Беспощадная истина

Она согласилась. И с тех пор я не пил и не вынюхал ни одной дорожки «кокса».

У нас по-прежнему были финансовые проблемы. В феврале мы поехали в Европу, где у меня было публичное выступление в Англии и встреча с общественностью и прессой во Франции. В Швейцарии мне заплатили за то, чтобы я пришел в один крупный клуб и просто потусовался там. Но сначала мы поехали в Италию, где я появился на их переложении «Танцев со звездами». Вначале я колебался, но они увеличили гонорар, а нам были нужны деньги. Когда Кики увидела мою партнершу, она осталась не слишком довольна. Это была привлекательная итальянская девушка, которая изо всех сил кокетничала со мной. Я как-то стал доставать из кармана свои сигареты, но она сказала: «Позвольте, я помогу вам», и я разнервничался, когда она дотронулась до меня. Кики могла наблюдать за нашими репетициями из-за двустороннего стеклянного зеркала, и я чувствовал, как она смотрит на меня через стекло. Я начинал потеть, девушка пыталась своей рукой вытереть мне пот, и это был полный атас. Эта юная леди была мне совершенно не интересна, но я представлял себе, какие мысли сейчас проносятся в голове у Кики с учетом того, как я раньше себя вел. Все, однако, закончилось благополучно: мы отработали свой номер и представили его, не оконфузившись.

Вернувшись в Штаты, я принял участие в съемках телесериала «Красавцы» в качестве приглашенной звезды. Некоторое время назад, разговаривая в одном из клубов в Лас-Вегасе с Джейми Фоксом [347] , я встретил там Джереми Пивена [348] , однако я тогда был слишком под кайфом, чтобы подойти к нему поздороваться. Спустя некоторое время мне позвонили и сообщили, что меня хотели бы пригласить на съемки в качестве одного из клиентов Ари Голда, который жалуется, что у него недостаточно работы. Это была смешная эпизодическая роль, в кадре должны были появиться еще двое моих детей, так что для них это было здорово.

347

Джейми Фокс, настоящее имя Эрик Марлон Бишоп (род. в 1967 г.) – американский актер и певец.

348

Джереми Сэмюэль Пивен (род. в 1965 г.) – американский актер и кинопродюсер, в телесериале «Красавцы» играл роль Ари Голда, одного из главных персонажей.

Все актеры, вся съемочная группа была просто замечательной, и мы очень сблизились с создателем сериала Дагом Эллином. У Кики и ее брата появилась идея для телесериала, основанная, в общих чертах, на истории боксера, похожего на меня. Она поделилась ей с Дагом, и тому она понравилась. Телесериал «Красавцы» уже завершался, и он искал другой проект. Даг нанял сценариста с хорошим опытом, они подготовили пробу для телекомпании HBO и пригласили режиссером Спайка Ли. Сериал назывался «Да Брик», он наделал много шума, но в конце концов HBO отказалась от него.

В июле меня на платной основе пригласили на кинофестиваль в Казахстане. Мы планировали после этого совершить паломничество в Мекку. Непосредственно перед нашим отъездом Кики узнала, что она снова беременна. Мы с ней обсудили вопрос относительно второго ребенка, и я подумал, что для меня было бы хорошо находиться вместе с Кики в течение всего времени ее беременности. Последний раз у меня не получилось сделать это, поскольку она была в тюрьме.

Однако на фестивале все пошло шиворот-навыворот. Мы были там на премьере фильма братьев Вайнштейн, на которую пригласили некоторых знаменитостей. Перед тем как оказаться на красной ковровой дорожке, мы с Кики серьезно поссорились, затем между нами произошла еще одна ссора на коктейле перед фильмом. Поэтому сразу же после демонстрации фильма Кики вернулась в отель и прошла в номер своей матери.

Я вошел в номер несколько минут спустя.

– Послушай, нам нужно расстаться, ясно? – сказал я ей.

– Хорошо, я согласна, – ответила она.

Кики поискала, какие были рейсы обратно в Штаты, и нашла один через несколько часов. Мы не пробыли там и дня, но она взяла Милан и свою мать и улетела домой. Я действительно, считал тогда, что наш брак вряд ли сохранится.

Тем не менее, я все же решил совершить паломничество. Вместе со мной находился мой бывший сокамерник Фарид, он тоже был мусульманином, поэтому на следующий день мы отбыли в Мекку. Я с нетерпением ожидал хаджа, хотя не был настоящим мусульманином в буквальном смысле этого слова. Я родился католиком, моя мать была католичкой. Хотя мой отец и не был особенно искушен в этих вопросах, но он был из Южных баптистов [349] и настоял на том, чтобы я, мой брат и моя сестра крестились. Мне было десять лет, когда меня повели креститься. Это выглядело так: все возлагают на тебя руки и восхваляют бога, а ты должен потерять сознание. Я отказывался терять сознание.

349

Южные баптисты – члены Южной баптистской конвенции, крупнейшей протестантской организации в США, объединяющей более 16 миллионов американских баптистов, преимущественно в южных штатах.

– Если ты не теряешь сознание, что означает, что в тебе дьявол, – сказала моя тетушка.

– Я не собираюсь, блин, терять сознание, – настаивал я на своем.

– Послушай, если ты не потеряешь сознание, это будет означать, что в тебе дьявол, и тогда тебя свяжут и бросят в костер, – пригрозила моя сестра.

– Что? – поразился я.

Как только священник дотронулся до меня, я тут же упал, как подкошенный.

Мой брат с сестрой ходили в маленькую католическую школу-развалюху. Думаю, что тоже ходил туда, но в памяти у меня осталось только то, как монахини кричали на меня. Мы не были какими-то там суперкатоликами, но я в основном делал все, что мне велела мать. Если совершишь зло, то будешь гореть в аду вечно. Ешь тело Христово, пей «Кулэйд» [350] . Я был просто бедным черным ублюдком, ожидающим, когда можно будет хлебнуть «Кулэйд». Я просто знал, что церковь была местом, куда можно прийти помолиться Богу, чтобы другие дети в районе перестали меня колотить.

350

«Кулэйд» – растворимый порошок для приготовления фруктовых прохладительных напитков; в данном случае – несколько кощунственная игра слов, поскольку в переводе с английского языка выражение «пить «Кулэйд» («to drink the kool-aid») означает также «слепо верить чему-то, зачастую опасному».

У меня ушло не так много времени на то, чтобы уяснить, что все этобыло лажей. Священник, которого я знал в наших бедных кварталах, одевался лучше всех, имел самую шикарную машину и трахал всех жен, сестер и дочерей в округе. И все они обожали его. Священник был самым уважаемым человеком во всей округе. Мы обсуждали его и смеялись над ним, но когда он велел нам куда-нибудь пойти и что-нибудь сделать, все делали это. Он обладал такой властью. Мы знали, что он был грязным ублюдком, но когда он приказывал: «Марш!», мы все исполняли. Потому что в глубине души мы знали, что, если бы у нас была такая же власть, мы бы поступали точно так же.

Меня спрашивают, пошатнулась ли моя вера в Бога от того, что погибло много моих друзей. Это не так. В большинстве случаев, если кто-то из моих друзей погиб, то из-за того, что сам хотел убить кого-то или же каким-то другим образом совершить насилие над кем-то. Это являлось неписаным правилом игры. Рискуя жизнью, ты в любой момент можешь совершить ошибку и потерять ее.

Весьма забавно, как я пришел к исламу. Когда я был молодым, я со своими приятелями, бывало, бил и грабил на улице мусульман. Мы ненавидели их.

– Мать твою, ты говоришь всю эту х… ню, словно какой-то иностранный ниггер! – возмущались мы.

А сейчас Бог дал мне именно это. Мы всегда становимся теми, над кем мы смеемся. И в один прекрасный день настанет и моя очередь. Кто-то будет вымещать злость на мусульманах и надерет мне задницу.

Я был очарован исламом, наблюдая за мусульманскими парнями в тюрьме. В заключении я стремился расти, и мне всегда нравилось слушать людей и получать от них знания. Мне нравилось изучать основы ислама и становиться их сторонником, начинать любить весь мир и всех Божьих тварей. Вот почему я перестал убивать ястребов и соколов. Раньше я стрелял в них и ставил на них ловушки, когда они прилетали за моими голубями. Но потом я понял, что они тоже Божьи твари. Это был тот путь, который Бог предначертал им. И если вы любите Аллаха, вы должны любить и всех Его тварей. Подозреваю, что многие мусульмане верят, будто бы это сатана создал свинью, но я думаю, что даже свинья – это творение Аллаха, поэтому и ее вы должны любить. (Это не значит, что вы должны ее есть.)

Вот таким образом я изучал ислам, увлекался им и начинал постепенно исповедовать его. Это не было для меня каким-то откровением. Просто я постепенно приходил к пониманию того, что мусульманин – это тот, кем я и был. Я поступал со всеми так, как хотел бы, чтобы поступали со мной. То, чего я хотел для себя, я хотел и для всех тех, кто мне нравился. Когда я впервые стал изучать ислам в тюрьме, я был настроен ко всему очень враждебно, и я стал слишком радикальным мусульманином. Я был излишне вспыльчив и жесток и привнес эту вспыльчивость и жестокость в свою религию. Ислам – это не религия войны, это религия гуманности. Вначале я этого не понимал. Я был настроен враждебно ко всему. Если вы не верили в то, во что верил я, значит, вы были врагом. Я просто был ожесточен на весь мир. Но затем я пошел дальше, кое к чему присмотрелся, кое-что изучил, кое-что узнал – и понял, что это был не тот путь, по которому следовало идти. Вот почему я стал более смиренным, более покорным – потому что ислам учит именно этому. Ислам – это любовь, мир и покорность. То, что вы тихо повинуетесь, – не демонстрация вашей слабости, просто вы смиряетесь таким образом перед лицом Бога.

Из ислама я узнал, что у всех нас свои собственные отношения с Богом. Бог не намерен отправлять кого-либо в ад за мои ошибки. Таким образом, только Богу и мне предстоит решать вопрос о моем спасении. Если разобраться, то все религии говорят о том, что мы должны любить своего ближнего. Мои детишки любят Рождество. Разве я скажу им, что это плохо, что это языческий праздник, что мы не будем отмечать христианские праздники? Нет, я не скажу им этого. Вместо этого я говорю: «Давайте возьмем елочные игрушки и будем отмечать Рождество каждый день». Они знают, что я Санта-Клаус. Если им нравятся рождественские колядки, это прекрасно. Кроме моей семьи и моей матери, все, кого я знаю, либо христиане, либо иудеи. Если я обойду здесь, в городе, десять домов, не думаю, что в каком-либо из них окажется мусульманская семья. Но когда я иду молиться, все там – мусульмане.