Бессердечные изгои. Падший враг

Пол не был ангелом, но и не был злодеем. Кроме того, он любил меня, я знаю точно. И он никогда никак не показывал, что Грейс даже просто нравилась ему. Скорее наоборот. Очень часто я ловила себя на том, что упрекала его, когда он обвинял ее в эгоцентризме и любви к роскоши, когда он возвращался с работы.

«Никогда не встречал кого-то невыносимее. Этот Корбин, похоже, обожает мучения. Все, что она делает, это ноет и требует», – так он обычно говорил о ней.

Последние несколько месяцев я пыталась собрать все воедино, чтобы понять причину, почему Пол был в самолете вместе с Грейс. Правда ли им было по пути? Или все дело в измене? Я вспоминала наши разговоры, осматривала его вещи в нашей квартире, пытаясь найти улики.

Я все еще не нашла никаких доказательств измены. Ничего, что бы дало мне повод подозревать. Все, что у него хранилось дома, было безвредным: альбомы с фотографиями, безделушки, его коллекция марок, подписанные бейсбольные футболки.

Иногда мне приходила мысль позвонить тому напыщенному созданию, Арсену Корбину. Уверена, у него уже были все ответы на мои вопросы. Несмотря на все его многочисленные вопиющие недостатки, он выглядел как находчивый человек. Тот, кто отлично играет в догонялки.

У меня не было сомнений, что он выяснил все, что возможно, о причинах, которые заставили Грейс и Пола сесть в один самолет, который забрал их жизни.

Но я не могла позволить себе попросить его о помощи. Вот если бы он сам пришел ко мне, то это был бы совсем другой разговор. Разве это не было бы нечто?

Тупая боль пронзила мой лоб. Я перестала копаться в телефоне и позвонила маме. Рита Толес всегда каким-то чудом умудрялась поднять мне настроение, даже если оно было ниже плинтуса.

– Моя ириска! – она чуть ли не завопила от восторга. – Мы с твоим папой только говорили о тебе. Он сейчас рядом со мной. Твои уши горели? Он спрашивал, помню ли я, как ты однажды померила мои туфли на каблуках в детстве и сломала лодыжку. Конечно, я помню! Это я везла тебя в больницу, пока ты плакала и кричала так, что было слышно даже на небесах.

У меня до сих пор был шрам на лодыжке в качестве доказательства.

– Урок был хорошо усвоен. Никогда не носить больше каблуки, – произнесла я с задумчивой улыбкой.

– Кроме дня твоей свадьбы, – напомнила она. Мое настроение снова упало. Все дороги вели к Полу.

– Это были туфли на платформе, мам, не каблуки. И я надела их только на роспись.

Пол и я обвенчались в моей местной церкви в Малберри-Крике. Потом мы выпили всю бутылку бурбона в месте проведения свадьбы и танцевали всю ночь босиком. Когда он увез меня на медовый месяц моей мечты в Таиланд, я забралась в самолет в пижаме, которую он заранее положил и купил для меня, мои ноги все еще были грязными после танцев. Он гладил их у себя на коленях, пока я не заснула во время долгого перелета. Еще одна причина, по которой Пол был удивительным. Внимательный и всегда заботливый.

Кроме тех случаев, когда он таким не был.

– Лиззи придет сегодня на ужин. И знаешь, Джорджи тоже всегда здесь. Так что я готовлю персиковый пирог, – рассказала она мне о моих сестрах.

– Блин, хотелось бы мне быть с вами, – не сдержалась я.

– Ох, но ты можешь! Просто прыгни в самолет и прилетай к нам.

– Кстати, об этом… – На секунду я замолчала. – У меня есть новости.

– Что такое, ириска?

– Я получила работу! Новая роль. Я буду Ниной из «Чайки»! – проговорила я, набрав в легкие воздух и приготовившись все рассказать.

Воцарилась тишина. В какой-то момент я подумала, что потеряла сигнал.

– Правда? Бродвей и все в этом духе? – папа очнулся первым.

– Не совсем Бродвей. Но это признанный театр на Манхэттене, – вздрогнула я.

– Как долго будет идти спектакль?

– Год.

– Как мило. – Мама прочистила горло, в ее голосе звучало разочарование. – Это… Точнее, это то, что ты хотела. Я рада за тебя.

Краем глаза я вижу коричневые дома Браунстоуна, в которых находилась моя квартира. Ноги стали будто свинцовыми. Я знала, что расстроила родителей, которые думали, что я потеплела к идее вернуться домой. Довольно большая часть меня хотела вернуться обратно. Но эта роль важна по многим причинам. Одну из них я не могу произнести даже вслух.

– Перестаньте. Вы заставляете меня краснеть из-за вашего волнения, – пробормотала я, но в моем голосе не было и доли укора. Как бы ни было мне больно это признавать, я их понимала. Они хотели направить меня, помочь встать на ноги. Присматривать за мной, пока я рядом.

– Я просто не думаю, что это хорошая идея, ты там совсем одна, – тяжело вздохнув, проговорила мама. – Может, мне приехать? Всего на пару денечков? Приготовлю тебе персиковый пирог? Я не буду мешаться тебе под ногами. Не волнуйся. Твоя старушка еще может развлечь себя сама.

– Не надо, мам, – умоляла я; паника охватила меня. – Я в порядке. Честное слово.

* * *

Наша квартира, точнее, видимо, теперь моя, была современной и с двумя спальнями. С открытой кухней, откуда открывался вид на горизонт Манхэттена с восточной стороны и, как это любили называть риелторы, изюминкой квартиры. Я любила все в этом месте. Стеганые кожаные табуретки у черного гранитного островка на кухне, произведение искусства, которое мы выбирали с Полом на маленьких блошиных рынках во время нашего медового месяца. И самое главное, квартира все еще была пропитана его присутствием. Наполненная обещанием, что он может вернуться в любой момент.

Что он распахнет входную дверь с его яркой улыбкой телеведущего шоу и произнесет: «Милая, я дооома!»

Чуть ли не собьет меня с ног, крепко поцелует и спросит, как дела у его любимой.

Его беговые кроссовки все еще были у порога. Его зубная щетка все еще стояла в чашке на нашей раковине, щетинки все изогнуты, как у одуванчика. Пол чистил зубы чуть ли не до крови.

Меня успокаивало то, что его йогурты все еще были в холодильнике, рассортированные по уже просроченному сроку, хотя я понимала, что они не должны стоять там. А его запасные контактные линзы все еще лежали около крана у его раковины в ожидании, когда их наденут.

Поэтому я не хотела, чтобы родители приезжали ко мне. Я не должна хранить все эти мелочи. Ежедневные безделушки, которыми он больше не может пользоваться. Его таблетки в оранжевых баночках, очки для чтения на тумбочке вместе с открытой газетой, которую он читал, вместе со статьей, которую он никогда больше не дочитает. Статья «Добыча на дне моря» продолжала смотреть на меня.

Журнал «Нью-Йоркер» был виной нашего ужасного прощания.

В последний раз, когда я видела его, мы поссорились.