров. Цель лечения заключалась в том, чтобы обуздать некоторые мои наклонности, в том числе стремление к разрушению, благодаря которому я стал «Железным Майком». «Железный Майк» принес мне слишком много боли, слишком много судебных исков, слишком много ненависти общественности, клеймо насильника и социально опасного элемента № 1. Каждый удар, который я получил от Льюиса в последних раундах, ослаблял этот имидж, эту рисовку, этот выпендреж. И я сам был готов принять участие в его окончательном уничтожении.
Так продолжалось восемь раундов. В восьмом раунде я получил сильный удар с правой и упал. У меня
После боя Джим Грей взял у нас совместное интервью. Во время интервью Эмануэль Стюард, тренер Леннокса, перебил Грея.
– Я остаюсь одним из самых больших поклонников Майка, – сказал он. – Еще начиная с его боя с Родериком Муром, я получил массу острых ощущений. Мы все были просто восхищены. Он – самый впечатляющий боксер в супертяжелом весе за последние пятьдесят лет.
– Парни, вы не испытываете сожаления, что этот бой не состоялся много лет назад, когда вы, Майк, были в своей лучшей форме, и вы, Леннокс, также были не так потрепаны? – спросил Грей.
Когда Леннокс начал отвечать, я стер кровь с его щеки.
Он сказал:
– Боксеры-тяжеловесы созревают в разное время. Майк Тайсон был зрелым тяжеловесом в девятнадцать лет. Ничто не стояло на его пути, и он в то время властвовал во всем мире. Но я был похож на хорошее вино. Я пришел позже, выждал, когда настанет мое время, и вот теперь властвую я.
– Майк, а вы не сожалеете, что этот бой не состоялся несколько лет назад?
– В нем тогда не было смысла. Я знаю Леннокса с шестнадцати лет. Я его безумно уважаю. Все, что я говорил про него, предназначалось только для рекламы поединка. Он знает, что я люблю его самого и его мать. И если он считает, что я не люблю его и не уважаю, тогда он просто псих.
– Так вы говорите, что вели себя подобным образом только для того, чтобы было продано побольше билетов, и что это не отражало ваших истинных чувств? – казалось, Грей был потрясен.
– Он знает, кто я и что я не могу проявить к нему неуважения. Я уважаю этого человека как брата. Он великолепный, потрясающий боксер.
Мой короткий жест, когда я вытер кровь с щеки Леннокса, был отмечен всеми спортивными журналистами. Они считали, что я стал героем, потерпев поражение. И впервые многие из них за чисто внешней стороной, кажется, увидели во мне человека. Почти.
«Тайсон – это отвратительная личность. Это насильник и бандит. Вряд ли вы хотели бы, чтобы телефон вашей дочери оказался в его записной книжке. Однако сейчас презирать его будет немного сложнее», – писал мой недруг в журнале «Спортс Иллюстрейтед».
Как только бой закончился, я получил полное право вернуться к своим порокам. Я познакомился с привлекательной доминиканской девушкой по имени Луз. Она пришла на мой поединок с Льюисом с другими парнями, и мы стали проводить время вместе. Она жила в Нью-Йорке в Восточном Гарлеме, и в ту осень я переехал к ней. Я оказался в прежней обстановке: заброшенные здания, наркоманы на улице, чуваки после передозы, толстая леди, толкающая вниз по аллее коляску с младенцем, который уже под дурью, ниггеры с пивом, палящие друг в друга. Извините, это как раз моя стихия.
Ничего хорошего в том, что я вновь оказался в своей стихии, не было, но раз я уж там оказался, мои чувства обострились. Я снова был параноиком, постоянно настороже, постоянно ощущал угрозу. Переехав в Восточный Гарлем, я вновь стал Майком из Браунсвилла. Люди кормили меня. Я бесплатно получал наркотики. Я начал тусоваться по наркоманским притонам.
Как
я очутился там? Сначала я поприветствовал ублюдка: «Дай пять!» Затем я позволил ему сфотографироваться со мной. А потом я очутился там, в наркоманском притоне, где голые женщины упаковывали порции «кокса». Как же я очутился там? Я нюхал «кокс», а этот человек говорил: «Нет, это дерьмо только для тупых крэкнутых ниггеров. А вот это медицинский кристаллический кокаин. Ты должен попробовать это, папашка».Я попробовал порцию этого дерьма, и у меня, блин, потемнело в глазах.
Затем я пошел в ресторан, который был на углу, и они бесплатно накормили меня. Я попробовал рис и бобы, меня также угостили спиртным, хотя было еще раннее утро. Подъехали некоторые мои приятели-гангстеры, которые хотели повидаться со мной. Они были на «Роллс-Ройсах» и других дорогих машинах.
– Что, мать твою, ты тут, с этими сучками, делаешь? – спросил один из них. – Приезжай жить в моем доме.
– Нет, мне здесь хорошо, ниггер, – ответил я. – Это моя женщина, мне здесь хорошо.
– Майк, тебе следует опасаться этих ниггеров, – предупредил он.
– Нет, приятель, это хорошие люди, – сказал я ему.
Я тусовался с этими людьми, понимая в глубине своего сердца, что в тот момент являюсь их частичкой. Я ощущал себя именно так. Потому что в гетто все было по-другому: здесь меня могли бесплатно накормить, дать мне наркотики, позаботиться обо мне. И если со мной что-то случалось, я шел туда, к этим людям. У меня были свои недостатки, но люди в моем районе понимали мое состояние.
В то время я общался сразу, по крайней мере, с двадцатью девушками. Иногда они пересекались, и тогда я принимал на себя удар. Кто-то, с кем я встречался, слышал, что я был с кем-то еще. Можно было бы решить, что надо выжить из ума, чтобы поднять руку на Майка Тайсона. Но когда они сердились, им было на все наплевать. Они били меня, царапали мне лицо. А затем, когда вроде бы все уже было позади и все успокаивались, я знакомился с очередной девушкой, мне ударяла в голову такая блажь, и опять все становились злы, как черти, и все начиналось по новой.
13 января 2003 года мой развод был завершен. Моника получила дом в Коннектикуте, свой дом и 6,5 миллиона долларов из моего будущего заработка. В перспективе она должна была получить залоговое право на мой дом в Лас-Вегасе. В тот момент она была настроена ко мне довольно враждебно, но, когда я обеспечивал ее необходимыми средствами, у меня не было повода для беспокойства. Ведь я был парнем с улицы, и я был готов башлять на улице.
Хотя моя душа больше и не лежала к боксу, мне все же надо было как-то зарабатывать. Я поручил Шелли организовать мне 22 февраля поединок с Клиффордом Этьеном. За неделю до боя я пошел сделать себе татуировку, которая стала затем притчей во языцех. Я обратился с просьбой набить мне рисунок на лице к татуировщику С. Виктору Уитмиллу, известному под псевдонимом Парадокс. Я ненавидел свое лицо и, в буквальном смысле, хотел обезобразить его. Я предложил набить по всему нему миниатюрные сердечки. Это не было какой-то уловкой, чтобы сделать себя более привлекательным для женщин. Я просто хотел спрятать свое лицо, замаскировать его. Но Виктор отказался делать это. Он сказал, что у меня вполне нормальное лицо. Взамен он предложил этнический рисунок племени маори, и я обещал подумать насчет него. Чем больше я думал об идее сделать на лице татуировку, которая использовалась воинами для наведения в бою ужаса на своих врагов, тем больше она мне нравилась. Поэтому я согласился.