Беспредел (сборник)

– Батя?

В лицо ему била косая морось. Никто не ответил. Клим повернулся к Макару и пожал плечами. Тот взял нож и вышел на улицу. Вскоре в черном проеме возникло его круглое лицо.

– Тут следы, на хер. Какие-то… не пойму. И ружье валяется. Сам погляди.

Оксана, булькая кровью, засмеялась. Она наслаждалась моментом. Из последних сил сдирала горло, лишь бы показать, что теперь пришел черед ее мучителей.

– А если вправду приехал кто? – спросил Макар.

Клим посмотрел на него сверху вниз, вгляделся в темноту сада. Повернул голову к Оксане.

– Мы сейчас.

И вышел.

Оксана прижала лоскут кожи к щеке, попробовала приклеить его обратно. Получилось неважно. Она поцеловала детей и встала на ноги. Комната шевелилась, хотела опрокинуть ее, навсегда оставить здесь. Но Оксана выбралась на терраску и ступила босыми ногами на сырую траву. За спиной, в саду, двигались тени. Оксана подставила лицо каплям дождя и шагнула к калитке.

Ее щека свисала ниже подбородка, но боль не мешала идти. Дождь смывал кровь, приклеивал футболку к телу. Холодало. Оксане было все равно, в какую сторону двигаться, поэтому она выбрала лесную дорогу. Там сквозь гряду деревьев просвечивали огоньки.

Оксана размышляла. Кто-то мог застрять на дороге так же, как она. И прямо сейчас ждать помощи. Люди, самые обыкновенные, нормальные люди, а не деревенские выродки.

Огоньки приближались. Оксана еле передвигала ноги, увязая в слякоти, но шла из последних сил. А за ней по лесу шел кто-то еще. Теперь в этом не было сомнений. Если там, в саду, многое можно было списать на воображение или тени, то сейчас Оксана четко видела продирающуюся сквозь деревья фигуру.

Огоньки сложились в один большой костер на обочине. От него шел смрадный запах, валил черный дым. Оксана хорошо знала полыхающий внедорожник, этот идиотский «кенгурятник» она бы не перепутала ни с чем. Из салона на нее смотрела троица обугленных трупов. Значит, не так хорошо она все продумала. Ее бы нашли. Не одни, так другие.

Сзади ударил свет фар. За шумом грозы Оксана не услышала трактор. Она села на дорогу и протянула руку к огню, к теплу.

Рядом зачавкали сапоги.

– Эй, шлюха вовседырочная! Ты куда сбежала, на хер? На цепь захотела?

Лесной черт прятался от огня, Оксана видела его за кругом света. Он переходил от дерева к дереву и наблюдал.

– Видал, Макар, ситуация? Невеста есть, а пожениться не успели.

Макар обошел Оксану, присмотрелся к изуродованному лицу в отблесках пламени, к грязным до самой задницы ногам.

– Страшная как смерть, – заключил он. – Я только если сзади.

Клим сходил к трактору и вернулся с веревкой. Бросил ее Макару.

– Вот тебе вместо цепи. Подвесим, как псину бешеную. Не в грязи же ее оприходовать.

– А давай!

За волосы ее потащили к дереву у обочины, прямо за внедорожником. Макар перебросил веревку через сук, сделал петлю. Накинул ее на шею Оксаны и затянул. Клим вздернул невесту – не слишком высоко, чтобы пальцы ног немного не доставали до земли, – и перевязал ствол.

Она перебирала ногами в воздухе, цеплялась за веревку. Даже после перенесенного ей все еще хотелось жить. Оксана поняла это только сейчас, оказавшись в петле. Она хлопала глазами и по-рыбьи ловила ртом воздух. Лесной черт шагнул ближе.

В спину уперлось волосатое пузо, толстые пальцы стерли жижу между ног. Макар взял ее за бедра, приподнял. На мгновение стало легче дышать. Спереди ее ухватил Клим. Он запрокинул голову и оглядел исчезающие в темноте верхушки деревьев, сделал глубокий вдох.

– Хорошие места здесь. Дожди всегда дороги размывают, и никто никуда не ездит. Все сидят и ждут. Вот мы и ходим в гости.

В анальное отверстие воткнулся член. Макар засопел, работая тазом. Клим сунул два пальца Оксане во влагалище и выгреб грязь. Невеста болталась на виселице, словно марионетка на ниточках, и только насильники не давали ей умереть сразу. Каждое их движение либо дарило кислород, либо затягивало петлю.

В лесной чаще хрустнула ветка. Оксана встрепенулась, попробовала подтянуться на веревке, чтобы увидеть, как-то позвать… Клим проследил за ее взглядом, покачал головой. И Оксана все поняла. Он задрал футболку ей на голову, чтобы не смотреть на покалеченное лицо. Сдавил грудь медвежьей лапой, раздвинул половые губы и медленно ввел член.

– В этих краях нет черта, – шепнул он на ушко. – И бога нет. Есть только я с Макаром да наш полоумный Батя. Он давно ничего не может, зато очень любит смотреть.

Оксана опустила руки и перестала сопротивляться. За спиной от удовольствия захрюкал Макар, взбивая кровавую пену в ее заднем проходе. Клим рывками проталкивал остатки грязи во влагалище. Оксану разрывали надвое. Мокрая футболка на лице загородила ее от леса, где стонали деревья. И где прятался тот, кто очень любит смотреть.

Рассвета Оксана так и не увидела.

Николай Романов

Мясной танк

…Старая слюнявая мразь, что ты пялишься? Меня трясет от твоих желтых больных глаз. Я чувствую вонь твоего мокрого языка, я чувствую вкус твоих соплей и засохшего пота, я чувствую немощь твоих грязных ног. Ты сплошная невыносимая мерзость. Ты полуживой трухлявый улей. Ты знаешь, что я о тебе думаю, и все равно пялишься на меня…

Старуха вцепилась узловатыми пальцами в редкие доски забора, словно мумия Анки в гашетку ржавого пулемета, и продолжала что-то дребезжать.

Эта сука жила через две трассы от моего участка. Постоянно выползала из своей засратой хибары, в которую не сунулся бы даже конченый вафлер, кое-как добиралась до калитки и лезла с расспросами к прохожим.

…Мразь, я не для того перебрался в вашу вонючую деревню, чтобы слушать твои бредни, чтобы видеть твои грязные ногти. Ненавижу. Ненавижу тебя. Всех вас ненавижу. Чего ради я, как дебил, остановился на полпути к дому и слушаю эту долбаную тортилу? Сука, погода ей не та. Сука, дорогу ей размыло. Сука, антенна не ловит. Сука, сука, сука…

Я стоял и слушал. Шею сводило от ее блеяния.

Сдохла бы ты прямо сейчас.

Я переложил тряпичную сумку из одной руки в другую.

Полупрозрачная сопля просочилась сквозь мокрое дно и дотянулась до моего грязного кроссовка. Лимфа с кровью, наверное. Ну или что там из отрезанной башки может течь. Их там в сумке целых две. Последние слюни или еще какая херня.

Солнце жарило, будто мартен. Лето – любимое время кретинов.

Старуха заткнулась, я воспользовался моментом.