Бессилие и ужас в театре кукол

— Помогаешь ему? Че-е-го? — возмутилась Полина. — А мне ты ни разу в жизни не помог. Да это просто подлость!

— Я всегда говорил, что подлец. Хотя тут ты, конечно, врёшь. Я же только и делал всегда, что помогал тебе!

— Может быть, хе…

— Но и не суть, понимаешь, он такой же, как я. Может, всем кругом кажется, что мы другие, но нет, мы… будто бы один человек, пошедший немного разными путями. Так или иначе, а он достал мои самые потаённые и жуткие мысли и вынес их на свет. Это ужасает и невероятно привлекает.

— Даже не буду спрашивать, о чём это ты, всё равно не ответишь.

— Правильно.

— Так что ты делал для него?

Сотин посмотрел на свою подругу, улыбнулся и произнёс: «Завтра увидишь. Совершенно точно увидишь». Несколько минут они просидели в молчании, пока Поля вдруг не вскочила со своего места.

— Как же вы меня бесите оба! Из себя выводите, — сказала она. — Ну как это только возможно, а? Раз начал говорить, то договаривай.

— Зачем ты позволяешь нам себя бесить? — приподняв правую бровь, удивлённо спросил Костя. — Да и вообще влиять на тебя… я этого не понимаю, бред какой-то.

— А разве не должна?

— Позволишь несколько перефразировать Эпиктета? — задал вопрос Сотин и тут же продолжил, не дожидаясь ответа. — Если бы кто-то вручил твоё тело кому-нибудь из окружающих, то ты бы возмутилась, а то, что ты доверяешь свой разум чуть ли не случайному встречному, тебя не беспокоит?

— Может быть, ты прав… с другой стороны, разве ж вы случайные знакомые?

— На вот, почитай на досуге, — Костя вдруг достал из своего рюкзака потрёпанную книжку, озаглавленную «Энхиридион», и протянул её Полине. — Там много интересного.

— Ой, да отстань ты! Ну каждый раз! Каждый грёбаный раз одно и то же, всё ты мне суёшь эту книгу, это уже просто смешно.

— Да ладно, не каждый раз.

— В том-то и дело, что каждый! Да когда я только из психушки вышла, ты вместо приветствия тупо протянул мне эту книжку со словами: «Держи, прочтёшь. И у тебя глаза на рыбьи похожи, приведи себя в порядок»… Серьёзно? Рыбьи? — она скептически и насмешливо посмотрела на Сотина. — Стой, а правда рыбьи, что ли?

Костя закатил глаза, после чего встал из-за стойки, и они уже вместе пошли наружу. На дворе стояла тёмная ночь, и завтра должно было быть весело.

4

Приехав домой, Марк почти сразу лёг спать. Однако после первого часа сна, всё ещё находясь в сновидении, мальчик скинул с себя одеяло, а затем тяжело задышал. На его лбу выступили капли пота. Его конечности задрожали. Холодный ночной воздух, проникающий в комнату через плохо закрытое окно, колючей плетью обдавал его тело. Посиневшие губы сжались и скривились, ноги задёргались, намереваясь сбежать куда-то. Вдруг он закричал во всю глотку и вскочил с кровати. Широко распахнутые глаза стали безумно бродить по тёмной комнате. В воздухе стоял запах гнилой рыбы.

— Нет… спать больше нельзя. Нельзя, — прошептал он в ужасе, дрожа всем телом и с ужасом вспоминая образы из сновидения.

Поутру он, как обычно, отправился в школу. Настроение его было самое что ни на есть мрачное, да и вид он имел крайне растрёпанный, а потому привлекающий внимание.

— Ты вообще сегодня спал? — незадолго до начала урока спросил его сосед по парте.

Марк злобно глянул на одноклассника и задумался. Его взгляд стал медленно спадать вниз, а затем резко, будто выстрел, рванул высоко вверх.

— Нет! — отрезал он, а затем тихо, но очень напряжённо продолжил. — Я не спал уже несколько дней, кажется. Но мне больше не нужен сон. Ваш чёртов сон… это бред, он необходим только жалким, жалким существам наподобие тебя. А я — человек! Нет, я сверхчеловек, мне не сдались ваши ничтожные потребности, такие гадкие: еда, сон, секс — тьфу! Как же жалко, как ничтожно… — говорил Марк тихим, торопливым голосом, проглатывая и не проговаривая слова.

— Тебе бы к врачу, — удивлённо и опасливо ответил мальчик.

— Шуе.

— Чего?

И в эту секунду Марк залился несдерживаемым и больным смехом, раздирающим горло. Скоро прозвенел звонок, учитель вышла к доске, а Юмалов всё продолжал смеяться. Толстая и неприятная женщина ждала, пока он прекратит, глядя на мальчика с ненавистью и неприкрытой злобой. Когда же он, наконец, закончил и вытер с щёк слёзы, его чуть снова не захлестнуло волной смеха: учительница смотрела на него таким надменным взглядом, в котором явно читалось мнимое превосходство и презрение к юноше. Это было просто уморительно — его ненавидели!

Начался урок. Женщина подошла к доске и стала выводить на ней слово «Мечты», а затем несколько раз с усилием зачеркнула его.

— За-по-мни-те! Тернии почти никогда не доводят до звёзд! Запомнили? За-по-мни-те! И мечты — это хорошо, но не переусердствуйте, а то во взрослой жизни вам будет тяжело! Тя-же-ло! Запомнили?

Пока учитель говорила это, Юмалов сидел и выстукивал на парте ритм известной песни да покачивал в такт головой.

— Слушай, — прошептал Марк, немного задумавшись, своему соседу по парте, — а делает ли песню хуже то, что её слушают все? Если смотреть на это под более оригинальным углом, то да. Мне кажется, что она действительно становится хуже.

— Хм, — парень призадумался, а затем хмыкнул, — а если все вокруг занимаются сексом, то ты, что ли, не будешь этого делать? Он от этого станет плох?

— Ну, вообще-то я так и делаю, ну… то есть не делаю, — ответил Марк.

— Оу…

— Ага.

— Да?

— Именно.

— М-м, ну…

— Да.

— Ну, ладно.

На том их разговор и кончился, и следующие минут десять урока они сидели в тишине. Затем сосед Марка обернулся и стал довольно громко говорить о чём-то бессмысленном с людьми, сидящими позади них. Скоро шум на задних партах заметила и учительница. Как обычно не став разбираться, она решила, что болтал Юмалов. Это всегда так бесило, когда на него вешали не его проступки, но никогда он не осмеливался перечить гласу взрослых, считая, что это будет просто глупо: у них слишком большая власть в школе, и, выступив против них, ты не добьёшься ничего, кроме проблем.

— Юмалов! Я тебе не мешаю? — раздражённо крикнул она.

— А знаете… вообще-то мешаете.

— Тогда можешь выйти, тебя никто не держит, — покраснев от переполняющей её тучное тело злости, и став похожей на плотный стручок перца, сказала женщина.

Улыбнувшись и опустив голову вниз, Марк поднялся из-за парты и стал неторопливо собирать учебники, но на пол пути остановился. Немного задумавшись, он выпустил рюкзак из рук, тот с грохотом упал на пол. Перешагнув через выпавшие книжки, мальчик пошёл к выходу из класса, но, вновь задумавшись, остановился. Марк повернулся в сторону учителя и заметил на её лице выражение такой неописуемой и даже животной злости, перешедшей уже все адекватные границы, что в этот раз он-таки не сумел удержаться от смеха. «Какая же ты нелепая», — сквозь смех проговорил он, но тут, совершенно внезапно, его исказило чувство скребущего, невыносимого презрения. Скривив рожу, он схватил парту из первого ряда и с силой швырнул её прямиком в учителя. Та вскрикнула и закрылась руками, благо парта пролетела чуть в стороне. Марк же, развернувшись, спокойно вышел из класса, тем не менее все ещё чувствуя, как его периодически трясёт от волн презрения и желчи.