Беспощадные клятвы

Я чувствую, как в глубине живота сжимается желание, как кровь теплеет при воспоминании о его похотливом взгляде, как я вижу, как он сопротивляется желанию выйти на сцену и сделать все то, что проносится у него в голове. Он тоже был великолепен, из тех мужчин, которые, если у них нет особых желаний, обычно не приходят в такие места, как "Пепельная роза". Ему не нужно было тратить такие деньги, чтобы затащить девушку в постель. У мужчины, который так хорошо выглядит, обычно есть причина, чтобы купить девушку, а явный дискомфорт, который я видела на лице рыжеволосого, убедил меня, что он был с гостем за покерным столом.

Это также означает, что я больше никогда его не увижу.

Я не должна чувствовать прилив разочарования, который охватывает меня при этом, или позволять своим мыслям блуждать по поводу того, что может случиться, если он вернется. Я чувствую, как сжимаюсь и пульсирую при мысли о том, что он останется один, вижу этот голодный взгляд вблизи, вижу, как по его телу пробегает напряжение потребности. Я легко могу представить его связанным на спине на мягкой скамье, раздетым догола…

Между моих ног снова вспыхивает жар. Я быстро выключаю воду и тянусь за полотенцем, внезапно испытывая желание лечь в постель с этим образом, все еще заполняющим мои мысли. Голая я прохожу в спальню, открываю ящик тумбочки, где хранятся мои игрушки, и окидываю взглядом то, что там лежит.

Как выглядит его член? Я пытаюсь представить себе его толстый гребень, упирающийся в ширинку и жаждущий освободиться. Я выбираю тот, что почти на грани слишком большого, член, который будет немного напряжен. Я представляю, как он привязан, этот толстый член торчит у него из бедер, губы сжаты, а я дразню его пальцами, поглаживая вены. Умоляй меня взять его, сказала бы я ему, нависая над ним, достаточно близко, чтобы мое возбуждение капало на него, горячее и влажное, дразня его тем, как близко тугое удовольствие моей киски к головке его члена, облегчение просто вне досягаемости. Скажи мне, как ты хочешь раздвинуть меня своим большим членом. Если ты будешь достаточно хорошо умолять, может быть, ты сможешь вставить кончик. Думаю, он будет сопротивляться. Я представляю себе это сопротивление, вину на его лице за то, что он думает о том, чтобы говорить со мной таким образом, что он хочет этого, когда я стою на коленях в центре матраса, нависая над толстой игрушкой в моей руке, когда я представляю это. Он старается не говорить этого, мольба на его лице становится намного заметнее, когда я едва трусь своей влажной киской о кончик, достаточно, чтобы горячее возбуждение охватило его чувствительную плоть, и он стонет и извивается, пытаясь насадиться на меня, но он связан, не в состоянии поднять бедра настолько, чтобы почувствовать это тугое давление там, где ему это нужно больше всего…

Поток желания, проходящий через меня, застает врасплох даже меня. В последнее время, когда я играла с собой, это было скорее для того, чтобы уснуть, чем для чего-то еще. Я не представляю никого конкретного, с тех пор как Николай женился, и чувствую себя виноватой за то, что так вспоминаю наши совместные времена. Это было больше похоже на почесывание зуда, облегчение потребности в еде, сне или питье. Но сейчас…

Я хочу мужчину из бара. Я даже не знаю его имени, понятия не имею, кто он такой, чем занимается и что с ним связано, но меня терзают фантазии о том, что он голый и в моей власти, что с его толстого члена капает сперма, он дергается от каждого прикосновения, что его полные, мягкие губы приоткрыты в мольбе, чтобы я гладила его, сосала, трахала его. Я представляю, как выгибаюсь над ним, тру пальцами свой клитор так, как делала это на сцене, дразню его, представляя, какое шоу я устрою сегодня вечером, и провожу пальцами по его губам, чтобы он почувствовал вкус.

Одни мужчины хотят, чтобы их трахали мамочки после длительной мольбы, другие заводятся на отказе, на просто недоступной дразнилке, от которой они иногда кончают, даже не прикоснувшись. Я не знаю, каким из них был бы он, черт, я не знаю, нравится ли ему это вообще, но я представляю его умоляющий голос, когда он наконец сдается, умоляя побыть хотя бы минуту в моей киске, что это все, что ему нужно, и как я скольжу вниз мучительно медленно…

Я опускаюсь на игрушку, громко задыхаясь, сжимая ее, пальцы другой руки обхватывают мой скользкий, пульсирующий клитор, когда я ввожу игрушку дюйм за дюймом, представляя, как лицо мужчины искажается от удовольствия, его тело дергается от наручников, удерживающих его, его бедра отчаянно дергаются, не в силах двигаться. Я представляю, как контролирую каждый дюйм его удовольствия, как скольжу вверх по его длине, снова нависаю над ним с его членом, блестящим от моего возбуждения, и прошу его умолять меня снова, если он хочет еще один удар. Я могла бы долго мучить его таким образом, по одному медленному толчку за раз, позволяя ему дергаться и беспомощно подергиваться в промежутках, получая достаточно удовольствия, чтобы он оставался твердым, но недостаточно, чтобы он кончил.

Может, я бы позволила ему, а может, и нет. Конечно, кое-что будет зависеть от его конкретных желаний, но это моя сегодняшняя фантазия, и в моей голове я слезаю с него, заставляя его думать, что я собираюсь оставить его таким, твердым и пульсирующим, вены на его члене выделяются, пока он не задыхается и не умоляет, а затем я даю ему свой рот, обхватывая губами только головку и посасывая, пока он не закричит от удовольствия, разрываясь между моих губ…

Все мое тело напрягается, я наваливаюсь на игрушку, откидывая голову назад и вскрикиваю, пальцы быстро теребят мой клитор, когда я чувствую, как оргазм проходит через меня, в освобождении, в котором я не знала, что нуждалась до этого момента. И в тот момент, когда я кончаю, в моей голове проносится странная мысль — образ того, как он смотрит на меня сверху, когда я высасываю из него оргазм, слова прорываются в меня с неожиданной силой.

Проглоти всю мою гребаную сперму, и я не стану наказывать тебя, как только освобожусь от наручников. Я никогда не получала удовольствия от подчинения. Не так. Но слова впиваются в мой мозг, усиливая наслаждение, пока я не опускаюсь на игрушку, сжимая ее, представляя, как он пульсирует у меня во рту, эти угрожающие слова заставляют меня глотать каждую каплю, вылизывать его дочиста, пока он бормочет "хорошая девочка", и я вдруг жажду этих рук на своем теле, пробегающих по моим волосам, этих мускулистых рук, притягивающих меня к нему, пока я жду, когда он снова станет твердым, чтобы я могла трахать нас, как нам обоим нужно…

Кульминация стихает, удовольствие уходит по спирали, и, возвращаясь в себя, я чувствую странное, испуганное ощущение, сменяющее блаженство. Что со мной происходит? Я освобождаю игрушку, откладываю ее на мгновение, чтобы бедра перестали дрожать, прежде чем идти приводить себя в порядок, и трясу головой, пытаясь прогнать фантазии. После сегодняшней ночи я не знаю, почему мне так нравится представлять, что мне говорят, что делать. Я ненавижу, когда меня называют хорошей девочкой. И я не люблю обниматься, даже с теми, кого вижу вне клуба. Мне нравится мое пространство, моя независимость. Мне даже не нравится приводить со свидания партнера к себе домой, я лучше пойду к нему. Я не хочу, чтобы на моей подушке был чужой одеколон или духи, чтобы запах чей-то кожи оставался на моем постельном белье, чтобы на нем оставались чьи-то следы. Моя квартира — это мое безопасное пространство, место, которое принадлежит только мне.

Близость создает больше проблем, чем успокаивает. И я никогда не хотела, чтобы кто-то был так близок.

Больше всего я хочу свободы.

Когда-то у меня было что-то, что удерживало меня на месте. И я знаю, чего мне стоило это желание. Цена за то, чтобы нуждаться в чем-то, кроме себя, слишком высока.

И я никогда не планирую снова хотеть или нуждаться в этом.

6

ФИНН

Прошло два дня, а я все еще думаю о девушке из "Пепельной розы". Никому другому я бы об этом не рассказал. Аллан и Флинн, особенно Флинн, никогда бы не дали мне договорить до конца, и нет никого, кому бы я рассказал, что увидел девушку по найму в эксклюзивном секс-клубе и не могу выбросить ее из головы.

Я точно никому не скажу, что вернулся домой и снова дрочил, думая о том, какой вкус может иметь ее сладкая киска на моих губах, или что с тех пор каждый раз, когда я обхватываю рукой свой член, она попадает в мои мысли, как бы я ни старался думать о чем-то другом. Обычно я дрочу раз в ночь или раз в пару ночей, чтобы снять напряжение и сосредоточиться, но за последние пару дней я напрягался чаще, чем за последние годы. Практически каждый раз, когда она всплывает в моей голове, а это чаще, чем следовало бы, учитывая, что я никогда ее больше не увижу.

Мне незачем. Я не могу позволить себе членство, и я не думаю, что Флинн получит еще один гостевой пропуск. Даже если мне удастся задействовать какие-то незначительные связи, чтобы попасть внутрь, я не смогу позволить себе ее. Она останется такой, какая она есть сейчас, недостижимой фантазией, а значит, думать о ней — пустая трата времени.

Если бы только я не кончал так чертовски сильно каждый раз. Дрочить никогда не бывает так же хорошо, как трахаться, но думать о ней во время этого… чертовски близко. Что только заставляет меня удивляться еще больше…